Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

Если ты реинкарнировался в девочку и продолжаешь думать как мальчик, то можно посмотреть, как ты выглядишь без одежды. Но если думаешь как девочка, то ничего особенного в этом нет, и ты даже внимания не обратишь. А жаль! Я хочу сказать: пока я ничего такого с девочками делать не желаю, но это ведь удивительно, как они выглядят. И потом все равно придется делать всякое. Хочешь не хочешь. Уж лучше хорошенько подготовиться.

[Ну все, я долго сдерживалась, пока речь шла про это мерзкое подглядывание, но теперь все-таки хочу написать: мальчишки всегда так! Хотеть они ничего не хотят, но о чем только не мечтают! И подглядывают. То есть они хотят, но не осмеливаются. Ладно, Кос, рассказывай дальше. Я все уже один раз слышала, так что знаю: дальше будет смешно.]

Тут Брик распахнула дверь, и я, потеряв равновесие, ввалился к ней в комнату. Упал как подкошенный. Она переступила через меня, как через собачью какашку. [Вот это правильно. Так тебе и надо!] На Брик был черный свитер, красный она держала в руках. Я благоразумно промолчал.

По всему отелю грохотали колесиками чемоданы потерявших терпение постояльцев. Я лежал, пока не надоело. Тогда я встал и пошел вниз. Мне нельзя было ничего трогать, да и сестры меня достали, но что-то же нужно было предпринять. Я ведь обещал папе. Все-таки я же теперь хозяин в доме.

Феликс сидел в углу барной стойки и ужинал, одновременно сочиняя. Он никогда не дает нам читать свои стихи. Либби стояла по другую сторону бара, напротив Феликса. Я вдруг заметил, что она ужасно худая и лицо у нее белое-белое – она смахивала на ватную палочку. Либби попыталась дотронуться до руки Феликса. Вроде как случайно. Но Феликс не заметил, потому что Пел только что положила рядом с его тарелкой своего кролика:

– Его зовут Зомби.

Пел подошла к окну, распахнула его. И со словами «Скачи к своим деткам!» выбросила кролика на улицу. Окоченевший кролик грохнулся на песок и остался лежать на боку.

Брик открыла бутылку колы. Она любит все черное. Либби унаследовала мамин характер, Брик – мамину гитару, Пел – мамино платье, а я – маминых дочерей. Либби жестом подозвала сестер и начала им что-то рассказывать. Я подошел к ним.

– Его еще не хватало, – буркнула Брик.

– Да ладно, – отмахнулась Либби. – Папа четыре месяца не платил за страховку, так что она больше не действительна.

– За медицинскую страховку? – спросила Брик.

– Черт, не знаю. Может, и за медицинскую тоже.

– А за какую тогда?

– Временного управляющего не будет.

Сестры пристально смотрели друг другу в глаза. Словно могли так общаться между собой. Либби едва сдерживала слезы, Брик положила свой вонючий красный свитер на стойку, а Пел заулыбалась.

– Йес! Тогда можно я завтра снова буду за бармена? – спросила она. – Можно я все буду делать? Я встану в шесть утра или совсем не лягу спать – я ведь все равно никогда не устаю.

Тогда до меня еще не дошло, что это значит – что временного управляющего не будет. Я злился, потому что мне приказали привести Брик на это совещание, а меня самого не пригласили. И я спросил – почему.

– А ты сам как думаешь? – отозвалась Брик.

Я не успел ответить – у Либби зазвонил мобильный. Она взглянула на экран.

– Это папа.

И тут же сунула телефон Брик. Будто боялась обжечься. Брик тут же передала его мне.

Мобильник был ледяным. Пел уже подпрыгивала в надежде забрать его у меня. Но отдавать его я не собирался.

– Привет, пап! – поздоровался я и спросил, как дела.

Папа не ответил, но спросил, как дела у нас. Я представил, как он там сидит на своей белой постели, и сразу понял, что ему хочется услышать. И рассказал ему. Кто считает это враньем, у того никогда не болел папа. Я ответил, что дела идут хорошо.

– Пел легла спать, – сказал я, – Либби готовится к экзаменам, а Брик… кто ее знает? Скорее всего, горланит блюзы у себя в комнате.

Брик показала мне средний палец.

Папа спросил, что происходит в отеле, но я напомнил ему, что говорить об этом нельзя, медбрат запретил.

– Но ты не волнуйся, – успокоил я его, – временный управляющий – очень приятный парень.

Папа спросил, сколько ему лет. Управляющему этому. Я ответил, что он молодой, а зовут его Йохан. Подходящее имя, по-моему. Фамилию его я не запомнил, но он закончил факультет гостиничного дела, а потом два года стажировался за границей.

– На Арубе, – уточнил я. – У него и загар еще не сошел.

Что-то странное творилось в моей голове. Этот Йохан вдруг совершенно ясно предстал у меня перед глазами. Он и вправду был черен от загара. На нем был папин пиджак. Который был на мне. И я знал, что отец Йохана работал учителем истории в средней школе в Лейдене, а его мать имела привычку выдергивать травинки, пробившиеся между плитками в саду. Она делала это даже в гостях. Я мог бы часами рассказывать о Йохане, его родителях и трех братьях, но папа вдруг сообщил, что завтра его будут оперировать. Сделают небольшой разрез в паху и введут в вену мини-камеру, чтобы посмотреть, что там творится. А если где-то что-то забилось, то вставят стент.

– И здоров наш пациент! – сказал он. Как сегодня в больнице. А потом добавил: – Боже, как же курить хочется!

Я пообещал, что навещу его завтра после школы, а он возьми да и выдай такое, что я чуть со смеху не лопнул, честное слово, я слова вымолвить не мог от смеха. Он сказал, что я должен крепко поцеловать сестер! Икая, я выдавил:

– Хорошо.

Вот так мы поговорили.

Сестрам обычно нет никакого дела до братьев, но если брат вдруг засмеялся, то им обязательно надо знать почему.

– Что он сказал?

– Что он сказал?

– Что он сказал?

– Что я вас всех трех должен крепко поцеловать.

Пел захихикала, но Либби хотела знать, неужели это меня так рассмешило.

– Нет, – ответил я. – Я засмеялся, потому что папа попросил передать Йохану, чтобы он в твоем присутствии не распускал руки.

– Кто такой Йохан? – поинтересовался Феликс.

И мы все рассмеялись. Ну кроме Феликса, конечно. И кроме Пел, потому что ей этот вопрос показался глупым. По-моему, она с самого начала знала, что отец Йохана преподает историю в Лейдене. И Брик тоже не рассмеялась, потому что она этого не любит. Смеялись только мы с Либби. Но