Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

пересыхало от жажды, голова болела. Тонкие сухие ветки барбариса мало защищали от солнца, и оно нестерпимо пекло голову. Слава прикрыл затылок рукой. Но разве так долго пролежишь? От солнца, голода и жажды перед глазами плыли красные пятна…

Днем из куреня вышел щеголеватый парень. Кажется, Слава видел его раньше в порту. Часа через два парень возвратился с сеткой, в ней были помидоры, колбаса и хлеб. Потом он еще раз уходил — с ведрами по воду.

Когда зашло солнце, в курень вернулся рыбак. Он нес весла и большую корзину, с которой стекала вода. В корзине была, вероятно, рыба.

Враг Славы все не появлялся. Вот уже и солнце зашло. В курене зажгли свет. Он одиноко мерцал в скалах.

Ветер усилился. Внизу грозно шумело море. Но здесь, под скалой, было относительно спокойно. По небу неслись рваные облака, то обнажая, то закрывая луну. Несколько раз Славе казалось, что кто-то движется по тропинке. Он напрягал зрение и слух, смотрел на дверь куреня, но она оставалась закрытой.

Давно уже в курене погас свет, а Слава все лежал, до рези в глазах вглядывался в темноту. Ныли царапины на лице и руках. Иглы барбариса при малейшем движении впивались в кожу. Но Слава старался не замечать боли. Он даже не чувствовал усталости… Нет, не уйдет теперь от него этот предатель. Теперь-то он попался! Даже если придется здесь пролежать неделю, он не отойдет ни на шаг от этого места!..

Пусть предатель заплатит за все! Если б не он, мама была бы сейчас с ним, Славой. Она работала бы в театре и он провожал бы ее туда каждый вечер. Заботился бы… Как мало он раньше ценил то, что они были вместе, с какой неохотой выполнял ее мелкие поручения! Сейчас стыдно и больно об этом вспоминать… Но она никогда не сердилась, всегда была весела, и даже суровый папа не мог скрыть улыбки, когда она начинала его тормошить. Она переменилась тогда, когда пришло извещение… Нет, она не плакала, узнав о гибели отца, но никто уже не слышал ее смеха. И глаза ее, большие, темные, под широкими бровями, стали другими… Она иногда смотрела на Славу и не видела его. Она почему-то переменила прическу. Раньше Слава как-то об этом не думал, а сейчас вспоминались всякие мелкие подробности.

Не отрываясь смотрел Слава перед собой, а мысли все возвращались к прошлому… Вот подходит к нему мама. У нее такие ласковые руки. Она запускает тонкие, длинные, пальцы в его курчавые волосы, голове становится прохладно. Смеясь она говорит: «Ты черный барашек, настоящий барашек!..» Вот она возвращается из театра. Слава сквозь сон слышит, как она кладет ему под подушку «Мишки», его любимые конфеты… Вот она выступает на школьном вечере и все с восхищением смотрят на нее… «Это моя мама, моя», — шепчет Слава дружку, как будто тот не знает. А вот они все трое на море. Папа еще немного хмурится, что его вытащили из дому и не дали закончить «срочный чертеж». У него все чертежи «срочные», в этом мама убеждена, и она никакого внимания не обращает на его укоры. Потом папа окончательно забывает о своих «срочных чертежах», кувыркается со Славой в воде и, тайком от мамы, покупает ему дополнительную порцию мороженого… Папа погиб на фронте… Мог бы эвакуироваться вместе с другими архитекторами, но не захотел. И мама, провожая его, сказала: «Я понимаю тебя, Володя…» Погиб… Ничего не поделаешь… Если он нашел нужным бросить «срочные чертежи» и уйти на фронт, значит, так и надо было поступить… Но мама? Если б не этот предатель…

И еще ближе подполз Слава к куреню. Иглы кустарника впивались в лицо, но он ничего не хотел замечать. Ничего — ни голода, ни жажды, ни усталости… Только бы не пропустить того, только бы найти…

Небо на горизонте стало светлеть, тучи бежали к западу, точно старались уйти от занимавшейся зари.

Дверь в курене растворилась, вышел рыбак, все с той же корзиной. Поставив ее на землю, он потянулся, посмотрел по сторонам, потом снял с крыши сачок. Положив на плечо сачок и весла, он поднял корзину и пошел вдоль обрыва, туда, где был спуск к морю.

Теперь в курене остался только мальчишка. Может, пойти к нему и расспросить? Но мальчишка еще предупредит того… предателя. Нет, только в самом крайнем случае можно будет поймать мальчишку и заставить его говорить.

Вдруг Слава с силой сжал комок глины, оказавшийся под рукой — по тропинке шел тот, кого он ждал, кого смертельно ненавидел… Хотелось выскочить из канавы, броситься к нему… А если предатель побежит, и побежит не к городу, а к морю, успеет уйти в шлюпке и его не удастся догнать?… И хотя Слава был уверен, что непременно догонит своего врага, все же решил действовать наверняка. Если б рядом был кто-нибудь из ребят!.. Оля выносливая, она смогла бы лежать здесь целые сутки. Напрасно он отказался от ее помощи…

Мысли эти стремительно проносились в голове Славы, пока он, прижавшись к земле, как кошка, которая охотится за воробьем, замер, следя за своим противником. А тот, ничего не подозревая, приближался к куреню.

Надо было тогда пойти на «Труженик моря». Он, Слава, мог бы назваться матросом, смело явиться в милицию и привести сюда кого-нибудь. А так его прежде всего самого отправят в детский дом, как чумазого Котьку. И предателя ловить станут без него. А этого права он никому не уступит, никому не доверит!..

Человек между тем подошел к куреню, внимательно оглянулся по сторонам и скрылся за дверью.

Слава медленно и осторожно пополз. Теперь-то он его выследил! Тот уляжется спать. Ведь целые сутки где-то пропадал. Слава успеет сбегать на судно за Алексеем Петровичем. Наверное, «Труженик моря» уже у причала. А если нет?… Если нет, тогда к Оле. Она сумеет поднять на ноги чуть ли не весь порт.

Все ближе подползал Слава к окну, куреня. Покосившееся, оно было совсем невысоко от земли; Из окна доносились голоса, но их еще трудно было разобрать. Прижавшись к стене, под самым окном, Слава стал слушать.

— …а с тобой, Васька, я еще разделаюсь по-свойски. Все мне испортил, щенок, гаденыш, — сиплым голосом ругался вошедший. — На маяк никто чужой не заглядывал, перебились бы там некоторое время.

— Хорек ваш приятель, папаша. Я ему помочь хотел! — оправдывался Васька.

— Врешь, негодяй, — продолжал браниться Савельев, — к деньгам ты жадный…

— А вы нет? — насмешливо перебил