Шахир - Владислав Анатольевич Бахревский

Империя Надир-шаха исчезла с лица земли.

Азади и старейшины гокленов понимали: самое время сбросить гнет кызылбашских ханов, но рассчитывать только на свои силы было нельзя. Поддержку и опору решили искать в Афганистане у Ахмед-шаха.

На маслахате бывший раб Надир-шаха Нияз Салих рассказывал об Ахмед-шахе:

— Он — молод. Ему чуть больше двадцати лет, но он был у Надир-шаха заместителем начальника войск. Надир-шаху он был предан, тот не только его возвысил, но спас, освободив Ахмеда из Кандагарской тюрьмы. Он пробыл в заточении с десяти лет до шестнадцати. В тюрьму его бросили, вместе с братом, враги их семьи… Когда Надир-шаха убили и войска кинулись грабить казну своего повелителя и сундуки его жен, Ахмед Дуррани взял женщин под свою защиту, за что получил от них в награду бриллиант «Кух-н-Нур». Ахмед-шах отважен, как лев, войска под его предводительством не знают поражений.

— Думаю, что Ахмед-шах, которому придется много воевать, укрепляя границы Афганистана, будет нуждаться в туркменской коннице, — сказал Азади. — Он — поддержит нас.

— Но между нами и Афганистаном земля кызылбашей, — осторожно возразил кетхуда Геркеза Бузлыполат.

— Это — верно, — закивали седыми бородами старейшины родов.

— Вот мы и собрались, чтобы все обдумать! — сказал им Азади. — Помните, слишком долгое раздумье сродни трусости.

15

Оразгюль-эдже заворачивала в красный платок из дешевой ткани румяные чуреки — хлеб на дорогу Абдулле. Кибитку освещали бродячие язычки пламени в очаге. Сестра Зюбейда и невестка Акгыз складывали в хурджун сушеное мясо, сюзму[30], лук, сушеную дыню. Оразгюль-эдже завязала платок в узел, заспешила что-то еще принести и вдруг остановилась на полпути: что же она хотела сделать?

Махтумкули чувствует: лицо у него стало маленькое, ему жалко маму, жалко себя — он не любит расставаний.

На плечо мальчика легла рука. Это Абдулла.

— Давай-ка погуляем, ини[31].

Махтумкули проворно вскочил с кошмы, пошел следом за Абдуллой.

— А где Мухаммедсапа?

— Охраняет белую кибитку. Аксакалы все думают, кого послать к Ахмед-шаху да что ему говорить.

— Это ведь хорошо, если нашим повелителем будет Ахмед-шах?

— Аксакалы знают, что делают. Ахмед-шах самый сильный теперь и самый молодой. Он утвердился надолго.

— Кызылбаши будут нас бояться?

— Бояться они нас не будут. Нас мало, гокленов. Но, может, поостерегутся нападать. Напасть на нас — это ведь все равно, что на Ахмед-шаха напасть.

— Если он примет нас под свою шахскую руку…

— Примет! Ему туркменская конница нужна. Он ведь теперь воюет все время.

Братья сели над Сумбаром, напротив горы Сахы-Вакгаз.

Люди рассказывали, что щедрость святого человека, именем которого названа гора, не знала границ. Когда у него попросили дать кровь сына, он пошел и на эту жертву.

Гулькали голуби в горах, устраиваясь на ночлег. Земля была уже черной, и вода была черной, а небо все еще светилось.

Абдулла сидел, положив руку на плечо братишки.

— Сердце замирает, будто с кручи собрался прыгнуть, а всего-то — съездить в горы, баранов пригнать.

— А зачем баранов теперь пригонять? До зимы далеко.

— Гостей угощать. Скоро Чоудур-хан приедет. Да и боятся аксакалы. Узнают кызылбаши, что мы отправили послов в Афганистан, нападут, угонят стада.

Махтумкули уткнулся брату головой в грудь.

— Абдулла, я тебя очень люблю! — пошарил рукой по земле, нащупал камушек. — Возьми, он будет тебя беречь в пути.

