Ложечник - Хоф Марьолейн

— Берта?

— Ее имя уже стерлось из моей памяти, — покачала Метта. — Она ушла от вас, как только ты научился есть кашу. Твоя мать часто навещала тебя, иногда вместе со мной, потому что я умела ухаживать за младенцами. Но садовник и так отлично справлялся. Я думаю, он вообще хорошо умел обращаться со всем, чему еще предстоит вырасти. Лакей привозил всё, что вам было нужно: еду, одежду, игрушки.

— Он был старый? — жадно спросил Янис. — Садовник? Старый? У него была борода?

— Борода у него была, — подтвердила Метта. — Тогда была, а вот была ли потом, тебе лучше знать, потому что ты остался с ним после того, как твои родители…

— Фрид! — воскликнул Янис.

— Да, так его и звали, — сказала Метта.

— Он меня не украл! Меня ему отдали! Мама отдала. — Янис не мог стоять на месте от радости. Он сделал пару шагов в сторону и вернулся назад, теребя рукава своей куртки. — Фрид врал мне, — вдруг вспомнил он. — О маме и папе и Великой хвори.

— Что ж, мы все врали, — вздохнула Метта. — Твои родители объявили, что тебя украли. Лакей притворился, что видел, как это произошло. Сказал, что тебя забрал какой-то старик, и это было неумно. Нужно было соврать, что это был молодой человек, или женщина. Кто-то, кто непохож на Фрида.

— Я не понимаю, — пришла в негодование Силка. — Зачем было врать? Зачем была нужна эта страшная тайна?

— Остальные родственники не должны были ни о чем догадаться, — пояснила Метта. — Известно, что ради денег Холдерлинги готовы перегрызть друг другу глотки, то есть одна ветвь семьи готова уничтожить другую. То один дядя прибирает всё к рукам, то другой, а если не он, то племянник, или брат, или тетя. Нам, простым людям, разницы мало, потому что Холдерлинги все как один настолько жадные, что не желают даже нормально платить прислуге, а из своих крестьян выжимают всё до последнего. Только ваша мать была не такая. Она пришла из другой семьи, где ее научили хорошим манерам. И сердце у нее было доброе. Но и она бы со временем изменилась, стала бы такой же, как Холдерлинги. Так всегда бывает, когда выходишь замуж: приходится подстраиваться. — Метта причмокнула губами. — Дайте мне воды, — попросила она. — От этих разговоров у меня во рту пересохло.

На столе стояли кувшин и деревянная кружка. В кружке была трещина, Янис заметил это, когда наливал воду. Метта взяла кружку у него из рук и выпила воду залпом. Несколько капель пролилось на одеяло.

— Казалось бы, какое мне дело, как между собой грызутся Холдерлинги. — Метта откинулась обратно на подушки. — Этой истории уже много веков, насколько мне известно. Ненависть, злоба и зависть. Но речь-то шла о детях… Маленьких и невинных…

Янис забрал кружку у нее из рук. У кружки были истончившиеся от времени стенки: стоит один раз сжать посильнее — и дерево треснет.

— Ваши родители умерли один за другим, — продолжила свой рассказ Метта. — А два дня спустя в Холдер въехали господин Ассерик и господин Кундер. Добычу они поделили еще до похорон. А потом с постными лицами стояли на крыльце, когда из дома выносили гробы. Я видела их через ограду, пока ждала выезда траурной процессии. Народу собралось не меньше сотни человек, все шептались между собой, но про ваших кузенов ни у кого не нашлось доброго слова.

— А что случилось со мной? — спросил Янис.

— Когда ваши родители скончались, вам с Фридом перестали высылать деньги. Господам Ассерику и Кундеру нельзя было узнать правду, в этом мы все были согласны. Кормилица уже ушла, а сама я на ферму приезжала редко. Но туда регулярно наведывался лакей.

— Никакого лакея я не помню, — уточнил Янис. — Мы с Фридом жили вдвоем в доме с красной дверью. У нас была пятнистая свинья. — И почувствовав, что может говорить откровенно, поскольку в рассказе про дом не было ни единого слова лжи, он продолжил:

— И ослик. И Лока.

