Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

Я, конечно, вполне мог уложиться в расписание, если бы мне не надо было предъявлять дневник моему П. (папе!). Прочитав дневник, мой П. обязательно затеет со мной разговор, который совсем не предусмотрен моим расписанием. Потом в наш разговор вмешается моя М. (мама!). Моя М. начнет меня защищать, мой П. начнет с ней спорить. И на это тоже можно потратить уйму такого нужного времени.

Когда я влетел в прихожую, ни П. ни М. дома не было. Я сделал по расписанию первым делом вот что: налил в металлическую мензурку простейшее соединение водорода с кислородом. Довел до точки кипения. В фарфоровый тигель всыпал шесть граммов синепсиса. Смешал синепсис с тремя ложками полиозы. Тонкую пластинку, содержащую элементы фосфора и кальция, соединил с толстой пластинкой аминокислот и… ну, в общем, короче говоря, это я просто выпил стакан чаю с сахаром и съел бутерброд с сыром! Потом я положил дневник в папиной комнате на стол, на самом видном месте. Я уже собирался вернуться в свою комнату, когда заметил на столе кипу газет. Читая газеты, папа всегда подчеркивает в них отдельные статьи, фразы и даже слова. Я пересмотрел, что и где он подчеркнул на этот раз: в «Известиях» и в «Комсомолке» в основном он подчеркнул статьи о воспитании подростков. Во вчерашней «Вечерке» был подчеркнут какой-то фельетон на финансовую тему (мой папа, дорогие товарищи потомки, работает фининспектором и часто выезжает делать ревизии. Кроме того, он всегда занят, потому что работает над диссертацией. Меня он тоже часто ревизует, так как считает, что я стал «невозможным человеком», «невозможным» — это слово мы, конечно, оставим на его совести!).

Итак, в «Вечерке» подчеркнута статья на какую-то финансовую тему и еще был обведен красными чернилами какой-то фотоснимок и рядом поставлен жирный вопросительный знак.

Минуточку, минуточку! На фотоснимке, между прочим, изображены я и мой тренер по самбо. А вопросительный знак стоял потому, что физиономия на снимке в газете была моя, а имя и фамилия под снимком не мои. Я занимался в кружке самбо под чужой, конечно, фамилией. И главное, я сфотографирован без моего ведома и согласия. Я даже на этого корреспондента и внимания-то не обратил. Когда же это он успел меня щелкнуть? Я еще раз перечитал надпись под снимком:

«Заслуженный мастер спорта Алексей Рогунов, в прошлом известный самбист. Сегодня он тренер спортивного комплекса «Самбо» в микрорайоне Чертаново. Алексей Рогунов подготовил несколько спортсменов-разрядников. На снимке А. Рогунов с группой новичков перед началом тренировочных занятий. В правом углу портрет Коли Горлова — одного из самых способных спортсменов».

И ниже:

«Фото В. Федорова».

Ну, знаете, товарищ Федоров, если вы и другие фотокорреспонденты уже сейчас начнут меня снимать во всех кружках, в которых я занимаюсь (к примеру, скажем, в планерном, в парашютном и так далее и тому подобное), и в каждом, естественно, под другой фамилией, если эти снимки и другие начнут появляться часто в нашей прессе, то я буду вынужден со всей категоричностью поставить вопрос перед ТАСС ребром: или Я! или фотокорреспонденты!..

Я и так имею неприятности. В воскресенье шел с отцом по улице Горького, вдруг передо мной и моим отцом вырастает один парень из парашютного кружка и говорит: «Семен Старовойтов, привет! Завтра прыжки с крыши!» Сказал и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. У отца, конечно, очки сразу же на лоб полезли.

— Почему он тебя называет Семеном?.. Да еще Старовойтовым? Да какие прыжки?.. Да с какой крыши?.. И почему с крыши?..

— С какой крыши?.. С какой, с какой?.. Ну, вышку мы так называем! Парашютную вышку! Слэнг это. Жаргон это!

— А почему он тебя называет Семеном Старовойтовым?..

— Ну, обознался! Ну, за другого принял! Ну, похож я на какого-то Семена Старовойтова!

И почему нужно все обязательно превращать в трагедию?! Неужели нельзя из этого сделать хотя бы героический эпос? Ну, что бы отреагировать на слова того паренька, хотя бы вот такими словами:

«А ты у меня, оказывается, сынок, не только Юрий Иванов, ты у меня еще и Семен Старовойтов!» — и добродушно рассмеялся бы при этом. И я бы тоже ухмыльнулся сурово и сказал: «Да, папа, я у тебя не только Юрий Иванов, я у тебя еще и Семен Старовойтов, и Николай Горлов, и еще Костя Филимонов, и Сергей Тарасов…»

«Значит, так надо, сынок?»

«Значит, так надо, папа!»

«И обрати внимание, сынок, что я у тебя не спрашиваю, почему ты у меня и то, и другое, и третье…»

«Так это я в тебе и ценю, папа!»

Теперь вы понимаете, товарищи потомки, мало мне этих случайных встреч на улицах Москвы, так теперь этот Коля Горлов — лучший самбист Чертановского района, и его портрет в вечерней газете. Рано еще, рано, товарищи, помещать мои фотографии. Когда можно будет, я скажу, дам, как говорится, сигнал. А сейчас — преждевременно!

Нет, снимать меня надо, и снимать меня надо как можно больше, но вот помещать снимки в газетах и журналах еще рановато. И эта встреча на улице Горького, и история с «Вечеркой», и запись в дневнике о драке в школе — все было одинаково неприятно для меня. Но неприятнее всего была для меня запись о том, что я подрался с Масловым. Впрочем, все зависит от того, как на эту драку посмотрит мой отец. Вот если бы он посмотрел вечером мой дневник, а утром зашел в школу и сказал нашей классной руководительнице только одну достойную истинного чедоземпра фразу: «Зинаида Ефимовна! Драки, как и войны, бывают справедливые и несправедливые!» И все! Потом бы повернулся и молча пошел к двери, а у двери опять повернулся и сказал: «И вообще, о человеке надо судить не по поступкам, а по мотивам его поступков!» Сказал бы и ушел!

Зинаида Ефимовна сразу бы занервничала, а в классе все заволновались. Зинаида Ефимовна побежала бы за папой. Весь класс побежал бы за Зинаидой Ефимовной.

«Евгений Александрович! — сказала бы Зинаида Ефимовна моему отцу. — Вы нас, конечно, извините, но мы просто не знаем, как нам быть с вашим Юрием. Дело в том, что он все мотивы своих поступков от нас скры-ва-ет…»

«Вероятно, он это делает в интересах нашего государства!» — сказал бы мой отец и, сухо попрощавшись, вышел из школы.

«Да, ребята, — сказала бы Зинаида Ефимовна, — придется нам всем