Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

Вечер был душный, мягко светила яркая луна, где-то квакали лягушки. Чего-то не хватало в звуках вечера. Андрей сидел с магнитофоном на ступеньках крыльца, записывая неторопливый и тихий шум подмосковного вечера. Чего же не хватало в окружающих звуках?.. И он понял: далекой музыки с танцплощадки.

За обедом мать говорила, что танцы запретили на неопределенное время из-за какой-то драки, но ничего не сказала о его распухшем носе и разорванном пиджаке.

Он выключил магнитофон и вдруг увидел Наташу. Она стояла у своей калитки под фонарем. Она посматривала на часики, вертела головой, словно ожидая кого-то, и нет-нет да поглядывала на себя в круглое зеркальце, поправляя волосы.

А потом он увидел Первого, Второго и Третьего… Они смотрели из-за оград своих дач туда же, куда смотрел и он. На Нее…

И появился Четвертый. Он шел по тропинке, вежливо кивая ребятам. И те тоже кивали ему, не останавливали и не спрашивали.

Он поравнялся с Андреем… Андрей заметил на его лице синяки, но Четвертый нес их с достоинством, как боевые медали, даже не попытавшись их как-то замазать или запудрить, что непременно бы сделал Андрей.

— Больно? — спросил Четвертый, взглянув на нос Андрея.

— Нет… — мотнул головой Андрей, а потом посмотрел в сторону Наташи и сказал: — Да…

Они поздоровались. Четвертый поморщился, когда Андрей сжал ему руку.

Андрей пошел домой, не оборачиваясь, он не хотел видеть, как ОНИ встретятся.

Но он все же обернулся у двери и увидел, как медленно удаляются Четвертый и Наташа.

С минуту Андрей стоял на месте, раздираемый противоречивыми чувствами — искренней дружбы и первой любви.

«Так, значит, предательство? Значит, Четвертый со всем своим дружелюбием и бескорыстием отводил друзьям глаза, а сам… Сам!.. За их спиной!.. За их спиной?

Нет, ничего подобного! Он действительно прекрасный парень, этот Четвертый, он действительно с большой буквы Человек, он самым искренним образом хотел помочь приятелям, нимало не думая о себе, потому что в себе не видел никаких качеств, которые могли бы привлечь внимание такой девушки, как Наташа. И именно таким благородным, искренним, подлинным рыцарем и предстал он перед Наташей».

— Эй! — позвали Андрея трое друзей. — Пошли погуляем?

— Идите сами… — тихо ответил он.

В комнате он бросился на диван, обхватив руками голову, и так лежал долго. За стеной надоедливо терзал скрипку младший брат Олег.

Мать с состраданием поглядела на сына и тихо закрыла дверь. Она знала: никто в мире не может ему сейчас помочь, никто. Просто это надо пережить.

Но, кажется, самой природе не понравилось происшедшее, она мечет на землю громы и молнии. Начавшийся дождь заставил Андрея встать. Он выбежал в сад и поднял кверху лицо, по которому катились не то слезы, не то дождь, и вслушивался в грозу.

Что напоминает ему этот гром? Его губы шепчут то, что произносили уже когда-то: «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром…»

Правда, сейчас уже не весна, а лето на исходе. Ну и что? Все равно. Она еще придет… Но сумеет ли он ЕЕ встретить?

КАПИТАН СОВРИ-ГОЛОВА

или 36 и 9

Шесть рассказов из жизни Дмитрия Колчанова

Как капитан Соври-голова чуть не влюбился,

или

Некрасивая девчонка

Дима Колчанов, он же капитан Соври-голова, он же (сокращенно!) капитан Сого, снял с гвоздя боксерские перчатки, которые он взял у одного начинающего боксера. Потом химическим карандашом нарисовал себе небольшой синяк под глазом и на совсем здоровый лоб крестом налепил лейкопластырь. И в таком устрашающем виде он смело и почти что бесстрашно вышел на улицу и направился на поиски подавляющей компании. Обычно он избегал этих встреч, но сегодня он сам шел им навстречу. Всю их ораву он обнаружил возле кинотеатра. Борис Смирнов брякал на гитаре и пел, а Степан Комаров что-то подпевал ему. Колчанов приблизился к ним, ну, просто нахально и совсем вплотную. Боксерские перчатки грозно висели у него на плече… светился пластырь на лбу, синяк синел под глазом.

— Что это такое? В чем дело? Ой, мама, я боюсь, — сказал Комаров.

— Капитан Сого — чемпион мира в весе ни пуха ни пера, — засмеялся Смирнов.

Колчанов стоял прямо, хотя ноги от страха у него подламывались. Это так озадачило подавляющих, что они даже не сразу начали его подавлять, а сначала допели свою песенку.

— Ваше нам, — сказал Комаров, обращаясь к Колчанову, — а наше не вам…

Начиналось обычное подавление личности, от которого Колчанов чаще всего спасался бегством, но на этот раз он стоял, хотя ноги его сами по себе так и норовили сорваться с места.

— Что-то я тебя давно не вижу? — сказал Комаров. — Где ты пропадаешь?

— В боксерской школе пропадает! — сказал Смирнов.

— Там и пропадет! — поддержал его Молчунов Виктор.

— Уж начал пропадать, ишь сколько ему синяков поставили. — Комаров противно засмеялся. Колчанов смело промолчал.

— А как собак стригут, знаешь? — спросил его с издевкой Борис Смирнов.

Подавляющие всегда задавали Колчанову при встрече какие-то дурацкие вопросы.

— Ножницами! — нахально ответил Колчанов.

— Ножницами! — засмеялся Витька Молчунов. — Собак стригут так… За хвост и об забор. Жалко, что у тебя нет хвоста, а то… я бы тебе показал, как стригут собак.

Колчанов снова смело промолчал.

— Подпрыгни, — сказал Комаров, — что-то ты долго стоишь на одном месте? Застоялся, наверно?

Колчанов подпрыгнул. В карманах у него зазвенела мелочь.

— Выгружай, — приказал Комаров, как всегда. — Смирнов, помоги.

— Ты чего не выгружаешь? — удивился Комаров. — А вы чего не выгружаете? — спросил Комаров Смирнова и Молчунова Виктора.

— Так ведь ударит, — сказал Смирнов.

— Не ударю, — сказал Колчанов. — С меня расписку взяли, что я не буду бить не боксеров.

— Кто взял?

— Тренер по боксу. В «Крылышках». Там открытые соревнования были. Выходи и боксируй кто хочешь с кем хочешь. Я вышел, нокаутировал чемпиона Москвы среди мальчиков. Мне сразу третий разряд. И с меня расписку, чтоб зря не дрался. Не сдержу слово — дисквалифицируют.

— Вот дает, —