А за околицей – тьма - Дарина Александровна Стрельченко

– А что, поменялась бы со мной? – спросил Бессмертный, хоть и видел, что не в том настроении Обыда, чтобы смеяться. А всё-таки – вдруг ободрится.

Разозлилась. Ободрилась. Сдвинула брови, распрямила спину, стала похожа на себя прежнюю век назад. Отстранённо улыбнулась:

– Ладно. Кому что дано, кому что суждено.

Посидела, раскуривая смородиновую трубку. Пожевала дымный черенок. Задумчиво произнесла:

– Крепко в ней борется человеческое с Пламенем, сердце с Даром. А теперь, как сердце в лапах Кереметовых побывало, – тем более. – Глянула холодно, спокойно. Добавила: – Раз так цветы не помогают, в отваре, – остаётся только прямо к сердцу приложить.

* * *

Стелились вдоль тропинки дымные гроздья, неслышно ступали позади призрачные волки и скакуны. Ярина шагала, глядя под ноги. Изредка поднимала голову, силясь разглядеть солнце, но сквозь марево пробивалась только жидкая хлябь.

– И люди, и нелюди об этом знают, – говорила Обыда, отводя ветви и раскидывая посохом клочья тумана. – Кто верит, кто не верит. Кто-то Даром называет, кто-то – Силой и Словом. А мы, яги, Пламенем зовём. Лиловым и Белым, кому какое досталось. И если досталось оно не с рождения, плохо может прийтись, – вот как тебе.

Ярина наклонилась над кустом ежевики, сорвала сухую тёмную ягоду. Поднесла на раскрытой ладони к лицу.

– Вот так?

– Вот так. Силы в ягоде ещё видимо-невидимо, а кожура съёжилась, осень сок вытянула.

– И что делать?

– Ягоде не поможешь. А вот ягу оставлять с таким недугом – плохая затея. Мы с тобой, глазастая, идём на туманную тропку. Там дух и тело встречаются лицом к лицу. Они поладят – и прочее наладится.

Ярина сжала ежевику в ладони; выкатилась круглая капля, густая, вязкая.

– А если не поладят?

– Поладят. – Обыда взяла её за руку, испачкалась в ягодной крови. Глянула сверху вниз. – В Хтони не боялась, с Кереметом разговаривала, а туманной тропинки испугалась?

Ярина промолчала. Качнула головой. Кивнула.

– Вот и ӟеч, – откликнулась Обыда, но откликнулась отрешённо, будто сама загляделась на небесный туман. – Вот и ӟеч. Только, Яринка, я с тобой не смогу дальше оврага пойти. Одна… пойдёшь?

Сердце сжалось в комок. Вспомнила Обыда, как сама стояла у края оврага, всматривалась в лиловые струи на дне. Боялась выпустить руку наставницы, боялась, плакала, до тех пор боялась, пока Остромира сама не выдернула ладонь и не скрылась за стволами, оставив её на краю обрыва. А Ярина кивнула, не поднимая глаз. Окуренная смородиновым дымом, ступала она неуверенно, мягко.

Плечи свело и руки. Пересиливая себя, шагала Обыда, вела по туманной тропе Ярину. Остановилась, только когда показался впереди заросший татарником и шиповником овражный склон. Помедлила мгновенье, открыла рот объяснить, что дальше, – и тут же в овраге взметнулось пламя.

«Не успела. Не успела!»

– Ярина! Ничего не бойся! Иди на пламя, только вперёд иди, ничего не бойся! И придёшь домой.

На онемевших ногах, с тяжёлым сердцем, не оглядываясь, бросилась Обыда назад по туманной тропке. Не выдержала, обернулась у самого поворота на знакомые лесные дорожки. Ученица стояла перед лиловой стеной не шевелясь, – тонкая чёрточка, иголочка среди пламени.

