Дни яблок - Алексей Николаевич Гедеонов

— Там зуб? — уточняю я. — Он волчий? И куеючий? Зачем носить такое? Кинь.

— Есть покупатели, — улыбается она. — Кстати, с твоей стороны…

— Покажи тогда остальные, — прошу я. Игра захватила меня, к тому же здесь не холодно.

— Вот ещё ключи, смотри, — говорит Эфта. — Отпирают и запирают воду.

В ящике, в мраморной на вид и ощупь коробочке, лежат две сосульки с палец величиной.

— Отпирают воду, — повторяет Эфта.

— Если б горячую, — замечаю в ответ я.

— Тогда вот, — чуть улыбается Эфта и дает мне в руки кукушку из часов. Та растопыривает крылья прямо у меня на ладони. расшаркивается и говорит что-то быстро, тонко и по-немецки.

— Сказала: «Ключ от саксонского лета», — переводит Эфта.

— В следующий раз, — отвечаю я и возвращаю птичку владелице. — Тебе бы всё ха-ха, а мне кроме шуток. Достаточно и вербены. За красно дякую…

— Возьми ещё сон, — говорит она, — пусть будет тебе ключ. Слово сказано.

— Уговорила, — перекрикиваю зильничью стражу я. — Вот тебе душа вина. Тридцать лет держали в погребе. Для себя берёг… — И я отдал ей пузырёк.

— Будь по-твоему, — немного печально говорит Эфта и берёт спирт. Так договорились, задолго до нас.

— Увидимся, — прощаюсь я.

— Бывай, — откликается Эфта. И уходит. Из-под крышки её ящика трепещет хвостик синей ленточки, прощально…

Есть время, запретное для сбора трав. Как раз на Варнаву, в середине июня, по ним катается нечистая сила. Или в конце — смотря как считать нечисть…

Июнь ушёл, за ним пропало лето: травы срезаны, собраны, перетоплены, высушены, перегнаны и настоялись. Зильничи теперь раз в каждую неделю — до Михайлова дня.

Рынок и не думал пустеть, наоборот — с обеда нечеловеческого подобия прибавилось чуть ли не вдвое, да и всяких разных, вроде меня — на случай, на всякую пользу — было не меньше. Путь мне перешёл давешний старик. В руках у него была корзина, на голове сразу две шапки: ушанка, на ней шляпа. Фетровая.

— Зiлля взяв? — крикнул мне в лицо он.

— Глухих повезли! — проорал в ответ я.

— Бери соломку! — продолжил он и быстрым движением сунул что-то, похожее на маленький веник прямо мне в сумку.

— Вот дякую, аж пiдскакую, — в сердцах сказал я. И сделал шаг в сторону. Большой.

На том самом месте, где я сошёл с карусельки на Зильничи, теперь стояла палатка. Большая, довольно обтрёпанная. Когда-то ярко-жёлтая, нынче выгоревшая до грязно-белого, с полустёртой надписью над входом: «Шатро».

Очень неопрятный зазывала хватал за полы проходящих мимо, втираясь. Не минула напасть и меня.

— Молодой, счастливый! Ты слухай, шо кажу. Иди подивися жiнку-змiюку, — доверительно сообщило мне пугало. — Й другу, таку саму — зовсiм безголову! А як не зайдеш — caмi по тебе являться?[87]

— Я такой радый, — ответил я, вывинчиваясь из объятий зазывалы. — Де у тебя кошик, кину тебе грошик… Может быть.

— Заходь, не плакай, — попытался схватить меня за рукав зазывала.

— Другой раз, — вновь улизнул я.

— Тут де выход, там и вход, — отозвался он и приоткрыл завесу. Внутренности «Шатро» мне не понравились даже издали. Оттуда валила тьма, лезли, клубясь, липкие тени и грохотали совсем неподалёку, словно по мосту подковами, копыта.

«Не иначе четвёрка, — подумал я. — Цугом…»

Пришлось отступить.

