Прочь из чёрной дыры - Лукас Ольга

— А давайте забудем про тот случай с собакой, как будто ничего и не было? Пора возвращаться к прежней жизни, радоваться и веселиться.

— Давно пора, — поддержал её отец. — Не зря я такую умную жену выбрал!

Это был в его устах наивысший комплимент — когда он хвалил себя за то, что взял маму в жёны.

Я попыталась припомнить, когда же мы всей семьёй радовались и веселились. Мозги поскрипели и выдали ответ: когда мне было три года, мы пошли в цирк, и это был очень весёлый день в кругу семьи. Наверное, мама тоже смогла припомнить только этот радостный эпизод. И заказала три билета в цирк на ближайшую субботу.

Наши места были высоко, почти под самым куполом. Представление оказалось отличным. Его даже не испортили дрессированные собачки — ведь они были далеко внизу: показали трюки и убежали, весело помахивая хвостиками.

После окончания представления мы пошли в гардероб. Отец встал в очередь, а нам с мамой велел отойти в сторону и не болтаться под ногами. Мама потащила меня искать свободный уголок и заметила ещё одну очередь, но не такую большую, как в гардероб. Очередь начиналась там, где висели афиши. Возле них стоял фотограф с аппаратом. Перед ним на расписном барабане сидел белый королевский пудель.

— Давай сфотографируемся с собачкой на память? — предложила мама. — Попросим сделать магнит.

Мама не издевалась надо мной. Мы ведь договорились забыть про тот случай с собакой, и она забыла.

Пудель выглядел безобидно, но мне всё равно было страшно. Я мечтала, чтоб очередь внезапно стала длиннее, чтобы фотографа кто-то отвлёк, чтоб отец поскорей подошёл с нашими куртками и велел нам живо выметаться отсюда, домой пора, или вы ночевать здесь собрались? Но мама уже подталкивала меня к скамеечке возле пуделя.

— Садимся, улыбаемся, — командовал фотограф. — Девочка, давай в темпе, времени мало. Ближе садись — не крокодил, не укусит!

Зря он сказал про «укусит». Ведь я старалась думать о чём угодно, только не об этом. Чтоб своим страхом не пробудить в собаке агрессию. Но пудель сидел на своём барабане неподвижно. А вот люди в очереди зашумели, заволновались, что не успеют сфотографироваться.

— Ближе! — раздражённо прикрикнул на меня фотограф.

Я подвинулась к пуделю и прижалась рукавом к его меховому боку. И вдруг он громко гавкнул!

А я впервые провалилась в чёрную дыру.

Тогда я не поняла, что случилось. Цирк. Поляна в лесу. И снова цирк. Только что на меня нёсся Генрих, а теперь я стою в коридорчике за гардеробом.

Когда родители нашли меня, я не могла ничего сказать в своё оправдание. Отец накричал на меня за всё сразу, мама спрашивала, зачем я убежала. Я пыталась объяснить, что не убегала, не пряталась, это произошло случайно. Но что именно со мной произошло — не понимала. И потому в тот раз отцу удалось убедить меня, что я испугалась громкого лая и удрала. Да я и не могла спорить. Лучше быть трусихой, чем сумасшедшей.

После случая в цирке я, как и положено трусихе, старалась избегать любых собак. А вот они меня не избегали! И я раз за разом проваливалась в чёрную дыру. Пыталась не бояться, убеждала себя не идти на ту поляну, хотела стать хорошей… Но всё повторялось, я ничего не могла поделать. Тело не слушалось меня, а будто выполняло программу. Наступить на гнилое дерево. Наклониться за крышкой. Испугаться Генриха. В последний момент вспрыгнуть на пень…

Я объясняю всё это Ли. Мне тяжело снова и снова вспоминать эти ситуации, того и гляди провалюсь без всякой собаки. Но постепенно я… привыкаю, наверное. Вспоминать по-прежнему неприятно. Но от того, что я говорю об этом вслух, воспоминания словно раскладываются по полочкам. К каждой полочке прибиты таблички с надписями: «Не влезать, убьёт!» — «Опасно!» — «Высокое напряжение!» — но это уже не куча радиоактивного мусора посреди спальни.

А ещё — я осознаю это не сразу — в мире есть человек, который всерьёз относится к моей истории. Ни разу я не слышу от Ли ставших привычными слов и фраз — «забыть давно пора», «ты просто трусиха», «наверное, дразнила собаку», «сама виновата», «ты просто не знаешь, что такое настоящие проблемы» и тому подобных.

