Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

Жуанвиль не мог припомнить за собой ни одного греха, в чем мог бы исповедаться и покаяться, и провел оставшиеся несколько минут, размышляя, как же так несправедливо обошлась с ним жизнь. Сарацины поднялись на борт с топорами в руках. Они кричали, чтобы рыцари встали на колени. Жан де Жуанвиль, не сводя глаз со страшного лезвия, опустился на колени перед палачом. Коннетабль Кипра Ги д'Ибелин что-то отчаянно шептал уже не священнику, а Жуанвилю о своей жизни, продолжая исповедоваться. Жуанвиль машинально кивал в ответ на слова коннетабля, а сам все не мог отвести полного отчаяния взгляда от лезвия топора, который держал сарацин, ожидая, когда дадут приказ убивать христиан.

Поухмылявшись, глядя на сеньоров, приготовившихся принять смерть, сарацины убрали топоры и пинками загнали всех христиан, что находились на палубе, в трюм и там заперли. В трюме уже сидели Эмбер де Божё и граф Бретонский Пьер де Моклерк – оба болели той же лихорадкой, что и Жуанвиль, но у графа еще и прихватывало сердце, он не мог подняться уже два дня. Де Божё тоже тяжело дышал и в основном молчал, про себя перенося страдания.

Королю поставили отдельный шатер, дали еду, питье, заверили, что ему ничего не угрожает. Бейбарс сказал, что завтра он и его соратники-мамлюки от лица всего Египта начнут переговоры с королем. Действительно, на следующий день король проснулся бодрым и решительным. С галер к шатру корабля стали доставлять пленных сеньоров для участия в переговорах, но лишь тех, кто не болел. Вскоре весь шатер короля наполнили его вассалы и союзники. Они радостно обнялись, поели принесенного легкого завтрака. Людовик велел, чтобы его братья постоянно находились с ним, так как он очень соскучился по ним.

В целом тревожные ожидая от того, что теперь всем правят мятежные мамлюки, пока не оправдывались. Воспоминания о произошедшем накануне убийстве постепенно растворились в общей дружеской атмосфере и надеждах быстро договориться.

Прежде чем прибыть в лагерь при Фарескуре, король через эмиров попросил султана вызвать ему для духовных консультаций из Дамиетты Роберта Нантского – патриарха Иерусалима. На самом деле он хотел знать, как дела у королевы Маргариты, как прошли роды, кто родился, как настроения в самой Дамиетте.

Роберт Нантский прибыл как раз вовремя. Однако его сразу же схватили и объявили пленником наравне с остальными христианами. Дело в том, что патриарху выдал охранную грамоту Туран-шах, но, по восточным обычаям, если султан умирал, она уже не действовала. Старика привели в шатер к королю, но предупредили, что он уже не сможет вернуться в Дамиетту.

Роберт Нантский со слезами на глазах обнял короля и долго рассказывал ему в присутствии всех сеньоров обо всех новостях из Дамиетты. Узнав о сыне Жане Тристане, Людовик еще больше приободрился и впервые за долгое время заулыбался широко, с огромной радостью. Людовик поведал патриарху о переговорах, о четырехстах тысячах ливров выкупа и сдаче Дамиетты. Роберт Нантский передал, что королева выплатила итальянским капитанам и их людям огромную сумму, чтобы они не уплыли из города, и потому у нее нет этих четырехсот тысяч.

Это обстоятельство весьма удручило всех сеньоров, особенно короля. После полудня должны были начаться переговоры, но условия Людовика уже не могли быть такими же, как и раньше.

– Откуда мы можем взять деньги? – размышлял вслух король. – По сути, у нас есть двести тысяч ливров. Надо найти еще столько же. Если послать за ними во Францию – это будет долго. Думаю, так как мы отсюда поплывем в Акру, стоит занять денег у тамплиеров, я выплачу заем из своей собственной казны. Рено де Вишье, что скажете?

– Думаю, вы получите заем, ваше величество. Я всячески буду содействовать. Братья не могут вам отказать.

– Хорошо, тогда будем стоять в переговорах на этом. Двести тысяч и сдача Дамиетты сейчас. Двести тысяч позже, под мое королевское слово.

Мамлюки и верные новой власти эмиры собрались в шатре короля. По одну сторону сидели христиане, по другую – мусульмане, и казалось, что переговоры идут на равных, будто представители двух войск собрались, чтобы решить дела войны и мира. Несмотря на внешнюю деловитость и даже дружелюбность мамлюков, которые сложно было от них ожидать, король и его сеньоры понимали, что за шатром стоят вооруженные сарацины и Бейбарс всегда может их позвать, дабы надавить на крестоносцев.

Бейбарс сразу начал с того, чтобы убедить христиан в том, как им вообще повезло, что султан убит и они теперь ведут переговоры с честными мусульманами, заинтересованными в справедливом мире для всех. Опять же было повторено, что султан бы убил короля и всех остальных, как только получил бы деньги. Людовик не знал, верить этому или нет, но последующие факты навели на мысль, что не так уж и честен был Туран-шах.

Бейбарс сообщил: как только французский король с главными сеньорами поплыл на судах в Фарискур, все оставшиеся в лагере у Мансуры пленные крестоносцы по приказу султана были отправлены в тюрьмы Каира, что говорит о явном нарушении условий договора со стороны Туран-шаха.

Людовик задумался. С одной стороны, этот факт очень удручающий и явно египетский султан заслужил свою смерть. Тысячи христиан, оставшихся в плену, теперь находятся в более тяжелом положении, чем раньше. Но и у короля теперь нет в наличии четырехсот тысяч, какие он обещал за всех пленников. Поэтому договор с султаном на заранее оговоренных условиях не состоялся бы.

Бейбарс продолжил, сказав, что прежние договоренности с Туран-шахом уже недействительны и надо заключать новый договор с мамлюками в лице его самого. Людовик уцепился за эту нить и сразу заявил, что раз большую часть пленных отправили в Каир, то он может предложить лишь двести тысяч за всех, кто находится сейчас здесь, в Фарискуре, а за себя – Дамиетту. Оставшиеся двести тысяч за пленников в каирских тюрьмах он выплатит, когда он и его люди живыми доберутся до Акры.

Бейбарс понимал справедливость предложения. Ему необходимо было побыстрее выдворить оставшихся в Египте крестоносцев, вернуть Дамиетту, взять выкуп и заняться укреплением власти. Кто будет править страной после смерти Туран-шаха? Его мать Шаджар ад Дурр, благоволившая мамлюкам, должна править, чтобы ни сирийские Айюбиды, ни Аббасиды в Багдаде не стали претендовать на Египет. Крестоносцы разгромлены, их не стоит опасаться, зато противники на Востоке сильны и очень хотят такой лакомый кусок мусульманского мира, как Египет, для себя. Поэтому условия короля его полностью устраивали. К ним еще было дополнено, что христиане