Страшные сказки с Чёрного корабля - Крис Пристли

Намеки Теккерея на то, что я не так храбр, как он, потому что остался с семьей, пробудили во мне дерзость. Я встал и вышел из кладовки им навстречу.

– Могу ли я вам помочь, джентльмены? – сказал я. – Мой отец только что ненадолго отлучился, но он займется вами, когда…

– После того происшествия местные не приближаются к трактиру, – продолжал первый, не обращая на меня ни малейшего внимания.

– Ах, да, – сказал второй. – То происшествие. Все случилось именно здесь, Хью?

– Я вынужден настаивать! – сказал я громко и шагнул к ним ближе, сжав кулаки и разозлившись на них донельзя за такое вопиюще презрительное отношение. Теперь ко мне подошла и Кэти.

– Да, – сказал Хью. – Я подумал, тебе будет интересно проникнуться обстановкой. Я ведь знаю, Монтегю, как тебя привлекают подобные вещи.

– Они не слышат нас, – сказала Кэти. – И не видят.

– И нашел их твой отец? – спросил Монтегю.

– Почему они не видят нас, Итан? – спросила Кэти, в равной степени напуганная и сбитая с толку.

– Я не знаю, Кэти, – ответил я.

– Да, – сказал Хью. – Мне всегда казалось, что это свело его в могилу раньше времени. Он так и не простил себе.

– Но, судя по тому, что ты мне рассказывал, ему не за что себя корить, – сказал Монтегю.

– Он считал себя обязанным рассказать, что пьянство отца семейства вышло за грань обычного алкоголизма и свело его с ума. Все-таки он был их врачом. – В глазах Хью теперь стояли слезы. – Отравить собственных детей, Монтегю… Каким нужно быть человеком, чтобы совершить подобное?

– Сумасшедшим, Хью, – сказал Монтегю. – Как ты и сказал.

– Верно.

– Пусть они замолчат, Итан, – сказала Кэти. – Пожалуйста, пусть замолчат.

Я шагнул еще ближе к Хью и хотел было ткнуть его в грудь, как вдруг он резко повернулся и подошел к стульям, на которых мы сидели, когда слушали рассказы Теккерея. Он прошел прямо сквозь меня.

– Итан! – закричала Кэти, хватая меня за руку. – Что происходит? – Но я и сам не знал. – Они что, привидения?

– Как он это сделал? – спросил Монтегю.

– Ты имеешь в виду, как он их отравил? – сказал Хью. – Аконитом.

– Аконитом? – переспросил Монтегю, будто желая сохранить в памяти каждую подробность.

– Да, – сказал Хью. – Это довольно распространенное растение. Aconitum napellus. Возможно, ты знаешь его под названием «монаший клобук» или «волчья пагуба».

– Волчья пагуба? Хм… Это такие синие цветы на длинных стеблях?

– Они самые, – сказал Хью. – Цветы, конечно, красивые, хоть и мрачноватые, но листья и корни смертельно ядовиты.

Монтегю покачал головой. И тут мне вспомнилось, как отец маниакально выкапывал в саду цветы. Синие цветы. Я припомнил, что мать называла их волчьей пагубой… Должно быть, я невольно отгородился от этих воспоминаний стеной, но стена эта была из песка, а вода прибывала…

– Говорят, события той ночи повторяются каждый раз, когда разражается шторм, – сказал Хью.

– Такой, как только что кончился? – спросил Монтегю, глядя, как мне подумалось, на Кэти, хотя, конечно же, он не мог видеть ее.

– Да, – ответил Хью. – Отец снова отравляет детей и оставляет умирать, пока вокруг воет ветер. Уверен, что это полная ерунда.

Мы с Кэти уставились друг на друга. Странным образом меня настигло понимание того, что все сказанное – правда, что я уже знал это, но позабыл.

– Уверен? – спросил Монтегю. – Мой тебе совет: постарайся не быть слишком уж уверенным в чем-либо.

– Ты говоришь престранные вещи, Монтегю. – Хью улыбнулся. – Идем, пора возвращаться в мир живых.

– Хорошо, – сказал Монтегю, и теперь было похоже, что он глядит на меня. – Напомни мне, что сталось с отцом.

– О, он во всем признался, – сказал Хью. – Провел остаток жизни в психиатрической лечебнице. Знаешь, что особенно странно?

– Он тоже отравился? – спросил Монтегю.

– Да, отравился, – ответил Хью. – И как ты только угадал? Он украл волчью пагубу из сада при лечебнице. Они, кажется, должны были сообразить, что не стоит выращивать ядовитое растение в таком месте, правда?

– Правда, – сказал Монтегю с горькой улыбкой.

– Ужасно, если все так и есть. Если эти бедняжки – сын и дочь, которых он убил, – обречены проходить через это снова и снова.

– Да, ужасно, – сказал Монтегю.

– Интересно, как можно снять такое заклятие? – спросил Хью.

– С помощью знания, – ответил Монтегю. – Как только они узнают правду, они найдут покой.

– Тогда будем надеяться, что они ее узнают, – сказал Хью.

Я взял Кэти за руку, повернулся к ней и увидел, что в глазах у нее, как и у меня, стоят слезы. Но я думал о Резном Бесе и о том, как ужасно вечно крутиться в колесе судьбы. Уж лучше знать правду.

– Ты только посмотри на это, – сказал Хью.

Монтегю подошел, и мы с Кэти тоже. Хью рассматривал что-то на барной стойке и при этом в недоумении поглядывал на потолок.

– Что такое? – спросил Монтегю.

– Погляди-ка на эти старые монеты, – ответил Хью. – Они все мокрые, но с потолка не течет.

Это были деньги, которые оставил Теккерей.

– И погляди сюда. – Хью подошел к недавно опустевшим стульям и столу. – Видишь? Сиденье и пол тоже мокрые. А теперь погляди на эти старые книги.

Хью взял наше «Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета», и от его прикосновения книга рассыпалась в прах.

– Пойдем, – сказал Монтегю. – Довольно злоупотреблять гостеприимством этих детей.

– Этих детей? – переспросил Хью, приподнимая бровь. – Ах да, детей-призраков. Понимаю. Что ж, хорошо. Да, пожалуй, ты прав, Монтегю. От этого места у меня мурашки по коже.

Они подошли к двери и открыли ее. В прохладном ночном воздухе, который наполнил трактир, угадывалось скорое наступление рассвета. На пороге Монтегю обернулся и, коснувшись шляпы, тихо сказал: «Прощайте». Затем дверь закрылась, и мы снова остались одни. Кэти заговорила первой.

– Думаю, мы прождали отца достаточно долго, – сказала она. Она будто бы стала старше.

– Да, Кэти, – вздохнул я. – Думаю, ты права.

– Тогда, может быть, пойдем спать?

– Да. – И я с улыбкой повернулся к ней.

Взявшись за руки, мы пошли наверх, пелена, когда-то застилавшая нам взор, спала, и теперь сквозь дыры в крыше сияли звезды, а из печной трубы доносилось громкое совиное уханье.

Мы стояли рядом и смотрели на залив, и там вдалеке виднелся чернильный силуэт, очень темный и напоминающий тень корабля, на корме которого блеснул какой-то отсвет.

– Прощайте, Теккерей, – сказала Кэти.

– Да, – сказал я. – Прощайте навсегда.

Кэти легла на кровать.

– Хочешь, расскажу тебе еще историю? – спросил я.

– Нет, – ответила она. – Довольно историй. Я вдруг ужасно устала.

Я тоже почувствовал эту усталость; руки и ноги гудели точно после целого дня