Музыкальные мифы. Книга 2 - Владимир Викторович Кирюшин

Ах! Да энто же Прынц! — прокаркала Рита. — Небось жених нашей царицы? Но он же мертвый! Не дозрел...

— Вот бе-е-едняжка, — проблеял Козел. — Такой красивый! Такой...

— Что раскричался? Видишь, все лежат. Спасать их надо, — вновь закаркала Рита, — эвон море, беги за водой-то! Приведем царицу в чувство, а тадыть видно будет.

Гаврила схватил скорлупу и бросился к морю.

Побрызгав на лицо царицы, ее привели в чувство. И, как только она пошевелилась, тут же ожили и все остальные.

— Ох! Что я наделала! Я же убила его! Сама убила! — причитала МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ. — А он такой красивый. — И слезы ручьем катились у нее из глаз.

— Ну, что же делать. Что делать, — сказала Чайка. — Его теперь не оживишь. А самой жить надо.

— Ох! — продолжала МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ. — Я так скучала без жениха. Так страдала. Так мечтала о нем. И вот: сама же его убила. Уби-и-ила...

Наконец БОМы и ПОЛОВИННЫЕ с трудом успокоили ее. ПОЛОВИННЫЕ напоили ее гусиным бульоном, дали съесть мандарин.

— Что делать, что делать, матушка. Всякое бывает. Всякое. Глядишь дерево еще пошлет тебе жениха. Может и лучше этого...

— А самой жить надо. Работать. Ты же видишь, сколько народа у тебя. Им управлять необходимо.

— Так что вставай. Там еще три каких-то сморщенных ореха лежат.

— Странные они. Может там тоже мертвецы?

— Не могу. Бейте сами. Если там покойники — я не выдержу. Пусть БОМы разобьют.

ЧЕТВЕРТИ БОМы стукнули по орехам и оттуда с трудом выползло ТРИ старика ТЕМПА. Один из них был с виолончелью, а на хвосте у него была повязана огромная сиреневая лента. Второй — был очень широкий, с добродушной улыбкой. А третий... тот вытащил с собой тяжелые гири.

— Ну, слава богу, — вздохнула царица, — эти хоть живы!

«Так... Неплохо я поработала, — сказала сама себе Чайка. — Ай, да я! Ай, да молодец! И этих трех состарила, и тех четырех ТЕМПОВ сделала сумасшедшими. Да еще и МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ убила женишка! Неплохой денек. Хозяин будет доволен».

Увидав мертвого Принца все ТРИ СТАРЫХ ТЕМПА обступили его и стали петь похоронный марш. Музыка была чрезвычайно грустная и очень медленная и она привела всех в унылое настроение.

МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ встала и в такт этой музыке очень медленно пошла к морю.

Так трагически кончился еще один день на острове.

После похорон, ТЕМПОВ отвели в конюшню и поставили в новые стойла. Теперь они там стояли в строгом порядке: сначала старики: ПРОТЯЖНЫЙ ТЕМП ЛЕНТО, ШИРОКИЙ — ЛАРГО и любитель поднимать тяжести ГРАВЕ, затем было стойло медленного АДАЖИО, вслед за ним стояли неспешный АНДАНТЕ и умеренный МОДЕРАТО, далее оживленный АЛЛЕГРЕТТО и скорый АЛЛЕГРО и, наконец, четыре сумасшедших быстрых, живых и очень быстрых ПРЕСТО, ПРЕСТИССИМО, ВИВО и ВИВАЧИССИМО.

* * *

МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ долго ходила сама не своя. У нее пропал аппетит, исчез сон. Она ни с кем не разговаривала. Рита и так, и эдак старалась рассмешить свою хозяйку. Они с Козлом Гаврилой вытворяли бог знает что. Но ничто не помогало. Только орехи она срывала исправно: то с новыми РИТМИЧЕСКИМИ ФИГУРАМИ, то с сырками.

