Роберт Лоуренс Стайн - Тайна часов с кукушкой

«…теперь Кевин начнет надрывать горло…»

— С чего вы взяли, что это я? — вопил Кевин. — Вы не видели, что я это сделал!

Дальше действие развивалось так, как я вспоминал. Мистер Паркер слегка съежился (Кевин был все-таки довольно массивный), но вновь приказал Кевину отправляться к директору. Кевин отшвырнул ногой пустой стул, кинул учебники через весь класс.

Все это было так утомительно.

После школы я застал Тару в кабинете, мучающей Баббу. Она подняла его за задние лапы, заставляя ходить на передних.

— Тара, прекрати! — прокричал я и попытался отнять Баббу. Она разжала руки. Баба мяукнул и царапнул меня по руке.

— Ой! — Я выронил Баббу, и он сбежал.

Все было знакомо до боли.

— Майкл, что ты делаешь с котом? — потребовала объяснений мама.

— Ничего! Он оцарапал меня!

— Прекрати мучать кота, и он не будет тебя царапать, — отчитывала меня мама.

Раздался дверной звонок.

О, нет!

Мона, Сиси и Рози. «Королевич-лягушка». В исподнем.

Я не должен допустить повторения этого.

Но ноги уже несли меня наверх. Как робот, я шел к себе в комнату.

«Почему я это делаю?» — спрашивал я сам себя.

Сейчас я достану свой костюм лягушонка. Молния заест.

Тара откроет дверь, а я буду стоять в одних трусах.

Мона зайдется от смеха. Мне захочется провалиться сквозь землю.

Я знаю, что все это случится.

Так почему я делаю это?

Могу ли я себя остановить?

11

«Не ходи наверх, — уговаривал я себя. — Не ходи к себе в комнату».

Ты не обязан делать это.

Должен же быть способ предотвратить, проконтролировать развитие событий.

Я заставил себя повернуться и спустился по лестнице, усевшись на третьей ступеньке.

Тара открыла дверь, и вскоре девочки стояли передо мной в прихожей.

«Хорошо, — подумал я. — Я контролирую ситуацию. События уже начали развиваться по-другому».

— Майкл, где твой костюм? — спросила Мона. — Я хочу увидеть, как он выглядит.

— Э-э, не стоит, — уклончиво сказал я. — Он до того страшен, что я не стану пугать девочек…

— Не будь врединой, Майкл, — сказала Сиси. — Почему это нас должен испугать какой-то лягушачий костюм?

— Да и в любом случае мне надо отрепетировать с тобой в костюме, — добавила Мона. — Я не собираюсь ждать до спектакля. Я должна к нему привыкнуть. Попробовать играть с лягушкой: с тобой в костюме.

— Давай, Майкл, — вставила Тара. — Покажи им костюм. Я тоже хочу его увидеть.

Я метнул на нее недобрый взгляд. Я знал, что у нее на уме.

— Нет, — гнул я свое. — Я не могу.

— Но почему? — требовательно спросила Мона.

— Просто не могу.

— Какой застенчивый! — воскликнула Рози.

Он стесняется! — добавила Тара.

— Да не в этом дело, — сказал я. — В нем… в этом костюме страшно жарко и…

Мона наклонилась ко мне. Я почувствовал сладкий запах, как пахнет клубника. Наверное, это запах шампуня, которым она пользовалась.

— Давай, Майкл, — сказала она. — Для меня!

— Нет.

Она топнула ножкой:

— Я не буду репетировать, пока ты не наденешь костюм.

Я вздохнул. У меня не оставалось другого выхода. Мона от меня не отстанет, пока я не надену этот лягушачий костюм. Я сдался:

— Ладно.

— Ура! — закричала Тара.

Я опять кинул на нее угрожающий взгляд.

«Ну, хорошо, — решил я. — Я могу надеть костюм. Но это не означает, что девочки должны увидеть меня в нижнем белье».

Я все еще могу это предотвратить.

Я поплелся к себе в комнату. Но на сей раз я запер дверь.

«Ну, теперь попробуй-ка смутить меня, Тара, — подумал я. — Ты не сможешь переплюнуть Майкла Вебстера. Никоим образом».

Дверь была на замке. Я чувствовал себя в безопасности.

Я стянул джинсы и рубашку и вытащил из кладовки лягушачий костюм.

Я потянул за молнию. Ее заело. Так же, как прошлый раз.

«Но на этот раз все будет в порядке, — подбодрил я себя. — Я смог уединиться, а дверь заперта».

А затем дверь распахнулась.

Беспомощный, я стоял в одних трусах, а Мона, Рози и Сиси глазели на меня. Потом они взвизгнули и стали смеяться.

— Тара! — завопил я. — Дверь была заперта!

— Нет, не заперта, — ответила она. — Ты забыл, замок ведь сломан!

