Мама. Папа. Я - Малкольм Даффи

Тринадцать

– Мам, а расскажи про папу.

– Я тебе миллион раз говорила. – Преувеличение. – Я не хочу о нем разговаривать.

– Я просто хочу знать, кто он, и все. Все дети знают, кто их отец, даже если это был залет на вечеринке. Почему ты мне не рассказываешь?

Обычно, услышав такой вопрос, мама опускается в кресло, тяжело вздыхает или смотрит в окно. Или все это вместе. Вот и в этот раз она проделала все три действия сразу.

– Некоторые вещи лучше всего оставить в прошлом, Дэнни.

– Почему? Он что, был плохим человеком? – Я чуть не сказал «как Каллум». Не сказал. А надо было бы.

– Да, плохим, но по-своему.

– Как?

– Говорю, по-своему.

– Насколько плохим?

– Плохим – и все, – отрезала она.

Мне и нужен был «плохой» папа, настолько плохой, чтобы как-то остановить Каллума.

– Он что, преступник?

– Дэнни, я столько раз говорила, я не хочу о нем разговаривать, а ты приходишь и опять заводишь этот разговор.

– Ты хотя бы знаешь, где он живет?

– Да, знаю, но тебе сообщать не собираюсь.

Третья и последняя попытка.

– Но если у меня есть папа, почему мне нельзя с ним увидеться? Все остальные дети же встречаются со своими отцами.

Этим вопросом я достиг нужного эффекта. Она встала с дивана, подошла ко мне и крепко обняла.

– Дэнни, наши пути с твоим папой разошлись задолго до того, как ты родился. У нас были свои причины, прошу, не спрашивай какие. – Я как раз собирался. – Лучше будет, если мы оставим все как есть.

– Только ты, я и Каллум?

– Да, только ты, я и Каллум, – сказала она, выдавливая из себя улыбку.

Мой папа, должно быть, сделал что-то очень плохое, если оставить все как есть было лучшим вариантом. Я понял, что мама никогда не расскажет мне о нем, даже через триллион лет. Но если не расскажет она, я знал, к кому обратиться.

– Привет, ба.

– Эй, привет, Дэнни, сто лет не виделись, – сказала бабуля, осматривая меня с ног до головы. – Хотела сказать, мол, как ты вырос, но тут уверенности нет.

Бабушка крепко меня обняла.

– Что тебя сюда привело?

– Мой велик.

– Что-что?

– ВЕЛОСИПЕД! – прокричал я.

– А!

– Ты что, опять без аппарата, да? – спросил я настолько громко, насколько мог.

– Не-а, что-то он мне не нравится. От него уши болят.

Бабушка предпочитает быть наполовину глухой, лишь бы уши не болели. Может, ей кажется, что мы все болтаем какую-то чепуху?

– А где мама?

– Дома.

– Ее я тоже лет триста не видела. – Бабушка еще сильнее наморщила лоб. – С ней все хорошо, Дэнни?

– Кажется, да.

– А как там Каллум?

– Как обычно.

– А ты прям болтаешь сегодня без умолку, да? Заходи в дом.

Мы зашли. Дом пах точно так же, как раньше. Так пахнет в цветочном магазине. Я посмотрел на лестницу, по перилам которой обычно съезжал, усевшись на полу пальто. Взглянул на фотографии нас с мамой на стене. Как приятно было вернуться сюда.

Я пошел за бабулей в гостиную.

– Садись сюда, Дэнни, я этим ухом лучше слышу.

Я плюхнулся рядом с бабушкой на диван. У нее дома было дико чисто, и в стеклянных шкафчиках блестели разные безделушки, как в музее. Дедушка сидел в углу и смотрел в пустоту.

– Как ты, дедуль?

Он даже головы не повернул.

Бабушка улыбнулась, будто желая сказать: «Не беспокойся, сынок».

– Хочешь газировки, Дэнни? – сказала она. – Ты всегда любил газировку.

– Ага. – И тут же добавил, едва не забыв: – Пожалуйста.

Она принесла мне стакан лимонада. Было вкусно. Я почувствовал, что приближается отрыжка, но смог сдержаться. Даже глуховатая бабушка услышала бы мою чудовищную отрыжку.

– Так почему ты решил нас навестить?

– Хочу узнать, где мой папа.

Бабушку трудно назвать румяной, но весь имеющийся на щеках румянец мгновенно исчез. Выражением лица она стала немного похожа на ту девушку, чью машину пнул ногой Каллум на дороге к побережью. Бабушка несколько раз схватила ртом воздух, как будто опускалась на морское дно. Благодаря этому ее щеки снова зарозовели.

Своей покрытой пятнышками рукой она накрыла мою ладонь.

– Почему именно сейчас? Что случилось, Дэнни? – спросила она взволнованно.

– Ничего не случилось, бабуль. Я просто хочу знать, где он.

– А у мамы ты спрашивал?

– Ага, она мне ничо не сказала.

Бабушка посмотрела на меня поверх очков.

– Раз она не сказала, значит, не скажу и я.

– Но почему?

– Потому что у твоей мамы, должно быть, есть очень веские причины.

– Какие?

Бабушка почесала подбородок. На нем росли маленькие волоски, прямо как у Барри.

– Есть вещи, Дэнни, о которых лучше не знать. Возможно, однажды ты все о нем узнаешь. Но пока время не пришло.

– А минут через пять придет?

– Нет, и через пять минут не придет. А придет через несколько лет.

– Я не хочу ждать несколько лет.

– Ну что же, придется. Нужно запастись терпением.

Потом она снова положила свою ладонь поверх моей.

– Скажи маме, пусть она мне позвонит.

– Если он ей позволит, – пробубнил я.

– Что ты сказал, сынок?

– Ничего, ба. Ничего.

Четырнадцать

Иногда после школы я заходил к Эми домой. Мне там нравилось. В их доме царила хорошая атмосфера. Там я чувствовал себя в безопасности. Как будто с тобой никогда ничего плохого не случится. Возможно, все домашние просто боялись что-нибудь вытворить на глазах у Иисуса Христа, который смотрел на всех с креста из любого уголка дома.

Но я помню, что однажды мама и папа Эми на самом деле немного повздорили.

– Я сегодня вечером пойду гулять, Марк, – сказала мама Эми. – У меня в календаре это сто лет назад запланировано.

– А я собирался посмотреть сегодня матч в пабе, – разочарованно отозвался он.

– Дома же можно посмотреть.

– Это не одно и то же.

– Та же самая трансляция. Только не надо говорить, что в пабе показывают другой матч.

– Дело в атмосфере.

Я понимал, что взрослые могут спорить абсолютно по любому поводу. Мы с Эми сидели и слушали их разговор в гостиной.

– И что случится дальше? – спросил я Эми.

– Папа останется дома и будет смотреть футбол по телику.

– То есть он уступит твоей маме?

Эми посмотрела на меня озадаченно.

– Ты хочешь