Патрик Несс - Вопрос и ответ

Ознакомительный фрагмент

С другой стороны, два метра — не такое уж большое расстояние. Можно запросто допрыгнуть и по канату спуститься вниз.

Но потом…

— Умно, ничего не скажешь, — доносится голос из дальнего угла комнаты.

Я отшатываюсь, вскидываю кулаки, мой Шум весь ощетинивается. Из темноты встает человек — еще один мужчина без Шума.

Вот только…

— Если ты попробуешь съехать вниз по канатам, которые так маняще болтаются прямо у нас под носом, об этом узнает каждый житель города.

— Вы кто? — В животе все бултыхается от страха, но кулаков я не разжимаю.

— Ну точно. Я сразу понял, что ты не из Хейвена.

Он подходит ближе, и свет выхватывает из темноты его лицо. Я вижу синяк под глазом и разбитую губу. Комперессов на него решили не переводить.

— Я и забыл, какой он громкий… Странно, — бормочет человек себе под нос.

Он невысокого роста, ниже меня — и куда толще, немного старше Бена, но гораздо слабее и мягче. Он весь мягкий, даже лицо какое-то мягкое… Если понадобится, я запросто его побью.

— Это ты верно подметил.

— Кто вы? — повторяю я.

— Кто я? — мягко повторяет он, а потом повышает голос и с достоинством произносит: — Перед тобой — Кон Леджер, мальчик. Мэр Хейвена. — Он задумчиво улыбается. — Но не Нью-Прентисстауна. — Глядя на меня, он немного качает головой. — Мы давали лекарство даже беженцам, когда они повалили в наш город.

А потом я вижу, что его улыбка — никакая не улыбка. Он морщится.

— Святый Боже, мальчик мой! — восклицает он. — Какой же ты шумный!

— Я не мальчик, — говорю я, все еще держа кулаки наготове.

— Совершенно не представляю, какое это может иметь значение.

Мне хочется сказать ему десять миллионов самых разных вещей, но любопытство берет верх.

— Так значит, вы действительно изобрели лекарство? От Шума?

— О да, — говорит он, снова морщась, как бутто пробует какую-то гадость. — Это растение местной фауны с естественным нейрохимическим действием… Мы смешали его экстракт с рядом синтетических веществ — и получилось! В Новом свете наконец воцарилась тишина.

— Не во всем Новом свете.

— Это да, — кивает он, поворачиваясь к одному из прямоугольных окошек в стене. Руки у него сцеплены за спиной. — Приготовление лекарства — весьма трудоемкий процесс. И очень долгий. Окончательный вариант удалось синтезировать только в прошлом году, и на это ушло двадцать лет. Однако мы уже изготовили достаточно лекарства для своих нужд и хотели начать производство на экспорт, но…

Он умолкает, решительно глядя на расстилающийся внизу город.

— Вы сдались врагу, — говорю я. Мой алый Шум рвет и мечет. — Как последние трусы.

Он оборачивается: улыбка-гримаса бесследно исчезла с его лица.

— И почему же, интересно, меня должно волновать мнение какого-то мальчишки?

— Я не мальчишка! — цежу я, — и неужто кулаки у меня до сих пор стиснуты? О да, еще как.

— Разумеется, мальчишка, — отвечает он. — Ведь мужчина знает, что перед лицом смерти люди порой вынуждены принимать не самые благородные решения.

Я сощуриваюсь:

— О смерти я знаю не меньше вашего, нечего меня поучать.

Он удивленно моргает, читая мой Шум и видя в нем ослепительные вспышки. В следующий миг он вешает голову и опускает плечи.

— Прости меня, — говорит он. — Я вапщето не такой. — Он кладет руку на лицо и растирает его, морщась от прикосновений к синяку под глазом. — Вчера я был добрым и милостивым мэром чудесного города. — Он словно смеется над какой-то шуткой, понятной только ему. — Но это было вчера.

— Сколько жителей в Хейвене? — спрашиваю я, не давая ему закрыть тему.

Он поднимает голову:

— Малыш…

— Меня зовут Тодд Хьюитт, — говорю я. — Можете называть меня мистер Хьюитт.

— Он обещал нам новую жизнь…

— Даже я знаю, что он все врет. Сколько здесь человек?

Он вздыхает:

— Включая беженцев, три тысячи триста.

— Армия Прентисстауна втрое меньше, — говорю я. — Вы могли победить.

— Васнавном это женщины и дети. Простые фермеры.

— В других городах женщины и дети тоже сражались. Женщины и дети умирали.

Он подходит ближе, его лицо искажено гневом.

— Да, а женщины и дети этого города умирать не будут! Потомушто я заключил с Прентиссом мир!

