Все-все-все школьные-прикольные рассказы - Булычев Кир

Спасли восемь яблонь и физрука Андрея Александровича. Разве можно между деревьями в коричневых брюках стоять, с пейзажем сливаться? Вдруг бы зайцы не разобрались, где яблоня, а где физрук? Но теперь зайцы Андрею Александровичу не страшны. Уж одной ноге — точно. Её Женька Петров побелил. Не нарочно. Но за доброе дело — сойдёт.

Итого набралось добрых дел двадцать восемь.

Ещё Анатолия Николаевича, учителя технологии, от курения отучили. У школы курить запрещается: дети могут увидеть. Так он в уголок, за кусты, спрятался. Только достал сигарету — а ему куст смородины говорит печёнкинским голосом:

— Курение убивает!

Тут же бросил — на всю жизнь, наверное. Плюс доброе дело, записываем.

Только с тридцатым делом, последним, вышла заминка. Хотели в столовой помочь — да там очередь из желающих. В классе убрать — так всё убрано. И уборщица тряпкой отмахивается: не мешайте. Ей за четвёртым «Г» коридоры перемывать.

— Сделайте доброе дело — уйдите уже! — говорит.

Тут четвёртый «А» как обрадуется: пиши, Катя, тридцатое дело!

С юбилеем, любимая школа!

Митя и чужая фамилия

Было раз в классе у Мити Печёнкина родительское собрание. Только родителям идти на него некогда оказалось. Не смогли с работ вырваться. Мама дедушку попросила: «Сходите, Дмитрий Захарович!»

Ну, раз просят — пожалуйста. Пошёл на родительское собрание дедушка Митя.

— Посижу, — говорит, — снова за партой.

На собрании Митю сначала хвалили. Учится хорошо. К физике с биологией интерес проявляет: в кружки ходит, книжки про Архимеда читает. Дедушка Митя довольный, думает: «Весь в меня!»

А потом ему Наталья Сергеевна раз — и испортила настроение.

— Бегает на переменах, как реактивный, дороги не разбирая. С Петровым на пару. Проведите, пожалуйста, с внуком воспитательную беседу.

Пришёл дедушка Митя домой. Митю-внука позвал.

— Ну, рассказывай, — говорит. — В чём причина? Что скажешь в своё оправдание?

А Мите сказать, в общем, нечего. Ну бегали, с Женькой Петровым. Ну попались — дежурным по школе. Шестой «Б» вроде дежурил. А дежурные, если кто бегает, всегда спрашивают: ваши фамилии? Записали — и в класс сообщили.

— То есть вы прямо так и ответили: Петров и Печёнкин? — удивился дед Митя. — Вот ведь дети — всему учить надо! В другой раз скажи: Иванов. Чтобы я за тебя на собрании не краснел. Школа большая. Кто вас там по фамилиям помнит?

Митя в другой раз так и сделал, как дедушка научил. «Иванов», — говорит. А у Женьки Петрова нет дедушки под рукой, как у Мити. Его учить некому. Вот он и ляпни: «Петров». По-честному, как обычно. А дежурный как засмеётся:

— Где третий?

— Какой третий?

— Сидорова-то не хватает!

Мол, не врите. Пришлось Мите признаться, что не Иванов.

— Эх ты, Женечка, — сказал Митя, — всему-то учить тебя надо. Не мог чью-то фамилию, не свою, им назвать? Больно дежурный фамилии помнит?

Женька пообещал:

— В другой раз — обязательно!

И в другой раз всё сделал как надо. Митя снова сказал «Иванов». А Петров, чтобы не было подозрений, — «Печёнкин». Не своя ведь фамилия!

Дедушка Митя, узнав, так смеялся — даже ругаться не смог. Просил больше на переменах не бегать — фамилию не позорить.

Пьеса

Задумала как-то классная руководительница Наталья Сергеевна четвёртый «А» к искусству театра приобщать. Так на классном часе и объявила.

— Звучит зловеще! — шепнул Митя Печёнкин Женьке Петрову. — В оперу поведут. Вот увидишь.

Но Наталья Сергеевна в оперу не собиралась. Она ещё балет не забыла — тот, что в прошлом году. А потому предложила:

— Давайте все вместе напишем пьесу. Потом её поставим и покажем на сцене.

И четвёртый «А» согласился. Только девочки пьесу хотели писать про любовь. А мальчики — про пришельцев из космоса. Чуть не поругались. Но Наталья Сергеевна по-другому решила.

