Около музыки и другие рассказы - Нина Сергеевна Дашевская

я-то знаю… И потом. Кто может обещать, что страховка всегда сработает так, как надо?* * *

Мы выходим из цирка.

— Ну что, понравилось? — спрашивает Петер, будто именно он привёл Матроса на представление.

— Вообще. Вообще! — твердит Матрос, все другие слова забыл. Я радуюсь, что ему так понравилось и что он это не скрывает. — А этот… канатоходец! Вообще. Вообще!

— Да, канатоходец крутой, — кивает Петер. Я молчу.

Вдруг Матрос поворачивается ко мне.

— А я видел, как ты смотрел на него. Видел. Боялся. Белый весь сидел. Ты же представлял, как будто это ты? Да?

Я вздрогнул. Откуда он знает?…

— Ты, наверное, хочешь тоже. Да? Тоже хочешь ходить по канату?

— Нет, — отвечаю я. Я не говорю ему, что умею ходить по канату. Не так-то это и сложно, если просто ходить.

— Лучший номер! — повторяет Матрос.

— Ненавижу этот номер, — бормочу я. — Лучше бы его не было.

— Оставь его в покое, — бросает Матросу Петер. — Он переживает. Каждый раз переживает, как чёрт.

— За канатоходца?

— Да. Это его отец, — сдаётся наконец Петер.

…Мы выходим на площадь. Часы на здании ратуши бьют десять раз. От колокольни до соседнего дома натянут трос; в праздничные дни на нём развешивают флажки и фонарики. Я киваю на него:

— Раньше он ходил здесь.

— Кто? — не понимает Матрос. — Где ходил?…

— Теодор Штрохольм. В День города он шёл по этому тросу. От того дома с башенкой до колокольни. Шёл над толпой, раскинув руки. Безо всякой страховки. И когда он проходил трос до конца, звонарь ударял в колокол. И толпа выдыхала. Это было очень страшно.

— Прямо здесь?… — Матрос с Петером стоят задрав головы.

— Да.

— Ты видел?

— Нет, это было давно. Ещё до моего рождения. (Да, кивает Петер, отец мне рассказывал. Весь город приходил смотреть на нашего канатоходца.)

— А сейчас? Почему он не ходит сейчас?

— Из-за меня, — отвечаю я. — У него же есть я. А у меня, кроме него, никого нет. И он не может теперь так просто пройти над площадью без страховки. Не может.

* * *

— Значит, ты целыми днями в цирке?

— Ну да.

Мы идём с Матросом вдоль реки. Петер давно ушёл, запрыгнул к себе через окно, чтобы притвориться спящим. Лучше остаться без ужина, чем попасться на глаза отцу! А спящего ребёнка, глядишь, не тронут.

Я пошёл провожать Матроса на другую сторону реки. Он живёт там, у самых доков. Оказалось, он и правда матрос — работает на маленьком пароходике. «Речная электричка», — скептически обзывает своё судно Матрос: ходит до близких деревень и назад в тот же день. А ему, конечно, хочется в море…

Я никогда не был здесь, в доках. Видел их только со своего берега реки. Здесь чинят небольшие суда, катера. Здесь же латают и Матросову «электричку», поэтому он оказался сегодня свободен.

Матрос в благодарность за цирк тоже показывает мне свой мир. Совсем стемнело, бродят скучающие собаки; кошачьими голосами орут чайки. Всюду скрученные в бухты канаты, пахнет дёгтем. Или, может, не дёгтем — но мне кажется, этот запах зовётся так. Матрос показывает мне длинную палку в воде. Такой высокий столб: на нём отмечают уровень воды.

— Видишь, в прошлом году было наводнение. Вода вышла из берегов, захлестнула набережную. Помнишь?

— Конечно, помню.

— Да, это было не опасно. А теперь смотри.

На самом верху столбика тоже есть отметка. Металлическая скобка, на ней выбит год.

— Что это?

— Тридцать лет назад было. Ужас что. Пришла сильная волна с океана, и ветер гнал воду, гнал и гнал… Знаешь, у меня есть сосед, он учёный. Так он бредит наводнениями этими. Очень боится. Изобретает способы защиты… А в этом году прибор изобрёл, который предсказывает наводнения. Этот прибор всё время на нуле. Ну и значит, наводнения пока не будет. Над этим учёным все смеются. А я смотрю на эту отметку на столбе и думаю: нечего смеяться. Может, он прав.

…Мы говорим ещё про наводнения. Потом Матрос рассказывает мне про море. Как там нужно будет лазать по вантам, на самом верху.

— Но я не боюсь высоты, — говорит Матрос. — Я смогу.

— Может… Знаешь, никогда не думал. Но, может, и я… И я хочу быть матросом.

— Ну… Там высоко, — говорит Матрос.

— Ты думаешь, я боюсь высоты? — спрашиваю я. Он молчит. — Я ненавижу бессмысленный риск, — объясняю я. — Просто чтобы показать — вот какой я, и не боюсь! Если бы спасать кого… А так…

— Слушай, — говорит Матрос. — А если бы нужно было спасать? Ты бы не испугался?

— Думаю, нет, — осторожно говорю я.

Потом он рассказывает мне о своей работе. Она нетрудная. Конечно, совсем лёгкая — я вижу, какие у него мозоли. Почти как у меня.

— А ты тренируешься каждый день? — спрашивает он.

— Конечно. Сейчас, правда, меньше. Тео (я зову отца Тео, его все так зовут) видит, что я не буду таким, как он. Но всё равно… Всё равно он говорит, что должен дать мне профессию. Что дальше я — как захочу. Но он должен быть уверен, что я хоть что-то умею.

Мы пришли; вот Матрос и дома. Но мне почему-то совсем не хочется расставаться с ним. Первый раз мне так нравится слушать человека. И ему, похоже, тоже интересно слушать меня.

— Слушай, — говорит он. — А пойдём к моему соседу? Тебя вообще ждут дома или как?

— Нет, я могу