Абдулла взял камушек и бросил в воду.

— Не верь, верблюжонок мой, талисманам! Потеряешь вот такой камушек и будешь дрожать, как бы чего не случилось. Себе верь, братишка, своим рукам, ногам, своему меткому глазу, башке своей верь. И еще добрым людям. А теперь давай помолчим, послушаем нашу речку.

Они затаились. Река, обмелевшая знойным летом, щебетала что-то детское, неразумное, но счастливое.

Абдулла вдруг вскочил, поднял Махтумкули на руки, закружил.

— Звездочку вижу! — крикнул Махтумкули.

— А вон еще! — показал Абдулла, не отпуская брата на землю. — Да их уже много. Пошли спать. Мне завтра в путь спозаранок.

— Ты меня разбуди! — попросил Махтумкули.

Но Абдулла не разбудил младшего братишку, пожалел сладкого его сна.

16

Маслахат гокленов и некоторых йомудских племен заседал целую неделю и решил: к Ахмед-шаху поедут с подарками и с поклоном Чоудур-хан, Ата Шарли, из овляд Исакулы, представители от каждого племени и пятьдесят отборных джигитов во главе с сыновьями Гарры-моллы Мухаммедсапой и Абдуллой.

Назначили день, когда посольству надлежало отправиться в путь, собирали ковры, чеканное серебро и золото для подарков Ахмед-шаху, а посланный на дальние пастбища за отарами Абдулла не возвращался.

Гарры-молла забеспокоился, ушел в пещеру молиться, потом сидел у очага, не выходя из кибитки целый день, а наутро оседлал коня, переправился через Сумбар и поскакал к высокой горе Караджи́к. Но и с горы не увидал Гарры-молла овечьих отар, спешащих к Геркезу.

Шахир в сильном волнении спустился с вершины и увидал возле своей лошади Чоудур-хана.

— Все будет хорошо, Азади. Я послал самых быстрых джигитов навстречу Абдулле и чабанам.

И действительно, джигиты скоро вернулись, привезли труп одного чабана.

Стада и людей, бывших со стадами, угнали неизвестно куда и кто.

Воины Чоудур-хана обшарили всю округу и не встретили ни одного кызылбашского воина.

А между тем пришел день, когда посольству надлежало отправиться в путь.

Гарры-молла Довлетмамед Азади, прежде чем благословить Чоудур-хана и его спутников, задал посольству вопрос:

— Не связано ли похищение Абдуллы, чабанов и стад с отправкой посольства? Не стало ли тайное явным? Может быть, лучше отложить задуманное?

— Нет, — сказал Чоудур-хан. — Стоит мне и моим джигитам покинуть Геркез, как похитители объявятся и назовут цену выкупа. Сейчас они боятся послать в аул своих людей, мы можем выследить их обратный путь.

— Дай бог, чтоб твои слова сбылись, — сказал Азади и прочитал посольству напутственную молитву.

Последним, оторвав от себя припавшую намертво Акгыз, ускакал Мухаммедсапа.

17

Шумная жизнь в Геркезе кончилась. Потекли обычные дни, словно люди аула молчаливо договорились между собой не спугнуть праздниками или воплями горя большого дела. Если и поглядывали на дорогу, по которой уехали в Афганистан Чоудур-хан, Мухаммедсапа и другие джигиты, то украдкой.

Каждый день приходил Гарры-молла в мектеб, задавал ученикам вопросы, но ответов не слышал: тяжело переживал потерю сына. Просить выкуп за Абдуллу и чабанов кызылбаши не явились.

Однажды привел с собою Гарры-молла Нияз Салиха.

— О мои ученики! — сказал Азади. — Нияз Салих Эрсары несколько лет жил в плену у кызылбашей, но он и в неволе думал о своем народе, думал, как принести пользу Туркмении. И нашел выход. Он учился всёму лучшему, что есть у наших недобрых соседей. А у них есть