Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

— А почему, почему, — снова закричал папа, — все эти взрывы, подрывы происходят в моем доме?

Я промолчал. Мое дело было объяснить причину события, а не мотивы поступков, породивших явление, хотя взрывы и должны были тренировать мою нервную систему на невздрагиваемость при внезапно возникающих взрывах.

— В моем доме делают взрывы, неизвестно кто ставит бутыли к газовой горелке! — папа опустился на табуретку и замычал, как от зубной боли.

— Ну, — сказала Голованова в коридоре ребятам, — теперь вам понятно, до чего доводят человека всякие эти сикимбрасы и чебуреки?

В коридоре раздался громкий ропот.

— Ребята! — папа вскочил с табуретки. — Дорогие ребята! А нельзя ли нам устроить этому моему сыну, а может быть, и не моему сыну, экспертизу сегодня же! Сейчас же! Сию же минуту!

— Я сейчас позвоню папе в поликлинику! — отозвалась Вера Гранина, и они вместе с папой вышли из кухни в столовую.

Девчонки стали потихонечку прибираться в кухне. Кто-то из ребят попробовал ягоды и сказал: «А вкусно!» Кто-то сказал: «Стали бы делать, если бы невкусно!» Но на все это я не обращал никакого внимания. Я стоял и смотрел опасности в лицо, опасности, которая грозила мне, если мне может вообще грозить какая-нибудь опасность. «А хорошо, — подумал я, — если бы профессор признал во мне что-нибудь такое… А потом бы мой портрет в газете «Известия» — бац! В связи с благополучным приземлением и в связи с благополучным установлением контактов… Мы, конечно, с моей командой после рейса на Юпитер отдыхаем в том самом отдельном домике, в котором отдыхает сверхкосмонавт после возвращения. Моих космонавтов обследуют всякие академики и члены-корреспонденты Академии медицинских наук, всех, кроме меня, конечно, я, как всегда и везде, абсолютно здоров. Лежу в кресле, думаю. Вдруг отец Веры Граниной входит в комнату. Смущенно улыбается и говорит:

«Вы меня, товарищ Иванов, не узнаете?»

«Не узнаю», — говорю.

А не узнаю я, конечно, не по-настоящему, а понарошку.

«Ну как же, помните, вы, когда были вот такой… приходили ко мне обследоваться. А я вас еще в нормальные определил. Ха-ха-ха! А вы, оказывается… оказывается, сверхнормальный!»

Я, конечно, тоже рассмеюсь.

«Ха-ха-ха! Да, профессор, не разобрались вы тогда во мне. Ха-ха-ха! Ну, не вы один! Ха-ха-ха!»

«Это точно! Моя дочь-то тоже вас нормальным человеком считала. Ха-ха-ха!»

«Точно! Считала! Ха-ха-ха! А где она, кстати? Ха-ха-ха!»

«Стоит в коридоре. Войти стесняется. Ха-ха-ха!»

«Стесняется, говорите? Ха-ха-ха! Ладно уж, пусть войдет! Так и быть!.. Ха-ха-ха!.. Пусть войдет!»

— Войди сейчас же в столовую! — раздался голос моего отца.

Я вошел в столовую.

— Одевайся и на медосмотр! Как на пожар!

Все стали собираться, стали натягивать на себя плащи, куртки, нахлобучивать на головы кепки и береты, когда на середину столовой вышла какая-то девчонка из нашего класса и громко, торжественно произнесла:

— Не надо его на медосмотр!

— Почему не надо? — спросил отец.

— Что это еще за «не надо»? Почему это еще «не надо»? И зачем это еще «не надо»? — раздались голоса.

— Не надо никакого доктора, — снова упрямо повторила какая-то девчонка из нашего класса, а мне из-за спины ребят не видно, кто говорит.

— Кто это такая? — спросил я рядом стоящего со мной Маслова.

— Кто это такая? — удивился Маслов. — Тополева Таня из нашего класса. — И добавил: — Нет, тебя все-таки надо на медосмотр. Это же самая красивая Таня на свете…

— Вот дневник Юрия Иванова, — сказала Таня, подняв в руке мои зашифрованные воспоминания. — Я, конечно, понимаю, что читать чужие дневники, тем более зашифрованные, читать в одиночку, а тем более коллективно не принято, но раз вопрос зашел об инопланетянстве, тем более о докторе космонавтов, который должен поставить диагноз Юрию Иванову, то пусть уж этот диагноз поставит этот дневник. Он нам все расскажет об Иванове и поставит ему диагноз лучше всякого доктора. Сначала он расскажет нам, что Иванов — это вовсе не Иванов на самом деле, а Баранкин. Ваша фамилия ведь Баранкин? — обратилась она к моему отцу.

— Да, — подтвердил отец, — моя фамилия Баранкин. Но моему сыну не нравилась эта фамилия, и он решил учиться под фамилией своей мамы… Знаете, есть такая книга «Баранкин, будь человеком!». Так вот, когда мой сын под этой фамилией учился в школе, к нему в той школе все приставали с одним и тем же вопросом: «Баранкин, будь человеком, расскажи, как ты превращался в воробья, или бабочку, или муравья». Поэтому Юра попросил перевести его в другую школу и взял мамину фамилию.

— Теперь нам понятно, почему он, перед тем как укатать нас в парке на аттракционах, говорил про муравьев. Помните? «Объем тела самого крупного муравья измеряется кубическими миллиметрами, а объем муравьиной кучи вместе с ее подземной частью в сотни тысяч раз превосходит размеры «строителя»…

— А мне про воробьев объяснял, разве, говорит, это справедливо: воробьи зимой и летом босиком ходят, а человек… — сказал Сергей Медов.

— А мне про бабочек рассказывал. «Ты, говорит, Маслов, с Ольгой Фоминой дружишь?» Я говорю: дружу. «А за сколько километров ты можешь ее присутствие обнаружить?» Я говорю: когда вижу, тогда и обнаруживаю. А он говорит, что вот бабочки друг друга за сорок километров могут обнаружить.

В эту минуту, когда расшифровалась моя настоящая фамилия, меня занимало не то, что она расшифровалась, а то, каким же это самым непостижимым образом мои воспоминания попали в руки ученицы нашего класса, ученицы, на которую я совсем не обращал внимания. Пока все шумели, обсуждая мое однофамилие с Баранкиным, я уставился на Таню Тополеву и впервые увидел ее объемное, как бы сказать голографическое изображение. Таня Тополева действительно была так красива, что напомнила мне высказывание Дидро, что «красота — это то, что пробуждает в уме идею соотношения». И еще математическая мысль о красоте: в изгибах прекрасных линий всегда можно уловить математическую закономерность. Вот она откуда утечка моей самой сверхсекретной информации: от той самой красоты, что пробуждает в уме идею соотношения, от тех изгибов прекрасных линий лица Тани Тополевой, в которых всегда можно уловить математическую закономерность! Поэтому я и не заметил эту идею соотношения и не уловил математическую закономерность, а зря! Зря не заметил!.. Если бы вовремя заметил, глядишь — и не было бы утечки информации. Но как и