Зима, любовь, экстрим и хаски - Женя Онегина

хреново. На помощь подруге приходит Зоя, и уже вдвоем девчонки регистрируют заезд.

Я решаюсь подойти к Ангелине и Анжелике. И только тогда замечаю, что нос у Лики покраснел, а глаза и губы заметно припухли.

С трудом сглатываю застывший в горле ком и здороваюсь непривычно хрипло:

– Добро пожаловать в “Медвежий угол”, девчонки!

– Даниил, – ехидно произносит Гела, даже не повернув мою сторону головы. – Мне кажется, ты позвал нас сюда, чтобы уморить. Сначала на кухне не оказывается сицилийских апельсинов, потом крыльцо засыпало снегом… Это я еще могу понять. Зима и все такое. Но кошка, Царевич! Как такое вообще могло случиться?

– Какая кошка? – бормочу я, уже зная ответ.

– Рыжая, Царевич! – кричит Лика. – Рыжая кошка сидела в номере на кровати. На подушке, Царевич!

Я смотрю на Зою. Та только пожимает плечами. Кошек в “Медвежьем углу” я вроде бы встречал только на улице.

– Вам сейчас же заменят номер… – говорю я только для того, чтобы не молчать.

– Мы сейчас же уезжаем домой! – сообщает Гела, но продолжает сидеть в кресле.

– Номер уже заменили, – докладывает Ольга. – Кота с территории изгнали, первую помощь оказали. Теперь вот чай пьем…

– А уехать сегодня не получится, – добавляет Артемий. – Снегопад. На шоссе фуры буксуют. А у нас тепло. И я тортик испек. С апельсиновым желе…

Затаив дыхание, я жду.

Все ждут.

До вокзала добраться, конечно, можно. Только вот стоит ли?

– На ужин сегодня форель на гриле с запеченными в фольге овощами, – сообщает Артемий куда-то в сторону. – И комплимент от отеля – пломбир с шоколадной крошкой и морошкой.

– И коньяк, – зачем-то добавляю я.

– И коньяк… – соглашается Ангелина. – По рукам.

Лика собирается возмутиться, но Артемий подносит ей стакан. Мне почему-то это не кажется хорошей идеей, но отступать некуда.

– И номер давно готов, – сообщает Ольга. – А вечером сауна и чан с видом на реку.

От этого Лика отказаться конечно же не может.

– Зоя, спроси маму, можно ли после приступа аллергии на кошек в баню? – шепчу я, зажимая Воронцову у ресепшена.

– Конечно нельзя! – сквозь зубы рычит на меня девчонка. – Это я и без мамы знаю! Царевич, немедленно пусти!

Где-то за моей спиной фыркает Катька. И я тут же представляю, как Юля закатывает глаза.

– А что нам тогда делать?

В ответ она упирается мне в грудь кулачками и щерится не хуже Лаки. Я смеюсь и отхожу в сторону, пропуская ее вперед.

Зоя переводит дыхание, широко улыбается и приглашает:

– Я провожу вас до эко-хижины, а Даниил пока принесет ваши чемоданы.

– Царевич, тебя повысили по носильщика? – хохочет Юлька.

И я не знаю, на кого злюсь больше – на нее или вредную Воронцову.

Хижина, особенно панорамное окно во всю стену с видом на реку, производит на Катю огромное впечатление. Как и выложенное камнями кострище и чугунные лавочки с причудливым узором.

– Данька! Как здесь здорово! – восклицает она и забыв обо всем несется к реке.

Юля же недовольно хмурится. Зоя делает вид, что ничего не происходит.

– В чем дело, Зайчик? – спрашиваю я.

Но ответить она не успевает. Хаски дружно подают голос, и “Медвежий угол” накрывает дружный вой.

– Это что, волки? – спрашивает Юля.

Зоя фыркает, уже не скрываясь.

– Это хаски, Зайчик, – отвечаю я.

– И что они хотят?

– Как и все… Хлеба и зрелищ.

– Ты издеваешься, Царевич?

– Пожалуй, я пойду проверю собак, – говорит Зоя и отступает к выходу. – Вот здесь, на полке, номер телефона для связи с ресепшеном. И с кухней. Удобства вон там, небольшое здание, видите?

– Удобства? – переспрашивает Юля. – Даня, мне показалось или?

– Или, – отвечаю я и улыбаюсь. Широко так. – Походная романтика, Юлька!

– Ах романтика! – девчонка напирает, и я понимаю, что плана бегства у меня нет. И потому, когда Юля обнимает меня за талию, подставляя губы для поцелуя, я теряюсь. Совершенно глупо и по-детски. Очень вовремя звонит телефон, и Оля бодрым голосом сообщает:

– Царевич, твои экстремалы прибыли. Встречать сам будешь?

– Уже бегу! – отвечаю я и осторожно обнимаю Юльку за плечи. – Там гости…

– Ммм…

– Мне нужно идти, Юль.

Из домика я почти выбегаю, стараясь не думать о том, как хмурит брови моя заклятая подруга. А перед глазами почему-то стоит Ника. Хрупкая, нежная. И уже не моя. И мне от этого даже почему-то не больно.

По лестнице, ведущей к большому дому, я почти взлетаю. Но останавливаюсь на самом верху и смотрю, как четверо крепких мужчин разгружают пикап. У двери смущенно мнется Иван. Парни явно настроены решительно. И только тогда я понимаю, что именно они – наш реальный шанс сделать из “Медвежьего угла” охренительное место. О том, что с ними договаривался отец, я стараюсь не думать. Как и о том, как нежно к нему прижималась Ника, стоя на балконе нового офиса. С видом на море, конечно.

– Приветствую вас в “Медвежьем углу”, – громко произношу я и подхожу ближе. – Даниил Царевич, к вашим услугам.

Один из мужчин, крупный и бородатый, похожий на косматого викинга, или на Костю, протягивает мне руку.

– Святослав Ремизов. Можно просто Свят. Рад знакомству. А у вас здесь интересно, – говорит он и протягивается до хруста. – И с погодой нам, кажется, повезло.

– Буду рад показать вам базу лично. А пока пройдемте на ресепшен, чтобы закончить все формальности. Заодно расскажу, что у нас есть.

– Парни, нас ждет карельское гостеприимство! – кричит Святослав и спрашивает уже тише: – Надеюсь, нас угостят настойкой на морошке, а не элитным вискарем?

Меня прошибает холодный пот.

Но Ванька вдруг оживает и резво бежит в сторону кухни.

Глава десятая

Зоя

В гостиной большого дома было непривычно шумно. Бабушка не любила подобные сборища. А может просто люди были другие. Сейчас все иначе.

Последние гости, супруги Козловские и Маргарита, не приехали. Аэропорт закрыли из-за непогоды. Затянувшаяся метель, хоть и занесла дороги, но подарила “Медвежьему углу” свое очарование. Казалось, что теперь мы оторваны от всего мира. Но так оно и было на самом деле… Мало кто рискнул бы выехать в ночь в сторону Мурманского шоссе. В камине трещали березовые поленья, из колонок лилась Behind Blue Eyes Limp Bizkit. За столом шел неспешный разговор, и Даниил мастерски направлял его в нужное русло. Алена и Тема суетились на кухне, Костя жарил на углях колбаски из оленины. А я казалась себе ненужной. Мой дом, моя крепость, в один миг перестал быть моим. Те же стены, та же мебель. Только люди другие.

Почему-то закололо в груди,