— Свинья всё никак не хотела жиреть, — подхватила Метта. — А ослика вам оставил лакей. Овес не покупали, выводили осла пастись в долину. Чтобы вы могли прокормиться, Фриду приходилось много и тяжело работать, но он делал для тебя всё, как и обещал. Жизнь у всех была нелегкой, но над вами висела куда большая угроза. Конечно же, беда пришла. Наверное, вас выдал кто-то из местных крестьян. Что вас рано или поздно найдут, было неизбежно, разве от всех спрячешься? Старик с мальчиком, удивительно похожим на Холдерлинга. Насколько я знаю, Фрид едва успел тебя увести. «Понятия не имею куда, — заявил мне лакей, — меньше знаешь — лучше спишь». На этом мое участие в твоей жизни закончилось. Где ты, я не знала, и всё, что мне было про тебя известно, я запрятала внутрь себя, глубоко-глубоко, чтобы не сболтнуть ничего даже случайно. Единственное, что я сделала, — передала Вильме, этой доброй женщине, свой адрес.

Силка начала было что-то говорить, но Метта жестами показала, чтобы она замолчала.

— Мальчики! — шепнула она.

Занавеска отодвинулась, и в комнату заглянул мужчина с одутловатым лицом.

— А это еще кто? — рявкнул он.

— Внуки моей сестры, — ответила Метта.

— Этой твоей сестре невдомек, что ты ни черта не видишь? — поинтересовался «мальчик». — Или у нее руки отсохнут, если она вдруг решит помочь слепой старухе? — Он положил на стол ломоть хлеба. — Почти ничего не раздобыли сегодня. Ходили патрули, было никуда не залезть. Эрно?

— Что? — ответил хриплый голос из коридорчика.

— У тебя еще что-нибудь осталось?

Рядом с мужчиной появился высокий юноша.

— Полкувшина вина.

— Вино на нее переводить не будем, — решил мужчина. — Не в коня корм.

Занавеска задернулась. Эрно и мужчина затопали по лестнице.

— Гони их домой! — крикнул Эрно Метте. — А то из-за вашей болтовни нам будет не уснуть.

— Ну, всё, идите, — прошептала Метта Янису и Силке. — Я передала вам всё, что нужно. Теперь вы слышали пророчество госпожи Петрофф. А я буду мучиться, правильно ли поступила, раскрыв вам тайну. Сама бы я ни за что не хотела знать свое будущее, боже упаси. А кабы мне было ведомо, что окончу свою жизнь вот так — спать бы не смогла по ночам. Но вам лучше знать всю правду, вот что. Раз уж эти господа заново собрали вас в Холдере, вам теперь нужно быть начеку.

В комнате наверху Эрно болтал с приятелем. Они, конечно, знали, где в полу дыра, иначе давно бы уже провалились в коридор.

— Черное как смерть и красное как кровь, — тихонько проговорила Метта. — Вот слова мадам. Ваша мать уверовала в это сразу, тут уж я бессильна. Но нельзя так слепо доверять чужим словам. Понимаете? Живут ведь на свете такие люди, как Эйнольф, в которых еле душа держалась, когда они родились. Но я не сдавалась и смогла их вы́ходить. Не хотела мириться с тем, что они возьмут и умрут. Даже когда всё, казалось бы, безнадежно, нужно не сдаваться и искать выход. Так всегда поступала я.

— Метта! — гаркнул Эрно сверху.

— Идите, — велела Метта.

— Но что же нам делать? — спросила Силка.

— Это вопрос не ко мне, — отмахнулась Метта. — Умей я одолеть любую беду, в первую очередь поправила бы свои дела.

Силка просунула руку под корсаж своего платья, что-то оттуда вытащила — монету, разглядел Янис, — и сунула Метте в руку.

— Серебряная монета, — шепнула она на ухо слепой.

— Серебряная монета? — возмутился Янис. — Оказывается, у тебя были с собой деньги?

— Тихо! — прошептала Метта. — Если мальчики услышат…

— Метта? — еще раз крикнул Эрно. — Мне что, спуститься вниз?

— Они уже уходят! — крикнула Метта в ответ. Монету она зажала в руке. — Давайте же. Быстрее!

— Фрид умер, — напоследок сказал Янис. Он не мог уйти, не сообщив об этом.

— Какое горе, мальчик. — Метта оперлась на локти и спустила одну ногу вниз с кровати. — От старости?

— Упал. В пропасть.

— Вот бедняга, — повторила Метта.

Силка отодвинула занавеску, и Янис вслед за ней вышел в коридор. Но там, где дверной проем был завешен одеялом, замедлил шаг. И вернулся к Метте в каморку.

— Как звали лакея? — спросил он. — Схенкельман? Дабберталь?