Золотая печатная машинка - Карстен Хенн

И все же Эмили всем сердцем любила дом бабушки и дедушки. После семи переездов он стал первым местом, где она и вправду чувствовала себя дома.

Когда бабушка открыла перед ней дверь, Эмили взглянула на фамилию, написанную на табличке над дверным звонком. Там значилось: «Роза и Мартин Вирих». А рядом, на клочке бумаги, приклеенном позже: «Моника и Ральф Папер». Эмили осторожно провела рукой по именам: маленький привет из очень далеких мест.

Чуть больше года назад архитектурное бюро, где работали ее родители, обанкротилось. Спустя полгода им предложили работу в Дубае. В их городке работы было мало — тем более такой, за которую готовы были бы хорошо платить. Поэтому они отправились в дальний путь, провели год на Востоке, прямо на берегу залива. И это несмотря на то, что папа боялся воды с тех пор, как ребенком чуть не утонул в Северном море. С тяжелым сердцем они оставили дочь у бабушки с дедушкой, потому что не хотели вновь отрывать ее от привычной обстановки.

Головой Эмили понимала все это, но не сердцем. Каждый раз, когда у двери ее не встречали мама и папа, она расстраивалась. Тем приятнее было входить в свою комнату под приветствия Клауда:

— Добр-рого! Дня! Эмили! Ор-решки! Целую!

Он любил поболтать. Когда пришло время купать птицу, она достала из шкафа маленькую бутылочку с распылителем. Клауд, ощутив мелкий «дождик», радостно подставил под него расправленные крылья и завилял хвостовыми перьями.

И Паперы, и Вирихи были любителями всякой живности. У каждого в семье было свое животное, хотя питомцами их назвать было сложно. У бабушки был мопс по кличке Черчилль, похожий на мятую диванную подушку. Его было скорее слышно, чем видно, потому что он постоянно похрапывал в каком-нибудь углу. У дедушки был карп кои, который жил в садовом пруду. Карпа звали Император Вильгельм. Он, конечно, не отзывался на это имя, зато позволял себя гладить. Мама Эмили где-то подобрала лохматого кота по кличке Кампино. А папа… У папы своего животного не было, но он давно хотел приобрести террариум с зеленой карликовой жабой. Остальным домочадцам затея не нравилась, так что об этом монстре папе оставалось только мечтать.

У Эмили была птица. И конечно, она слышала уже все возможные шутки на эту тему. Девочка подошла к большой клетке и открыла ее, чтобы выпустить индийского кольчатого попугая полетать. Минимум час в день — столько было положено. Серо-голубая птица с оранжевым клювом тут же уселась на свое любимое место — плечо Эмили.

— Как прошел твой день?

— Солнце! Пр-риятно! Высоко!

Клауд обожал солнце и луну. Эмили заметила, что его миска снова была пустой. Денег в семье едва хватало, чтобы прокормить всех питомцев. Она достала из кармана пакетик орехов, который выменяла у Шарли на полбяной хлеб с сыром во время школьного обеда. Отец подруги был уверен, что орехи полезны для мозга, но сама Шарли считала, что они ужасно вредны для вкусовых рецепторов.

— Вот, держи.

Эмили кормила Клауда с рук, а это всегда было щекотно — приятно щекотно. Поев, попугай издал несколько довольных трелей и прижался пернатой головкой к шее девочки.

Эмили была бы рада сейчас завалиться на кровать и немного отдохнуть, но ей предстояло сделать доклад к уроку математики — наказание от учителя Дресскау. Поэтому пришлось усесться за письменный стол. Каждое слово, которое девочка выводила на бумаге, распаляло ее ненависть. А впереди была еще подготовка к контрольной по математике.

Ближе к вечеру сквозь щель под дверью проник аппетитный запах жареной картошки, выманив Эмили в тесную кухоньку. На старом деревянном столе стояла сковорода с картошкой, а рядом — яичница с яблочным джемом, как и в любую другую среду.

Бабушка Роза и дедушка Мартин все ели с яблочным джемом. Спагетти болоньезе — с яблочным джемом. Колбаски — с яблочным джемом. Пиццу — и ту с яблочным джемом. Эмили такое сочетание не нравилось, но, чтобы порадовать родных, она всегда накладывала себе ложечку джема и съедала ее в конце, как десерт.

Черчилль спал в своей корзинке в углу, и его толстое пузико ритмично надувалось и опадало. Его всегда кормили перед ужином максимально плотно, чтобы он не попрошайничал у стола. Клауд присутствовал за ужином вместе со всеми, сидя на плече Эмили, так что иногда и ему что-нибудь перепадало. Особенно он любил овощи, фрукты и всякую зелень. «Кар-ртошка! Гор-рячая! Кукур-руза! Медуза!» — радостно восклицал он. Бабушка Роза налила половник яблочного джема в уже и без того полную тарелку дедушки Мартина и принялась рассказывать ему о посетителях библиотеки. Он тоже делился новостями. Ему всегда казалось, что это свежие события, хотя многие истории были двухнедельной давности, другим исполнилось полгода, а третьим — все тридцать лет. Но все они были интересными.

Память дедушки была похожа на книгу, в которой не хватало некоторых страниц и почти не осталось места для новых записей. Он часто не мог уснуть и ночами бродил по дому. За это Эмили назвала его ночным стражем: она ощущала спокойствие, когда слышала мягкие шаги его ног, обутых в войлочные тапочки, по ламинату. У дедушки Мартина была лохматая борода с белыми, черными и рыжими прядями. Как-то Эмили прочитала, что трехцветных кошек называют счастливыми, потому что якобы они приносят удачу. Тогда она решила, что Мартин — счастливый дедушка.

Сегодня все было немного иначе, не так, как обычно. За ужином дедушка Мартин заговорщически подмигнул ей, да еще и не один раз. Он ловил моменты, когда бабушка Роза его не видела.

Клауд неожиданно стал насвистывать про бутерброд с ветчиной. Под эту песенку они убрали со стола, вымыли и вытерли посуду. После этого дедушка Мартин позвал Эмили в гостиную. Любопытно.

— Дедушка, все хорошо? — спросила Эмили, усаживаясь на диван перед телевизором.

Он приложил палец ко рту, призывая вести себя тихо:

— Не хочу, чтобы Роза узнала то, что я сейчас тебе скажу.

Дедушка закрыл дверь в комнату, достал из кармана брюк конверт и протянул его Эмили.

Письмо было уже вскрыто. Из школы Иоганна Гутенберга, без марки. Должно быть, кто-то доставил его лично.

— Письмо! Чер-рнила! Чер-ртополох! Газонокосилка! — взволнованно защебетал Клауд и вскочил на плечо Эмили.

Она вытащила листок из конверта и начала читать.

— Письменный выговор?..

— Мы называли их кляузами. Что это за учитель Дресскау, ты его знаешь?

— Но… просто за то, что я