Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

На другое утро начались занятия. После утренней молитвы и пения директор рассказал немного о кустарных промыслах и о том, как чередуются часы занятий и отдыха на курсах. Потом, сама не зная как, она, с деревянным бруском в одной руке и с ножом в другой, очутилась перед столярным верстаком, где старый учитель ручного труда попытался научить ее выстругать подпорку для цветов.

Такой работы ей никогда прежде делать не приходилось, навыка у нее не было. А тут еще она так растерялась, что ничего не могла понять. Когда учитель отошел от нее, она опустила нож и брусок на верстак и только беспомощно смотрела на них.

Верстаки были расставлены по всей мастерской» и слушатели весело принялись за работу. Кое-кто, знакомый со столярным ремеслом, подходил к ней, желая помочь. Но она не могла побороть свою скованность и не понимала, что ей советуют. Она стояла, с ужасом думая, что все вокруг видят, как странно и нелепо она себя ведет! От этой мысли несчастная молодая учительница совсем одеревенела.

Настало время завтрака, а после завтрака они снова приступили к работе. Директор прочитал лекцию, затем была гимнастика, и снова урок столярного ремесла. Потом сделали перерыв, когда слушатели обедали и пили кофе в большом солнечном зале собраний, а после обеда был снова ручной труд, затем урок пения, а под конец — игры на свежем воздухе. Молодая учительница целый день была в движении, ходила повсюду вместе со всеми, но по-прежнему испытывала чувство глубокого отчаяния.

Когда впоследствии она вспоминала первые дни, проведенные в Неесе, ей казалось, будто она бродила словно в тумане. Все было как бы затянуто темной, мрачной дымкой, и она просто не видела и не понимала, что творится вокруг. Так продолжалось целых два дня, но на третий к вечеру для нее, к счастью, началось просветление.

Когда они отужинали, один из учителей народной школы, уже немолодой и прежде не раз бывавший в Неесе, стал рассказывать новичкам, как возникли курсы кустарных промыслов. Молодая учительница сидела совсем близко от рассказчика и не могла не слышать его слов.

Он говорил о том, что Неес — очень старое поместье, большое и красивое. А было оно не лучше и не хуже других, пока старый хозяин, нынешний его владелец, не переселился туда. Человек он богатый и первые годы жизни в усадьбе посвятил себя тому, чтобы сделать господский дом и парк еще красивее и благоустроить жилища своих слуг. Но тут умерла его жена, а так как детей у них не было, старый господин, чувствуя себя порой одиноко в своей большой усадьбе, уговорил молодого племянника, сына сестры, которого очень любил, поселиться у него в Неесе.

Вначале предполагалось, что молодой человек поможет присмотреть за хозяйством в усадьбе. Но когда он по делам имения походил среди нищих лачуг и увидел, каково живется крестьянам, ему в голову начали приходить странные мысли. Он заметил, что долгими зимними вечерами в большинстве лачуг не только мужчины и дети, но часто даже и женщины не занимаются никаким ремеслом или рукоделием. В былые времена людям приходилось прилежно работать руками, чтобы сшить себе одежду или изготовить домашнюю утварь. Ныне же все это можно купить за деньги, и поэтому подобные ремесла попросту вывелись. И молодой господин понял, что в горницах, где больше не занимались рукоделием, исчезли и домашний уют, и достаток.

Иной раз попадался ему дом, где хозяин столярничал, мастерил стулья да столы, а хозяйка сидела за ткацким станом. И сразу было видно, что такая семья не только более зажиточна, но и более счастлива, нежели другие.

Он потолковал об этом со своим дядей, и старик счел, что если люди смогут в часы досуга посвятить себя разным кустарным промыслам, это будет для них великим счастьем. Но для этого требовалось, разумеется, с самого раннего детства умение работать руками. Оба — и дядя, и племянник — решили, что лучше всего способствовать подобному делу, учредив школу кустарных промыслов для детей, где бы их учили изготовлять всякие мелкие поделки из дерева, которое, как они думали, у каждого всегда под рукой. Дядя и племянник были уверены, что человек, научившийся владеть ножом, с легкостью обучится поднимать и кузнечный молот, и молоток башмачника. Тот же, кто не приучил свои руки к работе смолоду, может статься, никогда не узнает, какой это великий инструмент — руки, инструмент, гораздо более ценный, нежели все остальные.

