Жаворонок - Энтони Макгоуэн

потасовках, я всегда Кенни побеждал — начинал его щекотать, и он сдавался и умолял перестать, а то сейчас описается. Теперь он прижимал меня к земле раньше, чем я успевал добраться до его тощих рёбер.

— Хорошо, — ответил я.

И правда, в шапке, перчатках и шарфе мне стало очень хорошо. Так хорошо, как будто меня обняла… Ну, в смысле, как бывает, когда тебя обнимают.

4

Мы с Кенни болтали на ходу, а Тина обнюхивала всё, что можно было обнюхать. И писала почти на всё, что торчало из-под снега, но потом у неё не осталось чем писать.

— Никогда не ешь жёлтый снег, — сказал я Кенни.

— И не собирался, — ответил Кенни. — А интересно, если пописать на совсем сильном морозе, струя замёрзнет в воздухе?

— Не знаю. Наверно. Хотя постой. Я смотрел передачу — то ли про Сибирь, то ли про какое-то ещё холодное место. Там дядька лил из чайника кипяток, и он превращался в сосульку. Значит, и твоя струя тоже заледенеет.

— Вот бы попробовать, — сказал Кенни. — Чтобы струя на лету заледенела…

— Но если ты в Сибири вытащишь свою штуковину из штанов, она замёрзнет и отломится, как сосулька, — сказал я.

— Не отломится! — испугался Кенни.

— Отломится, даже не сомневайся. Но если слом получится ровный, штуковину ещё можно будет пришить обратно. Или приклеить суперклеем.

— Суперклей — это фигня, — сказал Кенни. — Отец приклеил мне им подошву на ботинке, а она сразу обратно отвалилась. Этот суперклей ничего не склеивает, только пальцы.

— Совершенно верно, — согласился я. — Он только на то и годится, чтобы склеивать пальцы и отломанные штуковины.

За таким весёлым трёпом и прошло у нас какое-то время.

Несмотря на то что всё вокруг засыпало снегом, держаться тропы было очень легко. По обеим её сторонам тянулись каменные изгороди, и даже там, где их не было, она заметно выделялась среди полей. Посередине и по краям тропа была повыше, а немного отступая от самого края, шли две ложбинки. Это было похоже на колеи от колёс, но вполне возможно, что их протоптали тысячи ног, прошедших здесь за несколько последних столетий.

Тут и там попадались овцы — они или жались к изгородям, или улепётывали от нас, показывая свои перепачканные навозом задницы. Вообще-то улепётывали они скорее не от нас, а от Тины, которая каждый раз норовила их облаять.

Не уверен, что она могла сделать овцам что-нибудь плохое, но ей явно не терпелось задать им жару. Мне кажется, собаки вообще не очень правильно оценивают собственные размеры. Я читал, что из всех животных только шимпанзе и дельфины умеют узнавать себя в зеркале. Как-то раз учёные ради эксперимента помазали нос шимпанзе красной краской, и та, когда посмотрелась в зеркало, увидела, что у неё испачкан нос, и вытерла его. Все остальные животные думают, что в зеркале они видят другую собаку, ну или кого-то ещё. Так что совсем не исключено, что Тина считала себя размером с волка.

От размышлений о том, как можно переоценивать свои силы и как постараться этого не делать, меня отвлёк Кенни.

— Как-то всё не то. Может, пошли домой? — сказал он.

— Сейчас дойдём до деревни и сядем на автобус. Тут вроде рукой подать.

Едва я это сказал, снег повалил с новой силой. Я посмотрел на Кенни — до сих пор я не замечал, как он замёрз. На нём были свитер, джинсовая куртка, джинсы и уже успевшие промокнуть кроссовки — от метели в холмах они спасали плохо. Из красного носа тонкой струйкой стекали сопли, Кенни то и дело утирал их тыльной стороной задубевшей ладони. Он ёжился и сутулился внутри своей куртки, чтобы холодная ткань не касалась тела, но греться таким образом — всё равно что пытаться наесться одним супом.

Какой же я идиот! Это была моя обязанность — позаботиться о Кенни. И вот как я о нём позаботился. Я должен был всё предусмотреть, быть ко всему готовым…

Я размотал шарф, стянул шапку и перчатки. В тот же миг холод набросился на меня, как крыса на сыр.

— На, — сказал я. — Надень и не ной.

Вообще необходимость одеваться потеплее была для Кенни страшным наказанием, таким же, как когда его заставляли есть овощи. Но сейчас, с недоумением взглянув на протянутые ему вещи, он их у меня взял. Шапку и перчатки он надел сам, а я помог ему обмотаться шарфом.

— Без тебя справлюсь! — огрызнулся он и отскочил в сторону.

Тина смотрела то на него, то на меня и не понимала, что происходит.

Потом Кенни буркнул:

— Пасиб. — И, помолчав, добавил: — Теперь ты замёрзнешь.

Я пожал плечами:

— Да не. И давай, пошли. Осталось немного.

5

Я оказался не прав. Через двадцать минут нелёгкого пути мы по-прежнему были не пойми где. Тропа всё это время шла вдоль вершины вытянутого высокого холма, и мне в какой-то момент даже показалось, будто мы ходим кругами.

— Кенни, остановись, — сказал я. — Давай посмотрим по карте.

Я вытащил карту из кармана, но не удержал застывшими руками, и она упала на снег. Кенни поднял её и протянул мне. В перчатках руки у него согрелись, но действовал он ими не слишком ловко. Я нашёл на карте тропу и попытался сообразить, докуда мы по ней дошли. Потом я вспомнил про телефон, про то, что на нём установлены карты Гугл и по ним можно сориентироваться.

Сигнала, разумеется, не было. Тогда я снова принялся изучать бумажную карту.

— Мы можем вернуться туда, где слезли с автобуса? — спросил Кенни.

— Без понятия, — ответил я. — Хотя может быть. По крайней мере, мы знаем, куда идти.

Но я ни за что не хотел возвращаться той же дорогой. Это означало бы сдаться, признать, что дурацкие холмы и дурацкий снег оказались сильнее нас.

Я ещё раз всмотрелся в распечатанную карту. Наша тропа делала большой крюк. Судя по карте, нужная нам деревня располагалась сразу же за холмом, в обход которого мы шли.

— У меня идея, — сказал я.

— Какая?

— Мы срежем путь. Через вершину холма. — Я показал пальцем вверх по склону и присвистнул, мол, сначала вверх, потом вниз. — Что скажешь?

Я думал, Кенни будет обеими руками за, но он посмотрел на меня странным отсутствующим взглядом.

— Там наверху совсем тухло, — сказал он. — И нет тропы. Вдруг мы