Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

назад одержал завершающую убедительную победу. В свой лагерь Туран-шах собрал гвардию мамлюков и эмиров – завершение войны должно было пройти в обстановке гордости за победу над неверными и укрепить его позиции среди подданных.

Король был на корабле один, лишь Гийом Шартрский составлял ему компанию. Зато охраняли Людовика действительно по-королевски. Он упокоился и верил, что еще не все потеряно. Главное теперь – выкупить всех людей, а уже потом, отправившись отсюда в Акру, решать дальше, что делать. Ни о каком возвращении во Франции не могло быть и речи. Людовик представлял, как увидит жену и новорожденного ребенка, и это давало его душе дополнительное успокоение. С борта корабля, на котором он плыл, он видел на другой галере своих братьев Карла Анжуйского и Альфонса де Пуатье. Он махал им рукой, они ему. Братья придавали ему уверенности.

К галере причалила лодка, и король сошел в нее. Утки выпорхнули из камышей, когда лодка плыла к берегу. Утки пролетели низко, тяжелые от пойманной и съеденной рыбы. Но одна утка осталась на месте и громко крякала, когда король выходил на берег. Людовик счел это добрым предзнаменованием.

На берегу возвышалась башня, построенная из стволов пиний и обернутая синей тканью, в ней был проход, через который сарацины, охранявшие короля на галере, повели его к султану.

Людовик шел свободно – руки ему не связывали. За башней стоял шатер, где на столах лежало оружие – все входящие к султану должны были оставить его здесь. Так поступили и охранники Людовика. Далее возвышалась еще одна башня, через которую открылся вход в султанский шатер.

Он был большим, на персидских коврах полукругом сидели эмиры в чалмах, командиры мамлюкской гвардии, имамы, а в центре – сам султан. Перед ними на скатерти был приготовлен роскошный обед, еда возвышалась горами на золотых и серебряных блюдах тонкой восточной ковки. За сарацинской знатью, прислоненные к стенам шатра, стояли захваченные хоругви крестоносцев – с крестами, личными гербами сеньоров, за султаном находилась Орифламма, снятая с раненого Жоффруа де Сержина.

Людовик скромно остановился у входа и молчал, оглядывая присутствующих. Все сарацины сидели с длинными бородами, одетые в дорогие шелковые ткани, руки их украшали многочисленные перстни. При виде французского короля многие заулыбались и, глядя на Людовика, начали отпускать шутки.

Туран-шах поднялся с подушек и пошел навстречу своему пленнику в сопровождении драгомана. Султану было двадцать пять лет, бороду он носил короткую, черные большие глаза, черные курчавые волосы, выбивающиеся из-под тюрбана, гармонировали со смуглой кожей, пухлыми щеками и тонкими губами.

Улыбнувшись улыбкой победителя, стоявшего перед побежденным, султан сказал, а драгоман перевел:

– Приветствую тебя, король Франции, в моем шатре! Здесь собрались мои самые лучшие военачальники и друзья! Здесь мы будем говорить с тобой о мире, ибо время войны прошло.

– Приветствую вас, султан, – спокойно и с достоинством ответил Людовик.

– Почему король так скромно одет? – удивился султан. – Я же на днях послал тебе пятьдесят красивых дорогих одежд!

– Благодарю. Но я от них отказался.

– Почему?

– Я привык довольствоваться скромной походной одеждой. Вот эта – из черной тафты, присланная вами в первые дни моего плена, мне в самую пору.

– Как жаль! Как жаль! – покачал головой султан, но было видно по его довольному лицу, что ему вовсе не жаль.

– Садись к нашему столу, король, ешь, пей сколько хочешь! Ты так худ, что мне становится грустно смотреть на тебя! Оправился ли ты от своей хвори?

– Благодарю, султан, ваш лекарь знает толк в снадобьях. Я здоров. Но я привык есть мало, боюсь, что обильная трапеза только повредит мне.

– Как ты несговорчив, король! О мире ты лучше договаривался, нежели о еде и одежде!

– О мире говорить всегда лучше, нежели о еде.

– Хорошо! Тогда вот мое условие – через два дня ты передашь мне Дамиетту, там твои поверенные люди должны заплатить мне четыреста тысяч ваших золотых ливров, и в этот же день ты и лучшие люди твоего королевства, прибывшие с тобой, будете свободны.

Людовик слабо улыбнулся и кивнул головой:

– Прекрасно, султан. Так мы и поступим.

– Что же, раз король Франции не хочет с нами обедать, то пусть побудет почетным гостем! Нам надо еще обговорить детали того, как все будет проходить через два дня. Вот здесь вход в соседний шатер, подожди меня там, король, пока мы будет есть.

Людовик понимал, что такой поступок – очередное унижение, как и присутствие в сарацинском шатре захваченных христианских знамен. Ведь обед может продлиться очень долго, а король Франции будет ждать за занавеской, когда его соизволит посетить султан, но и сесть за один стол с лютыми врагами он тоже не мог, хоть, конечно, и хотел есть.

Людовик не обратил внимания на помещение, где он должен был дожидаться визита султана, и решил провести время в молитве. Однако молитвенник он с собой не взял. На нем был только нательный крест, но зато прямо перед драпировкой его помещения, в султанском шатре за спинами сидящих мамлюков, стоял высокий позолоченный крест с распятием – тоже трофей при Фарискуре. Людовик отодвинул драпировку шатра и стал шептать молитвы, зажав в руке нательный крест и глядя на большой перед собой.

Как и предполагал король, обед затянулся надолго. Султан вел неспешные беседы с тремя имамами, сидящими рядом с ним, ел, тоже никуда не торопясь, получая удовольствие от каждого куска мяса, медленно потягивал шербет. Манящие запахи вкусной еды проникали к Людовику, сбивая его с молитвы. Он действительно сбился. Взгляд его медленно сполз с созерцания распятия на мамлюков, сидящих под ним. Лица их были злые, они перешептывались, явно поглядывая в сторону, где сидел молодой султан. Вдруг король увидел, как один из мамлюков крупный, широкоплечий, с черной бородой, положил руку за пазуху и явно уцепился за рукоять какого-то оружия, выпиравшего из-под одежды.

Людовик удивился – разве не должны все приходящие к султану складывать оружие на входе? И что творит этот сарацин? Король раздвинул драпировку сильнее и посмотрел на Туран-шаха. Тот как ни в чем не бывало отхлебывал шербет из золотой чаши, наклонившись к имаму, что-то с жаром втолковывающему ему. Мамлюк – это был Бейбарс – поднялся со своего места и вынул спрятанную саблю. Туран-шах продолжал пить шербет маленькими глотками. Бейбарс прошел по скатерти, опрокидывая кувшины и блюда с едой прямо к султану. Туран-шах сначала не понял, что происходит, и хотел спросить, почему командир мамлюков с оружием, но, когда Бейбарс замахнулся на него саблей, было уже не