Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

китайскую грамоту!..» — и так далее и тому подобное. Ладно, обойдемся без подписи. Тем более, что весь разговор записан на магнитофон.

Вот, не даст соврать магнитофонная пленка, товарищи потомки! Я перекрутил пленку и нажал на клавишу проигрывателя, но звука никакого не было. Значит, где-то что-то не сработало. Неужели пропало столько времени даром? Может, попросить отца устроить мне эту сцену еще раз — специально для потомков? Они же могут не поверить, что мне приходилось жить, учиться, работать и готовиться в такой нечеловеческой обстановке при полном взаимном непонимании. Я прислушался. Отец еще не спал. За стеной отчетливо продолжал звучать его голос:

— «Представьте себе хотя бы молодого самоуверенного врача. У него и мысли не появится, что поставленный диагноз неплохо бы перепроверить, посоветовавшись с опытными коллегами. В результате неверно определена болезнь, неверно назначено лечение… А разве приятны самоуверенные люди в общении? Жить, работать рядом с ними?..»

«Интересно, к чему это папа вдруг заговорил о врачах», — подумал я.

Снова приготовил магнитофон к записи, проверил его:

— Раз-два-три! Раз-два-три! Дается проба! Дается проба!

Прослушал звук — все было в порядке, и я вышел в столовую…

Воспоминание двенадцатое

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО — ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

В столовой папа действительно читал маме какой-то журнал:

— «С ними трудно. Они всегда все знают, неспособны к самокритике, не терпят возражений, обрывают собеседника на полуслове. И никогда не заметят, что обидели, унизили товарища. Если самоуверенность и приводит иногда к успеху, то он, как правило, случаен, под ним нет твердой основы. Так что не стоит им завидовать».

Не дожидаясь, когда папа закончит читать, я сказал:

— Папа, надо повторить!

— Что повторить? — удивился он.

— Сцену, — пояснил я.

— Какую сцену?

— Надо повторить еще раз сцену, которую ты здесь мне устроил, — сказал я.

— Какую сцену? — переспросил папа, вытаращив глаза. — Что ты называешь сценой?

— То, что… мы недавно разыграли здесь в столовой, — объяснил я. — Да, называю это сценой, и ее надо повторить слово в слово.

— Как повторить, — удивился папа еще больше. — Почему повторить?

— Понимаешь, магнитофонная пленка не записала. Я сейчас восстановлю все наши реплики, и мы повторим все сначала.

Я сел за стол и стал, как всегда, делать три дела сразу (писал, разговаривал с папой, левой рукой сжимал теннисный мяч). Я писал, восстанавливая слово за словом все, о чем мы говорили за столом с папой.

Я вообще-то могу писать одновременно левой и правой рукой, причем разный по смыслу текст, но если бы я это стал делать, то привел бы отца окончательно в шоковое состояние. Поэтому я писал скоро, но нормально — только правой рукой.

Быстро восстановив текст нашего разговора, я протянул его отцу и сказал:

— Здесь все, что ты мне говорил, только перед записью на пленку надо над ролью отца хорошенько поработать.

— Над какой ролью? Какого отца? Перед какой записью? — ничего не понял папа.

— Объясняю, — терпеливо произнес я, — ты, папа, только вложи в свои слова побольше ярости и говори почетче… и вообще конфликтуй, — посоветовал я ему, — по-серьезному.

— Как? — вскричал папа, до которого только сейчас и дошло, что я буду записывать состоявшийся наш разговор на магнитофон. — Меня в моем собственном доме, мой собственный сын будет записывать на магнитофон, да еще при этом будет режиссировать и называть мои слова репликами и указывать мне, что мне говорить и даже как мне говорить?! Сегодня меня записывают на магнитофон, а завтра… — на слове «завтра» папа чуть не задохнулся, — а завтра меня, может быть, будут еще и снимать на кинопленку?!

— Минуточку, — сказал я, перестав делать два дела (писать и накачивать мышцу левой руки), папина мысль мне понравилась.

Как это мне самому в голову не пришло снять документальный фильм из моей жизни. Снятый и озвученный фильм! Что может быть более достоверным.

— Минуточку! — воскликнул я. — Это идея! Сегодня ты, папа, можешь спать, а завтра мы эту сцену и озвучим и снимем!

— Завтра снимем?! — закричал папа. — Впрочем, я не уверен, не уверен, что меня уже сегодня, сейчас почему-то и для чего-то не снимают!.. — С этими словами он вскочил со стула и, схватившись за голову руками, скрылся в своей комнате.

— Нет, я один с ним не справлюсь, — донесся его голос, и неожиданно высунув голову из полуоткрытой створки двери, он сказал: — Я тебя предупреждаю, что я сейчас же обзвоню всех наших родственников. Я с тобой один не справлялся, не справляюсь и никогда не справлюсь! Вот сейчас позвоню твоему дяде Пете, и дяде Мише, и дяде Сене, и тогда ты увидишь! Вместе с дядями-то мы уж тебя скрутим в бараний рог!

— Эти слова и эту сцену, — сказал я, — тоже надо бы записать и снять на пленку. — Затем со словами: «Ничего, снимем завтра, раз я сказал снимем, значит, снимем» — я тоже направился в свою комнату. — А насчет помощи… это даже интересно, как это у вас получится и что это у вас получится?..

— Кстати, — оживился папа по ту сторону двери, — я не хотел тебе говорить, но скажу, что с дядей Петей к нам придет один его знакомый. Он-то тебе и внушит кое-что. Потому что, видно, только такой человек, как дяди Петин знакомый и может внушить тебе кое-какие полезные мысли!

На словах «внушить тебе кое-какие полезные мысли» я перебил отца и громко произнес:

— Пап, ну неужели ты веришь, что…

— Я хочу в это верить, хочу хотя бы верить! — воскликнул отец за стеной. За стеной физически ощутимого непонимания, которое стало нас разделять с отцом с некоторых пор. Но стена стеной, дяди Петин знакомый дяди Петиным знакомым, а о внушении, вернее, о контрвнушении следует серьезно подумать. При встрече со мной как с представителем земной цивилизации инопланетяне тоже могут попытаться внушить мне что-нибудь внеземное. Кое-что у меня для этого припасено. Кое-что, кое-что!.. Я подошел к книжной полке и снял с нее брошюру кандидата медицинских наук «Внушение в медицине». «Может быть, дяди Петин знакомый, способный, по мнению папы, внушить мне полезные мысли, имеет какое-нибудь отношение к