— Хорош мир! Этот мир вам лицо разукрасил и губу разбил.

Он смотрит на меня еще секунду, а потом обреченно фыркает:

— Слова мудреца из уст деревенщины. — И отворачивается к окошку.

Тут я замечаю какой-то низкий гул.

Вопросительные знаки наполняют мой Шум, и не успеваю я раскрыть рот, как мэр — да, мэр, прежний мэр, отвечает:

— Верно, ты слышишь меня.

— Вас? Но как же лекарство?

— А ты бы стал лечить поверженного врага?

Я облизываю губы.

— Так он возвращается? Шум?

— О да. — Мэр снова поворачивается ко мне. — Если не принимать лекарство ежедневно, он очень скоро вернется. — Он отходит в свой угол и медленно садится.

— Обращаю твое внимание, что туалета здесь нет. Примите наши извинения за неудобства…

Я смотрю на него, и мой Шум по-прежнему красный, разгневанный и полон вопросов.

— Это ведь ты, правильно я понимаю? — спрашивает он. — Ради тебя всех городских жителей разогнали по домам, чтобы новый президент мог встретить тебя верхом на коне?

Я не отвечаю, зато мой Шум все выдает.

— И кто же ты, Тодд Хьюитт? — спрашивает мэр. — Почему ты такой особенный?

А вот это, думаю я, очень хороший вопрос.

Ночь наступает быстро и как-то сразу. Мэр Леджер с каждой минутой говорит все меньше, а дергается все больше — и наконец, не выдержав, начинает расхаживать туда-сюда по мосткам. Все это время его гул становится громче, такшто в итоге, даже если бы мы захотели поговорить, нам бы пришлось кричать.

Я стою у стены и смотрю, как на небе появляются первые звезды и долину накрывает ночь.

Я думаю и одновременно стараюсь не думать, потомушто от мыслей все нутро скручивается, горло сдавливает и меня начинает тошнить. Или того хуже: на глаза наворачиваются слезы, а потом уж тошнит.

Потомушто она где-то там.

(пожалста будь там)

(пожалста пусть с тобой все будет хорошо)

(пожалста)

— Тебе обязательно все время так шуметь? — взрывается мэр Леджер. Я поворачиваюсь к нему и уже хочу сказать что-нибудь резкое в ответ, когда он вздыхает и извиняется: — Я не такой. — Он опять начинает теребить свои пальцы. — Неприятно, когда тебя так внезапно лишают лекарства.

Я снова смотрю на Нью-Прентисстаун: в домах начинают загораться огни. За весь день я не увидел на улицах ни единой живой души, все сидят по домам — наверное, это приказ мэра.

— Значит, и там сейчас то же происходит? Со всеми?

— Что ты, у жителей есть личные запасы, — отвечает мэр Леджер. — Правда, рано или поздно Прентисс все заграбастает.

— Да уж, когда придет армия, это не составит ему никакого труда.

Луны начинают свой неспешный путь по небосводу. В их ярком свете можно разглядеть весь Нью-Прентисстаун, и я вижу блестящую реку, пронзающую город насквозь, а дальше — пустые поля, за которыми поднимаются отвесные скалистые утесы: северная стена долины. Река и дорога уходят дальше на восток, к неизведанным горам и долам, а город постепенно сходит на нет. На юг устремляется другая дорога, почти не мощенная: она вьется между зданий и домов, потом скрывается в лесу и, наконец, поднимается на высокий холм с раздвоенной верхушкой.

Вот и весь Нью-Прентисстаун.

Приют для трех тысяч трехсот людей, которые попрятались по домам и сидят тихо как мышки. Словно их и нет вовсе.

Ни один не отважился поднять руку, чтобы попытаться спастись от наступающего врага. Они понадеялись, что чудовище их не сожрет, если они будут смирными и слабыми.

Вот куда мы бежали столько дней…

Я замечаю на площади какое-то движение, мелькнувшую тень — но это лишь собака. Домой, домой, домой, разбираю я едва слышный Шум. Домой, домой, домой.

Собакам неведомы людские заботы.

Собаки могут быть довольны жизнью даже в самые скверные времена.

Минуту я пытаюсь восстановить дыхание, проглотить слезы и ком в горле.

Не думать о своем псе.

А когда я снова поднимаю глаза, то вижу вовсе не собаку.

Он едва держит голову и идет через площадь рядом со своей лошадью, копыта цокают по мостовой, а когда он подходит ближе, даже сквозь громоподобный гул, исходящий от мэра Леджера, — не знаю, как я севодня буду спать, — я различаю это.

Шум.

В тишине затаившегося города разносится его Шум.