— Нет, ребята. Всё-таки вы пока не Шекспир. И играть будете перед второклашками. Так что пускай будет сказка.

Ладно, сказка так сказка. Сбегали после уроков в школьную библиотеку, сказок набрали, былин. И фантастики шесть томов. Ведь фантастика — тоже, в общем-то, сказки. А Митя Печёнкин взял томик Шекспира.

Сели за классный компьютер — пьесу писать. В двух действиях, с прологом и эпилогом.

Тут у Натальи Сергеевны телефон музыку заиграл: тадададам! Бетховен, симфония номер пять. Директор, значит, звонит. Говорит: загляните на педсовет. Наталья Сергеевна и пошла — не прогуливать же.

— Ну и что, — сказал Митя, — начнём без неё. Образец у нас есть.

И в Шекспира подглядывает — что там должно быть в начале?

А, понятно: название! Вот только — какое? Название — это же самое важное. Назовёшь, скажем, пьесу «Кощей и Яга» — и получится про любовь. Девчонки, конечно, обрадуются. Только мальчики против. Второклассники ведь тоже люди, про любовь им вовсе не интересно. И про репку неинтересно, репка — для дошколят. А что если про роботов? «Роботок-горбунок» — как, нормально? Или вот: «Роботок с лапоток». Мал, да удал. Корпус титановый, спереди — лазерный излучатель, сзади — ракетная установка, против Змея Горыныча.

Тут девочки не согласились. Робот — это разве герой, говорят. Так, банка консервная. А герой должен быть симпатичный — как Атос из «Трёх мушкетёров». Или, скажем, Добрыня Никитич, раз сказка. «Добрыня Никитич и Василиса Прекрасная».

Мальчики кричат: «Роботок!» Девочки: «Богатырь!» Сложно выбрать. Но Митя справился.

— Всё, — говорит, — кончили спорить. Записываю: «Добрыня и Роботок с лапоток».

Чтобы никому не обидно было.

Место действия быстро придумалось. «На далёкой-далёкой планете» — красиво и романтично. «Жили-были на далёкой-далёкой планете робот с роботихой. И был у них сынок маленький — Роботок с лапоток…»

Все сказали: годится! Митя с книжкой сверился и посередине строки написал: «Пролог». Точно как у Шекспира. Потом: «Действие первое».

«Собрались как-то взрослые роботы на заправку лететь. А Роботку наказывают: не выезжай со двора — там опасности! Будешь умницей — новый подшипник тебе привезём…»

Митя в Шекспира опять заглянул:

— Всё не так! Это сказка обычная получается, а не пьеса. В пьесах всегда по-особому говорят, не как у нормальных людей.

Робот-отец:

— Мой сын! Мы на заправку. Со двора

Не выезжай. Не надо рисковать.

Робот-мать:

— А коль вести себя примерно будешь,

То мы тебе подшипник привезём.

Молодец Митя! Сам Шекспир бы лучше не справился.

Саша Лискина подхватила:

— «Роботы улетают. Роботок забывает о наказе родителей. Появляются пчёлы-киборги. Целая стая». Так?

Оля спросила:

— А киборги — это роботы?

Сразу видно: фантастику не читает. Киборг — он наполовину живой. А робот — совсем железяка.

— Пчёлы — хвать Роботка! — встрял Женька Петров. — А тот как закричит… В смысле, по радио передаёт: «Несёт меня пчела в далёкие края…»

Стас сказал:

— Не в рифму.

Тут все снова загомонили:

— Ну и что! У Шекспира нет рифмы.

— В пьесах рифмы не обязательны. Несёт меня пчела неведомо куда…

— А чего неведомо — ведомо: на запчасти. К космической пиратке Жабе-Яге, на разбойничий астероид.

— Сбили совсем, — сказал Митя. — Несёт меня пчела, пчела меня несёт. Несёт меня пчела. И все дела!

Так и записали. А Митя продолжил:

— «На сигнал бедствия из глубин космоса появляется богатырь Добрыня на своём верном вороном звездолёте…»

— И вовсе не на вороном, — сказал Ваня Маркин. — Посмотрите картину художника Васнецова.

Пришлось в интернет заглянуть. Так и есть — Ваня прав. Вороной конь на картине — у Ильи Муромца. У Добрыни конь — белый. Хотя и не звездолёт.