* * *

Ярина замерла у самого краешка, удивляясь, как пламя не обжигает. Ветер теребил сарафан, искры кололи голые ноги, щекотали лицо. Ярина потянулась к лиловым лентам, тронула их, как шёлк, гадая, что дальше. Не было ни страха, ни любопытства.

Переступила с ноги на ногу, вздохнула про себя: холодно, поскорей бы домой. Корке обещала сахарную маковую голову – если не испечь, обидится. Но и Обыда обидится, если назад повернуть, к избе. Она сказала – вперёд, вперёд, и придёшь домой. Но как изба окажется впереди, если она сзади?

Стоило об этом подумать, как пламя разошлось, и узкая стёжка, присыпанная осенним светом, потянула за собой над оврагом, как колдовской клубочек. Ярина сделала шаг, и огонь разошёлся шире. Сделала ещё – и пламя сомкнулось за спиной. Впереди расступался лес, и деревья в нём были до самого неба, макушкой чиркали звёзды, а травы росли до плеч, белёсые в лунном блеске. Ярина втянула запах, удивительный, незнакомый – ягод каких, что ли? – и осторожно пошла вперёд, будто по болоту, как учил Вумурт: легонько ступай; проверяй сначала, потом наваливайся. Легонько, как пёрышко.

Из-за стволов выглядывали звери, и были это не медведи, не зайцы с Ближних полян, не коровы, не козы с Обыдовых выпасов, не дымные волки, не кони Утра, Ночи и Дня. Незнакомые звери. Молчаливые. Чужие.

Крупная птица задела перьями щёку, устроилась на плече. Ярина покачнулась под тяжестью, но не упала, так и шла дальше, клонясь на один бок, чувствуя, как когти царапают кожу. Ничего не бойся, сказала Обыда. Ничего не бойся.

Тропа делалась всё мягче, всё выше становились деревья, и наконец Ярина вышла на поляну. Там плясал костёр, какого она никогда не видела – ни на дворе у Обыды, ни в воршудах. Немного походил на тот, где русалки на новую луну жгли папоротник, обращаясь в эхо и в птиц. А больше всего напоминал цветок: с лепестками, со стеблями, с нежными листьями – крохотными, отрывавшимися, улетавшими в небо.

Ярина несмело подошла ближе. Едва ступила в круг света от цветка-костра – тяжесть на плече растаяла; маленькая птичка вспорхнула и нырнула в огонь. Брызнули искры, Ярина ахнула. Где-то далеко, по ту сторону Леса и света, ахнула Обыда.

– Остромира, помоги девочке! Не сдюжит сама!

Ярина огляделась, робко кивнула теням и тварям между деревьев: среди первых уроков яги было – уважай Лес, всякую пичугу уважай, всякую песчинку приветствуй. Не зная, что делать, чего ждать, потянулась на тепло костра. Он грел, но не жёг. Ярина удивлённо поднесла руки ближе – ласково, мягко закололо пальцы, будто и не огонь вовсе, а подогретая колодезная вода с запахами лютиков, дёгтя, лебеды. Ярина придвинулась ещё ближе, щурясь на золотистый костёр. Огонь-цветок один за другим разворачивал бархатные лепестки: с белой прожилкой, с лиловой, с чёрной каймой, с золотой сердцевиной. Не трещал – пел. Не жёг – звал. Ярина осмелела и шагнула прямо в пламя.

– Здравствуй, глазастая, – вышла навстречу из огня сгорбленная старуха, черноглазая, незнакомая. Вышла, распрямилась, сбросив годы, глянула остро – насквозь прожгла. Вытянула руку и положила Ярине на плечо. – Айда, раз пришла.

Ярина беспомощно оглянулась на мрак леса. Твари меж стволов зашипели, подбадривая. Ветерок донёс:

– Иди, глазастая моя, шагай за ней следом…

Чужая яга подтолкнула её в спину, повела за собой в огонь.

Велик ли был костёр