— А если мы спровоцируем эту ситуацию? — предлагает Ли. — Пойдём на собачью площадку. Я буду держать тебя за руку. Тогда мы вместе провалимся в чёрную дыру, и я смогу тебе помочь.

— Не сможешь. Один раз я держала за руку отца…

Это случилось через две или три чёрных дыры после истории с цирковым пуделем.

Мы с отцом отправились на дачу к бабушке с дедушкой. Мама была у врача и собиралась подъехать своим ходом. Пробок в тот день не было, и мы явились раньше, чем подоспел обед. Бабушка не любит, когда её отвлекают от готовки, поэтому она отправила нас с отцом за удобрением, которое обещала ей дать на пробу соседка Раиса.

Я зорко смотрела по сторонам, выискивая взглядом опасность. Дом Раисы был обнесён прочным забором — ни одна собака под ним не пролезет. Ворота были гостеприимно распахнуты. Мы вошли на участок, и в тот же миг послышалось рычание.

Около дорожки, ведущей к дому, стояла будка.

А перед будкой сидела на цепи огромная собака.

Я начала медленно отступать, стараясь не выпускать собаку из поля зрения. Но отец схватил меня за руку.

— Куда собралась? — прошипел он.

— Я туда не пойду — сказала я.

— Ещё как пойдёшь! Вон Раиса в окно смотрит! Опозорить меня хочешь? Трусиха!

Он держал меня за руку и тащил за собой. Его ладонь стала холодной и влажной — наверное, от злости.

Собака встала и медленно двинулась в нашу сторону. Шаг, другой, третий. Она приближалась. И мы приближались. Цепь звенела и волочилась по земле. Я подумала, что бабушка нарочно отправила меня сюда, чтобы избавиться. Собака съест неудачную внучку, и я никого больше не опозорю. А люди скажут: «Сама виновата».

Собака зарычала. Я дёрнулась, пытаясь освободить руку, но отец держал меня крепко. И тут спасительная чёрная дыра засосала меня, как пылесос, и выплюнула на знакомой поляне.

Я уже знала, что меня там ждёт. Точно — Генрих. Стопроцентно — укус. Но я выживу. Справлюсь и выживу.

Я вернулась из чёрной дыры и обнаружила, что стою на нашей улице, в нескольких метрах от дома. Отец подумал, что я всё-таки вывернулась и сбежала. Он искал меня по всему садоводству, но не нашёл. Удобрение у Раисы он так и не забрал — бабушка послала за ним деда.

— Но ты же не всех собак боишься? — спрашивает Ли. — Что, если увеличивать нагрузку постепенно? Не подходить сразу к огромной и страшной, а погладить какого-нибудь милого мопса или той-терьера. А потом уже…

— Маленькие собаки бывают очень злыми. И с табличкой «осторожно, злая собака» они не гуляют, — отвечаю я.

Проверяла и это. Один раз меня облаяла какая-то мелочь, которую я даже не заметила. Но несерьёзные размеры собаки не помешали мне провалиться в чёрную дыру на полном серьёзе.

Чтобы я не боялась собаки, она должна быть либо игрушечной, либо на поводке и в наморднике на другой стороне улицы, либо сидеть за высоким забором, а лучше в клетке.

— А что, если мы научим тебя иначе действовать в чёрной дыре? — не сдаётся Ли. — Ты повторяешь там одно и то же, потому что привыкла к этому. Надо изменить привычку. Придумаем и отрепетируем правильное поведение. Твоё тело запомнит…

— Было, — отвечаю я. — Ты же меня и тренировала, хоть и не знаешь. Помнишь, учила на деревья взбираться? Я тогда решила, что в следующий раз просто залезу на первую попавшуюся сосну и буду сидеть на ней, пока всё не закончится. Ты, кстати, очень хорошо меня натренировала. Правда, спасибо. Но у чёрной дыры другие законы. В ней я ещё не умею забираться на деревья. Там я навсегда маленькая и беспомощная.

— Я не верю, что нет способа спасти тебя от этого ужаса! — упрямо твердит Ли.

— Есть способ, — не выдерживаю я. — Называется «Не думай об этом». Вот мы с тобой всё говорим и говорим. Я хоть и не проваливаюсь, но постоянно об этом думаю. Телом здесь, а мысли на той поляне. Тоже, знаешь, не суперклассно.