Одинокое дерево - Мария Папаянни

знаешь, – заметила она позавчера, – что Деспина в жизни не видела карту? И думаю, ее просто потрясли мои слова о том, что Земля круглая. Зато она все тебе расскажет про каждый камень в Кофине.

Симос попытался на своем скудном английском объяснить ей, что никто здесь – за исключением его отца и еще нескольких человек, работавших в море, – вообще не покидал деревню. Так они привыкли. Здесь были их занятия, их семьи. А денег у них никогда не водилось в избытке.

– А ты? – заинтересовалась Ундина. – Тебе никогда не хотелось путешествовать?

Симос неопределенно кивнул. Ундина не сдавалась.

– Ты разве не хочешь увидеть Африку, Париж, Мексику?

Симос снова кивнул.

– Хочу, – ответил он, а сам подумал все то же: с появлением Ундины мир стал больше.

В поисках Ундины Симос увидел мчащегося ему навстречу Маркоса и приготовился к ссоре. Тот, пылающий и красный, несся так, будто его преследовали. Симос подумал, что вдруг ему повезет и Маркос просто промчится мимо без остановки, но тот бросился прямо к нему.

– Сим, я тебя искал. Я понимаю, что тебе это покажется странным, но мне нужно срочно найти отца Григориса.

– Снова насчет подношений будешь приставать?

– Нет, кое-что поважнее. Ты мне поможешь?

– Откуда мне знать, что ты не врешь? Ты точно хочешь впутать меня во что-то.

– Нет, даю тебе слово.

Симос смотрел на него и пытался по взгляду понять, правду ли слышит. Он никак не мог выбросить из головы зверства, что Маркос учинил с Манисом.

– Даю тебе слово, говорю же, – повторил Маркос. – Помнишь, как мы были маленькими? Помнишь, мы тогда стояли на часах и караулили, не покажутся ли на море пираты? Помнишь нашу клятву? Вместе стоим – ни шагу назад…

– …черных корсаров отправим в ад! – воскликнули уже они вдвоем.

– И что, на горизонте появились черные паруса корсаров? – язвительно поинтересовался Симос.

– Кое-что похуже. И не на горизонте, а в самом сердце деревни. Ты мне поможешь?

– А у меня есть выбор? Клятву же дал, – отозвался Симос, смягчившись.

– Тогда бежим. У меня есть идея, где мы можем найти отца Григориса.

Маркос и Симос мчались вперед, а время мчалось вместе с ними – только в другую сторону. Они вернулись в детство и стали не разлей вода, как раньше, когда состязались в беге, футболе и всем прочем. Задыхаясь, мокрые от пота, они остановились глотнуть воздуха. Чуть поодаль, на дороге, ведущей к морю, они увидели Одинокое Дерево – оно сияло и мерцало как маяк. На его ветках сверкали и переливались полумесяцы, кораблики с поднятыми парусами, развевающимися вымпелами и сигнальными флажками.

– Подношения! – закричали оба.

Никто и никогда не видел, чтобы столько кораблей бороздило ветви деревьев. Само море бы им позавидовало.

В тени кораблей

Когда в ночь на Воскресение ударили колокола, первые верные увидели отца Григориса – он ждал у входа в церковь. Всем уже было известно про великое чудо, про то, что подношения обнаружились на ветках дерева.

– Ты видал? – повторял один другому. – А мы-то напрочь про него позабыли и больше не устраиваем праздников в его честь!

И один другому напоминал, как пировали они некогда в тени раскидистых ветвей. Так все и сговорились отметить пасхальное воскресенье вместе – на другой день, за пределами деревни.

Погода была прекрасной, солнце – щедрым на тепло, так что приготовления начались с самого рассвета. Мужчины чистили окрестности и вместе с детьми собирали для костра опавшие ветки олив и прочий хворост. Вокруг костра они положили камни квадратом и поставили между ними вертела с насаженными кусками баранины.

– Мясо мы лишний раз не переворачиваем, – разъяснял кир-Фомас мальчикам, которые были у него на подхвате, – только когда оно уже занялось с одной стороны. Потому-то мы и называем его антикристо[8], супротивным. Супротив огня мы его устанавливаем, а не над ним и не под ним.

Мальчикам не терпелось сбежать и поиграть в мяч, но кир-Фомас продолжал наставления:

– И помните, что правильное антикристо мы только солью присыпаем. Много крупной соли требуется. Но никаких других специй. Даже перцу там делать нечего. Поняли?

– Да, барба-Фомас, даже перцу там делать нечего, – прокричали мальчишки и стремительно исчезли, пока он снова не нашел для них работы.

Каждое семейство бросило свои покрывала на землю, а поверх них расстелило скатерти. Женщины распаковывали тюки и добывали из них тысячи чудес: пироги, фаршированные тыквы, свежие артишоки, улиток, сыры и мытые овощи. Дети носились и играли в прятки и салочки, пока взрослые поднимали первые бокалы. Все наперебой приглашали друг друга присесть у их покрывала и угоститься. Бокалы пустели все быстрее и быстрее, а общее настроение становилось все веселее и веселее. Уже и музыкальные инструменты достали, и песни начались. То тут, то там вспоминали о кир-Фомасе, который самопровозгласил себя ответственным за вертела и ни в какую не соглашался оставить их без присмотра.

– Дуй сюда, Фома, пропустим по стаканчику винца, давай выпьем раки![9]– кричали ему.

– Э, друзья, я свой пост ни за что не оставлю, – отнекивался он. – Я свою первую закуску никому не уступлю.

Свою долю внимания получила и Деспина. Новость потрясла всех: Деспина уезжала вместе с Райнером и Ундиной. Она проведет с ними два месяца, а потом они вместе вернутся на лето.

– Теперь-то она поймет, что Земля круглая, хочет она того или нет. И она выучит меня говорить по-гречески лучше, чем сейчас, – щебетала Ундина, пока Симос пытался справиться с тоской, нахлынувшей из-за внезапного известия. – Ты будешь меня ждать? – спросила Ундина. Симос только кивнул, а она наклонилась и поцеловала его в щеку. – Ты – лучший мой друг в Греции и Австралии.

Каким далеким показалось Симосу лето! Нет, он был рад, что Деспина поедет с ними. Так Ундина не забудет об их крошечной деревне, когда вернется в свою страну.

Когда все было съедено и выпито, а танцевать никто больше не мог, все растянулись на земле. Они смотрели на корабли, что покачивались в ветвях Дерева, и каждый думал о своем. Только Виолета продолжала рассказывать истории детям, которые завороженно слушали ее.

Фото вытянула руку и коснулась Стратоса. Она опасалась, что серебряные корабли поднимут настоящую бурю в его душе и море увлечет его обратно, а ей останется только прыгнуть со скалы и разбиться о камни. Но Стратос, видимо, думал о другом:

– Видишь, как красиво могут плыть