— Нет, — закричал я. — Папа починил его… починил его…

Я попытался вспомнить, когда папа чинил замок в моей спальне. А, конечно. Это было после сегодняшнего позора. В мой день рождения.

Таким образом, это еще не произошло.

Как я могу все упомнить?

«О, нет, — пронеслось у меня в голове, — я обречен».

Все время перемешалось. И я никак не могу остановить этот кошмар.

Меня стало трясти. Происходящее было устрашающе.

Когда это кончится? Я не знал. И с каждой минутой мне становилось все более жутко.

Я с трудом мог заставить себя есть за обедом тем вечером. Я его уже ел прежде, и он мне не понравился. Горох, морковь и грибы. Вместе с бурым рисом.

Я выбирал рис и морковь. Я терпеть не могу горох. Когда родители отворачивались, я отправлял его на салфетку.

Я смотрел, как мама, папа и Тара поглощали обед, как будто ничего странного не произошло. Они спокойно сидели вокруг стола, ведя тот же разговор, что уже был прежде.

«Но должны же родители заметить, что что-то не так, — думал я. — Должны. Но тогда почему они ничего не говорят об этом?»

Я дождался, когда папа расскажет о своем рабочем дне, и снова вернулся к утреннему разговору. Но решил начать издалека.

— Мама! Папа! Вам не кажется, что мы как будто уже ели такой обед?

— Я бы сказал, что он напоминает мне ленч в вегетарианском ресторане, в котором мы были в прошлом месяце. Угу.

Мама посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня.

— Что ты этим хочешь сказать, Майкл? — спросила она ледяным тоном. — Ты устал от здоровой пищи?

— Я — да, — сказал папа.

— И я тоже, — встряла Тара.

— Да нет, — продолжал я, — я совсем о другом. Ты не поняла. Я не имел в виду, что мы ели что-то похожее. Я хотел сказать, что мы уже ели раньше эту самую еду. Мы едим ее во второй раз.

Папа нахмурился:

— Пожалуйста, никаких чудных теорий за обедом, Майкл.

Они не понимали. Я решил попытаться объяснить:

— Это касается не только обеда, а всего дня. Разве вы не замечаете? Мы проделываем все снова! Время идет назад!

— Заткнись, Майкл, — сказала Тара. — Это утомительно. Может, мы поговорим еще о чем-либо?

— Тара, — назидательно сказала мама, — не говори «заткнись». — Она повернулась ко мне: — Ты опять начитался комиксов?

Я был опустошен.

— Вы не слушаете меня! — вскричал я. — Завтра наступит вчера, а послезавтра — позавчера! Все идет назад!

Мама и папа переглянулись. Как будто у них был общий секрет.

«Они наверняка знали о чем-то, — подумал я в возбуждении. — Им известно что-то такое, о чем они боятся мне рассказать».

Мама посмотрела на меня очень серьезно:

— Ну, хорошо, Майкл, мы можем и тебе это сказать, мы все во власти времени, и с этим ничего не поделаешь.

12

Мама отодвинула стул от стола и попятилась к плите. Она перекладывала рис из своей тарелки в кастрюльку на плите.

— Йогород, асир еще? — обратилась она к папе.

— Обисапс, ад, э-э? — ответил папа.

— Ежот енм, — сказала Тара. Она выплюнула рис на вилку и сбросила его обратно в тарелку. Она ела в обратном порядке!

Папа встал и попятился к маме. Потом Тара запрыгала вокруг стола задом наперед.

Все они говорили и действовали наоборот.

Мы действительно были во власти времени.

— Эй! — крикнул я. — Это правда!

А почему же я тоже не говорил в обратном порядке?

— Тоиди, — сказала Тара. Сначала она упала. Потом засмеялся папа, а затем мама.

До меня наконец дошло. Это был розыгрыш.

— Вы… вы все ужасны! — закричал я.

Это лишь еще больше их развеселило.

— А я все прикидывала, когда ты догадаешься, — насмешливо сказала Тара.

Они вновь расселись вокруг стола. Мама не могла сдержать улыбку:

— Прости нас, Майкл. Мы не хотели насмехаться над тобой.

— Нет, хотели! — воскликнула Тара.

Я в ужасе смотрел на них.

Страшнее в жизни у меня ничего не было. А мои родители расценивали это как удачную шутку.

Наконец папа спросил:

— Майкл, ты когда-нибудь слышал о deja vu?[1]

Я отрицательно помотал головой.

— Это когда с тобой что-нибудь случается, а у тебя такое чувство, будто все уже происходило раньше, — объяснил он. — Все когда-нибудь испытывают такое чувство. Здесь нечего пугаться.

— Может быть, ты беспокоишься о чем-то, — добавила мама. — Например, о грядущем дне рождения. Держу пари, что ты немного нервничаешь по поводу своего двенадцатилетия, ведь правда? О вечеринке и прочем?