В мире неожиданных загадок - Петр Иванович Чубенко

По рассеянности Гусев, собираясь в путешествие, захватил с собой неравные комплекты белья: трое кальсон и одну старенькую рубашку, которая скоро изорвалась.

Тогда он проявил инициативу и ухитрился надеть на себя кальсоны вместо рубашки. На груди у него получился косой крест с пуговицами, а сзади пузырь, надуваемый ветром. Штрипки белых панталон он разрезал и завязал около кистей рук, вследствие чего получились рукава с буфами».

Михаил и мать надрывались от хохота. Наконец мать успокоилась и сказала:

— Ничего удивительного: человек впервые в тайге.

— При чем здесь «впервые в тайге», мама?! — возразил Михаил.

«Молодец! — подумал я о племяннике. — Объективность превыше всего!»

Потом я сказал:

— Вот ты, Даниловна, объясняешь плохой глазомер Михаила недостатком образования: дескать, он этого еще не проходил в школе. А послушай-ка, что пишется все в той же книжке об одном охотнике.

«Один из удэгейцев, Ваника Камедичи, ножом на куске бересты начертил мне реку Самаргу со своими притоками. Когда я впоследствии сличил ее со своими съемками, то был поражен, до какой степени она была верно составлена и как правильно выдержан всюду один и тот же масштаб».

— Видно, охотник этот много тренировался, — заметила мать Михаила.

— Вот именно, тренировался! — согласился я.

Боясь, что внимание моих слушателей скоро рассеется, я поспешил прочесть им еще одну историю из газеты: «...Несколько дней назад на одном из участков Агинской степи, где пасутся отары овец, возник пожар. Огонь, раздуваемый сильным ветром, распространялся так быстро, что многие чабаны с их отарами оказались в опасности. Особенно трудно пришлось бригаде товарища Намсараева. Огонь надвигался на нее со всех сторон. Людям и овцам грозила, казалось бы, неминуемая гибель. Но чабан не растерялся. Рассчитав направление ветра, он вместе со своими помощниками пустил встречный пал. В это время огонь подошел вплотную к юрте Намсараева. Можно было спасти ее или хотя бы вынести в безопасное место домашние вещи. Но тогда погибли бы овцы. И храбрый чабан пренебрег своим имуществом. Когда пущенный им встречный огонь удалился на 150–200 метров, Намсараев перегнал овец на выжженное место, и отара была спасена. Правление колхоза объявило чабану и его помощникам благодарность, выделило ему новую юрту и обеспечило его продуктами и одеждой».

— Ты обратил внимание, Михаил, что Намсараеву никто не подсказывал, как быть и куда пустить встречный пал? — спросил я племянника.

С этого вечера в поведении Михаила произошли некоторые перемены. Он стал регулярно просматривать газеты, отвечал на мои «каверзные» вопросы, теперь не «рубил с плеча», а старался сначала подумать...

Когда племянник с матерью собрались ехать домой, Даниловна показала мне тетрадь Михаила. На обложке было написано: «Наблюдай, подмечай, учитывай!» Пониже стояли две буквы «М. Ч.», что означало, вероятно, Михаил Чуванов.

* * *

Года через три Михаил снова гостил у меня. Случайно попала ко мне в руки еще раз и его заветная тетрадь. Теперь в ней были записаны и рассказы бывалых людей, и их вопросы, рассчитанные на трудового смекалистого человека, и много задач, составленных, возможно, самим Михаилом. С его разрешения все это и помещено на страницах книги.

ИНТЕРЕСНЫЙ ВЕЧЕР

(Из дневника Михаила Чуванова)

Когда мы с мамой вернулись домой от дяди, я, кажется, впервые заскучал. Мой дядя, как я успел заметить, особенный человек. Он умеет видеть интересное в самых простых вещах и заинтересовать других. Кто мне теперь заменит его? Впрочем, есть такой человек. Я имею в виду нашего соседа Ефима Евстафьевича, пенсионера. Раньше я его почти не замечал. Мне казалось, что он редко бывал дома. А теперь выяснилось, что он и шахматист неплохой, и собеседник интересный. Я и мой товарищ Николай, который в прошлом году окончил школу и теперь работает слесарем на шахте, часто берем Ефима Евстафьевича в плен за шахматной доской и выуживаем у него одну интересную историю за другой.

Николай, по-моему, тоже голова! Иной раз он расскажет такое, что даже наш Ефим Евстафьевич диву дается.

Чтобы не мешать нашим домашним, мы уединяемся в моей комнате. Между партиями в шахматы беседуем о смекалке. Эти беседы всегда захватывают меня.

Однако на этот раз у нас вышла некоторая заминка. Заканчивалась уже третья партия, а Ефим Евстафьевич все не начинал своего очередного рассказа. Повода, что ли, не было. Да и Николай, как назло, молчал. От нечего делать он включил радио.

Послышался голос диктора:

«...Знаете ли вы, что одиноко стоящая хрустальная рюмка может треснуть и рассыпаться на кусочки при звуках скрипки?

Чуда здесь никакого нет. Звуковые волны определенной длины как бы раскачивают стенки бокала, и в конце концов сильно вибрирующее стекло лопается, разлетается на части.

Вибрация порой бывает причиной больших бедствий. Например, полтора года назад вибрирующий вал разрушил турбогенератор на одной электростанции недалеко от Чикаго. За малую долю секунды вышла из строя целая электростанция.

Случалось, сверхскоростные самолеты разрушались в воздухе под действием вибрации. На кораблях вибрация двигателей постепенно расшатывает корпус судна, расслабляет заклепки, а нередко разбивает и основание...»

В этом месте Николай выключил радио, потому что диктор начал говорить «Вы слушали...».

— С этим явлением и нам пришлось столкнуться, — сказал Ефим Евстафьевич, — когда мы строили большие плавучие землечерпалки. Установленный на них мощный мотор, который приводил в движение рабочие агрегаты, расшатывал бронированное дно судна. Сила толчков превышала четыре тонны. Устранить вибрацию взялись наши рационализаторы. Сначала пробовали усилить корпус судна, закалить дно.

Сила толчков уменьшилась, но полностью погасить вибрацию не удалось. Тогда мы против вибрации использовали самое же вибрацию. На дне судна, недалеко от двигателя, закрепили две толстые спиральные пружины. — Каждая из них несла на себе груз — большие гири.

Когда мотор работал, дно судна начинало вибрировать.

Колебания по пружинам передавались гирям, а от них опять шли вниз, ко дну. Причем каждый удар от гири приходил ко дну в тот момент, когда внизу возникал очередной восходящий толчок. Эти удары как бы перехватывали вибрацию и тем самым уничтожали ее. Дно корабля оставалось в покое. 

Ефим Евстафьевич замолчал и начал раскуривать папиросу. «Одна история есть», — отметил я про себя. Но мне было кое-что непонятно.

— Как вы додумались до этих гирь?

— Идея, казалось бы, простая, — ответил Ефим Евстафьевич, — но осуществить ее было нелегко. Пришлось глубоко изучить характер вибраций и способ их уничтожения, рассчитать дополнительную нагрузку — вес гирь, упругость пружин. Оказалось, что эффект получается только при