Вот так и начали в Неесе обучать детей кустарным ремеслам, и вскоре хозяева поместья убедились, что это необычайно полезно и хорошо для малышей и что надобно обучать этому всех шведских детей.

Но как? Ведь в Швеции подрастают сотни тысяч детей, и совершенно невозможно собрать их всех в поместье и обучать кустарным ремеслам. Это просто немыслимо!

И вот тогда молодой господин предложил нечто новое. А если вместо того, чтобы обучать детей, основать курсы кустарных промыслов для их учителей?! Что, если учителя и учительницы со всей страны станут наезжать в Неес и учиться ремеслам? А потом начнут давать уроки детям в своих школах?! Быть может, тогда у всех детей будут умелые руки?

Мысль об этом захватила и дядю, и племянника, и они сделали все, чтобы ее осуществить.

Старый господин выстроил мастерские, зал собраний, гимнастический зал и заботился о том, чтобы слушатели не нуждались ни в еде, ни в крыше над головой. Младший стал директором курсов и, наладив обучение, наблюдал за работами и читал лекции. Более того, он жил постоянно среди слушателей, знал, что делает каждый из них, и стал для них самым искренним и верным другом.

А как много учеников было там с самого начала! Они менялись четыре раза в год, а прошений подавалось гораздо больше, чем могли принять курсы. Вскоре они стали известны и за границей. Из разных стран в Неес стали стекаться ученики и ученицы — обучаться ремеслам. Во всей Швеции не было места столь прославленного на весь мир, как Неес, и ни у одного шведа не было на свете столько друзей, сколько у директора курсов в Неесе.

Чем дальше учительница слушала, тем светлее становилось у нее на душе. Раньше она не понимала, почему курсы находятся здесь. Она никак не думала, что они были созданы всего лишь двумя людьми, жаждавшими приносить пользу своему народу. И уж вовсе не предполагала, что делают они это бескорыстно и жертвуют всем, чем могут, помогая своим ближним стать лучше и счастливее.

Теперь, когда она осознала ту огромную доброту и человеколюбие, которые скрывались за всеми делами дяди и племянника, это так глубоко взволновало ее, что она чуть не заплакала. Такого ей еще никогда переживать не приходилось.

На другой день она совсем в ином настроении взялась за работу. Раз все давалось ей по доброте сердечной, значит, надо особенно дорожить этим. Она забыла и думать о себе самой и помнила только о том деле, которым занималась, и о той благородной цели, ради которой она изучала кустарные промыслы. С того часа она училась просто великолепно. Ей ведь все давалось легко, если только от застенчивости она не теряла веру в себя.

Теперь, когда с глаз ее спала темная пелена, она стала на каждом шагу замечать вокруг великую, удивительную доброту. Она увидела, с какой любовью все устроено для тех, кто учился на курсах. Слушателей обучали не только кустарным ремеслам. Директор читал им лекции о воспитании, они занимались гимнастикой, учредили хоровое общество и почти каждый вечер совместно музицировали и читали вслух. Кроме того, им были предоставлены книги, фортепьяно, лодки, купальни — все за счет хозяев, которые хотели, чтобы слушателям жилось хорошо, чтоб они были счастливы. Она начала понимать, каким бесценным было для нее пребывание в большой господской усадьбе в эти прекрасные летние дни. Дом, где жил старый господин, стоял высоко на холме, окруженном почти со всех сторон озером с извилистыми берегами; красивый каменный мостик соединял его с сушей. Никогда не доводилось ей видеть ничего прекраснее цветников на обширных террасах перед домом, вековых дубов в парке и живописной дороги, бегущей вдоль берега озера, где деревья склонялись над тихой водой, или же павильона с галереей на скалистом уступе над озером, откуда открывался великолепный вид. Помещение курсов находилось прямо против господского дома, среди зеленых прибрежных лугов. Но она могла бродить по всему парку, когда у нее было время и желание. Ей казалось, что она никогда прежде не знала, каким дивным бывает лето, пока ей не довелось насладиться им в столь прекрасном месте.

Нельзя сказать, чтобы она сильно изменилась. Нет, она не стала смелей и решительней, но пришло ощущение радости и счастья. Все желали ей только добра, и, согретая добротой, она перестала так страдать от собственной робости. Когда курсы кончились и слушатели начали разъезжаться, как она завидовала тем, кто сумел высказать искреннюю благодарность старому и молодому господину, да к тому же еще красиво выразить свои чувства! Ей-то никогда на это не осмелиться!