Четверть часа я слонял слоны: глянул сквозь зеркальце, осмотрел навский сухостой на узвар и присушку с черносливом — аккуратно расфасованную, но с молью. Приценился к пальчаткам с когтями, чуть не сменял ремень на дурное золотко… И, разыскивая выход, вновь наткнулся на Ежа. Он пререкался с павлином.

— Ты не должен говорить без разрешения, — наставлял павлина Ёж.

— Ауспиции тревожны, — возражал павлин.

— Почём торгуешь пташку? — поинтересовался я.

— Засон, — беззаботно отозвался Ёж. — Тебе, майстер, уступлю.

— Зачем же, — возразил я. — Вот и он, свежий сон.

Я отдал Ежу пучок цветочный. Не успел драгоман Крыштоф удивиться, как сон повёл себя по науке — словно брошен был умелой рукой вхолодную воду: затрепетал, растопырил пушистые лепестки и мгновенно отправил Ежа на боковую, всего лишь прилепившись к Кристофову уху.

Я забрал из ежиных лапок коней цепочки.

— Где остальные психопомпы? — спросил розовющего павлина я.

— Вырий[88], — кратко сообщил павлин. И глянул на меня внимательно.

— Как же теперь выйти? — подумал я вслух.

— Вещание отлично от всего, — подал реплику павлин. — Настает сильная связь с непостижимым. Открыть двери и взойти помогут шесть предметов. Три из них земля, — продолжил он. — Два из мира трав. Один — вода. Эти шестеро рушат барьер.

Грохот и цокот из шатра стали слышны ясно.

Я сел прямо на битую землю. Иногда просто-напросто не до выбора.

— Значит, так, — начал я и открыл сумку.

Павлин подошёл поближе и встал на цыпочки, если так можно выразиться. Взгляд его был внимателен.

В сумке нашёлся магнитик, кусочек кварца и мелок. Ещё веточка вереска, каштан и жёлудь.

Тут из «Шатро», в прахе и грохоте, вылетела здоровенная, запряжённая четвёркой вороных карета с красными колёсами и ринулась, намерений не скрывая, по мою душу.

— Тикай! — невежливо заметил мне павлин и взлетел.

Я бросил в карету кварц. Дальше пришлось бежать. Петляя среди ярмарочных зевак.

Кварц было вырос до размеров скалы, но над самой крышей рыдвана лопнул, обдав карету градом щебёнки и песка.

Мы оторвались от преследования ровно на время, достаточное для рисования двери мелом на земле — стоило карете вывернуть из лабиринта прилавков, давя и разбрасывая нехитрый скарб их заодно с обитателями, как я распахнул перед упряжкой нарисованное — с разгону карета ухнула вниз. Я закрыл дверь и стёр след.

— До перехода скоро, сообщила мне птица, встряхивая хохолком. И я отправился розовому хвосту вслед. Тут земля вспучилась, и едва на пути у нас явились оскаленные лошадиные морды — прямо в них полетел каштан. Корни утянули карету вниз, и земля, потревоженная, сомкнулась. Со всех сторон бежали ко мне ярмарочные вигиланы[89]… Хрипло выла дудка охраны. Мы успели дойти до края Тóргов… Земля вздыбилась вновь и исторгла карету, поглотив взамен нескольких вигиланов.

Я поцеловал свой вереск и бросил его вороным под ноги. На пути упряжки встала длинная худая фигура. Распростёрла руки, открыла немалый рот и взвизгнула… Поднялась пыль, кони заржали дикими и звонкими голосами, взвились… Карета завалилась набок.

Я привязал магнит к палочке, и мы поспешили к карусельке.

— Ты очень начитанная птица, — похвалил по пути павлина я. — Или грамотея съел. Скажи, пока мы не простились — буду ли я богат?

— Для удачи в делах нужен волшебный мешочек, — рассудительно заметил павлин. — Зелёный. Сшитый своими руками.