Осеннее солнце - Эдуард Николаевич Веркин

эту мощь, что уж говорить про длинноносую Шнырову. Она обнаружила Дрондину в мешках, и как бы невзначай приблизилась к комбикормовому углу. Дрондина замерла, затаила дыхание. Шнырова остановилась, покручивая между пальцами удочкино колено и насвистывая, я прятался за рубероидами, я все видел.

Шнырова свистела летнюю песенку, изображая беспечность, затем резко замолчала, и, коварно ухмыльнувшись, несколько раз ткнула пырялкой в рогожу.

Дрондина закричала и вскочила.

– Постучи ежом в ворота, забодаем бегемота! – захохотала Шнырова.

– Зачем три раза ткнула?! Нарочно?!

Дрондина погналась за Шныровой. Тогда они, случалось, общались и вне водного перемирия.

Я сам их догнал, предложил им успокоиться, и продолжить играть, но они уже рассорились и разошлись по домам. Да, это я про пестер все. Пестер пах прошлогодним бором, на дне болтался грибной нож с костяной рукояткой, удачливый, старинный, из тракторного клапана. И две маленькие корзинки.

Я надел пестер, он был мне по плечу.

– Похож на лешего, – сказала Дрондина.

У Дрондиной тоже имелся грибной ножик, сделанный из обломка старого серпа. Как коготь, лучший нож для груздей и рыжиков, выковыривать их из-под листвы и травы так удобнее всего.

– Похожа на кикимору, – сказал я.

– Шнырова похожа на кикимору. Пойдем, Васькин, рыжики пропадают. Опушка трещит.

Мы перешли улицу Волкова, перешли холм и спустились к лесу, на опушку. Чистый сосновый лес, заросший мелкой белесой травой, стелившейся по земле. Рыжиковое место. Рыжики редко растут, не каждый год, а если рост, то часто червивые, так чтобы и рост, и без червей редко.

Опушка по договоренности поделена на три лоскута, наш посередине, шныровский и дрондинский по сторонам. Потому что рыжики можно и самим есть, и продавать. Но теперь Шныровых нет, и рыжики можно не делить. То есть, на троих, на двоих, на нас с Дрондиной.

– Мама говорит, что этот год совсем дуровой.

– В каком смысле?

– Все растет.

Дрондина покрутила руками. Мы продвинулись вдоль опушки.

– У нас на огороде вырос топинамбур, представляешь?

– И что? Топинамбуры давно у всех растут.

– Ну да, – согласилась Дрондина. – Растут. Но мы никогда топинамбуров не сажали. А он вымахал. Как?

– Ветром занесло, наверное, – предположил я. – Или птицами.

Дрондина пожала плечами. Она ворошила дубинкой траву, я за ней. Подумал — не дернуть ли Дрондину за косички, но не стал, грибы нашел.

– Ты в курсе, что рыжики вымирают? – спросил я.

– Все вымирает. А потом наоборот. Периоды вымирания чередуются с периодами рассвета.

Дрондина подняла грибной пласт, штук двадцать разного калибра. Срезала три штуки, забросила в корзинку. Я стал выкручивать. Я выкручиватель, я сначала выкручиваю, затем пеньки обрезаю, а Дрондина наоборот, режет сразу.

– У нас тут, между прочим, самые сладкие рыжики в России, – сказал я. – Проводили анализы, и выяснилось, что в них высокое содержание сахара. И рыжиковой кислоты. Они очень полезны для организма.

Это я соврал, но на правду, кстати, похоже, рыжики у нас сладкие.

– Всем плевать на рыжики, – сказала Дрондина.

– Знаешь, можно организовать грибное сафари, – сказал я. – Гости приезжают, а мы их водим по грибы, вот тут рыжики, вот грузди, вот маслята…

– Я подосиновики больше люблю.

Дрондина подняла следующий куст. Рыжиков было много, собирай хоть двумя руками.

– Моховики – их моя мама отлично маринует. Белых полно, я где сморчки растут знаю, если что. Их можно собирать, жарить… А жить гостям можно в старом доме, где раньше Коневы жили…

– Ерунда.

Дрондина срезала грибы.

– Что?

– Да ерунда все это…

Дрондина резала грибы, но не собирала, оставляла в траве. Приходилось мне собирать.

– Ерунда.

– Почему ерунда? Если толком все придумать…

– Никому ничего не надо, – Дрондина рубила рыжики. – Кому нужны грибы, кому нужен дуб Пушкина, колокол – и тот никому не нужен…

– Хватит грибы портить, – попросил я.

Дрондина остановилась, огляделась.

– Мне папка рассказывал… Про Лог. Что когда приходит туман – открываются короткие пути… Разные…

– Куда? – спросил я.

– Да хоть куда. Короткие. Ты едешь в Никольское, там вроде тридцать километров по прямой, но на самом деле можно за двадцать. Но можешь и не приехать…

– То есть?

– Иногда это другие дороги… Мой папка тут однажды так заблудился… Слушай, ты сам ведь терялся, кажется?

– Не помню. Грибы отличные. Ты чего не собираешь?

– Я собираю во все руки.

Дрондина срезала несколько рыжиков.

Грибы были маленькие, крепкие и все до одного годные, без червоточинки. И много. Мы с Дрондиной набирали маленькие корзинки и высыпали их в пестер, он быстро тяжелел, дно промокло, и в щели между берестой просачивался рыжиковый сок.

– Грибы что надо. А Шныриха телефон не оставила? – спросила Дрондина.

– Нет. А зачем тебе?

– Да мне даром не нужен, я думала, тебе оставила.

– Нет.

Дрондина повертела на пальце большой гриб, сломала его пополам.

– Сама виновата, – буркнула она. – Чего всегда вела себя как дура?

– Не знаю… Домой?

– Да, пойдем.

Я закинул за спину пестер, и мы двинулись обратно. Вышли из леса, потянулись в холм.

– Она всегда вредная была, – Дрондина размахивала ножом. – Еще с первого класса. Она тогда у меня украла закладку… Уехала – и барабан на шею.

– Да ладно, – сказал я. – Сейчас не проблема человека найти, Сашка наверняка в ВКонтакте зарегистрируется.

– Ты что, с ней общаться собираешься?

– Да нет… Просто я сейчас подумал, что можно группу создать. Группу Туманного Лога. Найти всех, кто здесь жил когда-то, узнать…

Мы остановились под яблоней. Дичок, рядом с тропкой, китайка, красные яблочки, но кислые, хорошо в компот подходят. И цветут красиво. Я сорвал, откусил. Неожиданно оказалось, что яблоко сладкое, без обычной противной китайской горечи.

– Вкусное, – я сорвал яблоко, протянул Дрондиной.

– Не, не хочу.

Дрондина опять достала ножик и принялась задумчиво рубить яблоки на ветках.

– Знаешь, я смотрел в Никольском в офисе – скоро за Сунжей вышку поставят, Интернет нормальный будет…

– Я не буду в группе участвовать, – предупредила Дрондина.

– Почему?

– Туда Шнырица сразу понабежит, а мне ее и здесь хватило. А потом…

Дрондина вдруг стала смотреть в сторону лесной опушки, так что я тоже туда посмотрел.

Никого.

– Что?

Дрондина