Так за это время родились: барабанщик «ТаКа-Ли», который всегда ходил с двумя Шестнадцатыми и одной Восьмой, без конца учил их играть на барабане и при этом спрашивал: «Так ли? Так ли?». Родился маленький конек «ЗиКа», постоянно икающий и высоко прыгающий, он катал на себе зубастого «ЗИ» (ВОСЬМУШКУ С ТОЧКОЙ, который раньше прятался ото всех) и малютку ШЕСТНАДЦАТУЮ «Ка». Появился веселый ослик «ТяПа», сразу же почему-то неподружившийся с «ЗиКой» и без конца с ним ругающийся (видимо потому, что они всегда бегали наперегонки друг с другом и «ТяПа» всегда выигрывал). Затем родился и резвый конек «Ди-ТаКа» — веселый и неунывающий.

С появлением Ди-ТаКи, ЗиКи и ТяПы мелкие РИТМИЧЕСКИЕ ДЛИТЕЛЬНОСТИ перестали кататься на Колобке-ЦЕЛОЙ.

— А зачем нам это надо, — говорили они. — Зачем мы будем, как селедки, набиваться в его корзину, тесниться? Уж лучше пусть нас повозят новенькие.

Колобок-ЦЕЛАЯ от этого только выиграл. «Теперь я не размениваюсь на мелочи. Вожу только солидную публику», — думал он про себя.

И катал либо ДВУХ ПОЛОВИННЫХ, либо ЧЕТЫРЕХ ЧЕТВЕРТЕЙ, а иногда, когда те приходили с северной поляны за сырками, перевозил и братьев-горбунов: РИТМИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ «Жу-уЛи» и «Жу-уТаКу».

Новые коньки несколько раз пытались устроить с Колобком соревнования по бегу, но тот каждый раз отказывался, резонно говоря: «Конечно, вам легко бежать. Вы всего-то по две, три самых легких РИТМИЧЕСКИХ ДЛИТЕЛЬНОСТЕЙ на себе возите, а я... Я, как паровоз вон сколько могу». — И ЦЕЛАЯ показывал как он свободно везет шестнадцать ШЕСТНАДЦАТЫХ.

...Время шло, дни текли за днями и МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ почти смирилась со своей участью одинокой женщины. Постепенно она вновь вошла в колею и стала принимать участие в общих играх. Она часто ходила к старому и очень медленному ТЕМПУ ЛЕНТО и слушала его протяжные песни, тихо подпевая ему.

А потом случилось непредвиденное, когда хитрые ЗАТАКТЫ выскочили однажды ночью, набросились на шестерых ВОСЬМУШЕК и связали их не по двое, а ПО ТРОЕ, и те сразу потеряв силу, стали ТРИОЛЯМИ. Затакты не потащили их к себе под дерево, а отвели к ЖУку на поляну. И тот стал ими командовать.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ! — кричали ТРИОЛИ. — Мы ничего не хотим делать! НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Но ЖУк — ЧЕТВЕРТЬ С ТОЧКОЙ, как он сам себя стал называть, подчинил их себе.

А потом, в одну из ночей, он украл сначала две ШЕСТНАДЦАТЫХ и даже одного БОМа. Из них он и стал создавать все новые и новые ТРИОЛИ.

Но самое ужасное событие, перевернувшее весь привычный уклад жизни, произошло тогда, когда МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ упала в то время, когда срывала сразу несколько синих орехов, одновременно созревших на дереве. А произошло это так...

Ворона Рита, проснувшись однажды утром, увидела необыкновенные, отливающие серебром, синие орехи.

— Матушка! Барыня! Вставай! Вставай скорей! Смотри, какие. Эвон, синие! Сымай их! Сымай! А то опять перезреют, как у старых Темпов.

МЕТРИЧЕСКАЯ ПУЛЬСАЦИЯ нехотя встала со своего ложа и медленно пошла к дереву. На его вершине сидела Чайка. Все РИТМИЧЕСКИЕ ДЛИТЕЛЬНОСТИ и РИТМИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ еще спали, несмотря на то, что царица встала (хотя обычно все просыпались, как только она вставала).

— Ох, Рита, вечно