Тед Белл - Между адом и раем

Хок взял бренди и встал, держа рюмку в одной руке, а другой держась за каминную полку. Подняв рюмку, наполненную янтарной жидкостью, он повернулся в направлении Вики и Пелхэма.

— Тост, — сказал Алекс Хок, — если вы не возражаете.

Когда они тоже подняли свои бокалы, он начал:

— Я хотел бы выпить в память о моих дорогих матери и отце. — При этих словах глаза Алекса наполнились слезами.

Вики подумала, что его голос сейчас дрогнет, но он продолжал:

— Они вернулись в мою жизнь совсем недавно нахлынувшими воспоминаниями. Но в этих воспоминаниях они переполнены радостью и счастьем, которых я никогда не видел в этом мире ни у одного живущего. Мой отец был великолепным человеком, красивым и храбрым безмерно.

— О, Алекс! — закричала Вики, кинувшись к нему с объятиями, в ее глазах заблестели слезы.

— Моя мать отличалась и силой, и добротой, и красотой. И всеми тремя качествами она была наделена в изобилии. За семь коротких лет, прожитых нами вместе, она сумела привить мне почти все качества и достоинства, которыми должен обладать настоящий мужчина.

Рыдание сорвалось с дрожащих губ Вики.

Алекс приложился к стакану и осушил его содержимое одним глотком.

— За мою мать и за моего отца, — сказал Алекс и бросил пустой стакан в жерло камина, разбив его о почерневшие от сажи кирпичи.

— Правильно! Правильно! — закричал Пелхэм, мгновенно очутившись на ногах. Он поднял свой стакан, повернувшись к Хоку, и, сверкая глазами, осушил бренди одним глотком. Вслед за этим он тоже бросил свой стакан в камин. Секунду спустя и стакан Вики очутился в камине.

— А теперь, наконец, таинственная шкатулка! — воскликнул Хок. — Взглянем, что в ней, вы не против?

Он снял шкатулку с каминной полки, посмотрел на нее еще несколько секунд, а затем медленно приподнял крышку.

— Да ведь это ключ! — он вынул из шкатулки большой медный ключ, держа его за черную атласную ленту, к которой он был привязан. — А если есть ключ, есть и замок, который он открывает.

— Да, — сказал Пелхэм. — Есть. Если вы оба согласитесь следовать за мной, я вам его покажу.

Вики и Алекс вышли вместе с ним в большой зал и начали подниматься по широкой, извивающейся спиралью лестнице, которая находилась в центре дома. В крыше большого особняка было смотровое окно, сквозь него блистали вспышки молний. Пелхэм, шотландец, никогда не зажигал в доме больше огней, чем было необходимо.

— Куда мы идем, старина? — спросил Хок, когда они дошли до четвертого этажа и продолжали подниматься вверх.

— К моим комнатам, ваша светлость, — сказал Пелхэм.

— К твоим комнатам? Что же, спрашивается…

Где-то совсем поблизости раздался сильный раскат грома. Вики вскрикнула, схватив Алекса за руку и остановившись. Несколько лампочек, освещавших лестницу, замерцали и погасли. Весь дом погрузился во тьму.

— Не о чем беспокоиться, мисс, — сказал Пелхэм. — Я всегда ношу с собой маленький карманный фонарик на такой случай.

Он щелкнул фонариком, и они продолжили путь, поднимаясь на шестой этаж.

— Это здесь, — сказал Пелхэм, — нам надо пройти в конец коридора.

— Я, кажется, ни разу не был в твоих комнатах, Пелхэм, — сказал Хок.

— Вы ошибаетесь, милорд, — возразил тот, открывая дверь в свои апартаменты. — Некоторое время назад вы пришли домой изрядно набравшись и пожелали устроиться на ночлег у моего очага. Я набросил вам на спину одеяло и пытался не замечать ваш ужасный храп.

— Попробуйте включить свет, — попросила Вики. — В коридоре, кажется, уже зажегся.

Пелхэм щелкнул выключателем, и по обеим сторонам его маленького очага, отапливаемого углем, зажглись два светильника. Это была простая комната, уставленная шкафами с книгами и увешанная картинами.

— Позволь мне сделать предположение, — сказал Хок, держа ключ за ленту. — Где-то здесь стоит старинный сундук, полный бесценных семейных реликвий из золота и серебра.

Пелхэм тем временем открыл еще одну дверь и подозвал их жестом.

— Что это? — спросил Хок.

— Мой гардероб, ваша светлость.

— Твой гардероб?

— Да, сэр. В самом его конце вы увидите другую дверь, спрятанную за старой одеждой. Она была заперта в течение тридцати лет. Именно ее открывает ключ.

— Я и не представлял, что ты такой шмоточник, — сказал Хок, зайдя в гардероб. — Все эти хлопковые блейзеры и… а вот и она! Потайная дверь!

Алекс повернул ключ в замке и отворил дверь. Прохладный воздух, отдающий запахом плесени, пахнул ему в лицо. Они с Вики вошли в темную комнату, раздвигая руками паутину.

— О господи, — сказал Алекс.

Осветив фонариком комнату, Алекс увидел, что она до самых стропил заполнена мебелью, игрушками и вещами первых семи лет его жизни.

На крышке пыльного кожаного сундука он разглядел красный резиновый мячик.

— Я раньше любил бросать этот мячик в море, — сказал он Вики спокойным голосом. — Мой пес Шалун всегда пускался вдогонку за ним и приносил мне. А вот, посмотри сюда! Это моя коляска, разве не замечательно? Отец сам построил ее, чтобы она походила на легкую рыбацкую плоскодонку на колесах. А вот картина, которая висела над моей кроватью. И все мои оловянные солдатики, и…

— Алекс, подойди сюда, — сказала Вики.

— Что это?

— Какая-то картина, — сказала она. — Одна из самых прекрасных картин, которые я когда-либо видела.

Чуть позже с помощью Пелхэма Алекс снял картину «Трафальгарское сражение», которая висела над камином почти сто лет. Забравшись на высокую стремянку еще раз, он повесил другую — ту, которую Вики обнаружила в потайной комнате.

— Ровно висит? — спросил Алекс со стремянки.

— Ровно, ровно, любимый! — сказала Вики. — Спустись и полюбуйся!

Алекс подошел к дивану, не оглядываясь, и сел рядом с Вики. Только тогда он поднял глаза и посмотрел на картину.

На ней были изображены отец и мать вскоре после свадьбы.

Мать сидела. На ней было красивое белое платье со шнуровкой, принесшее ей известность в картине «Белая роза». Отец стоял рядом в роскошной морской форме, опустив руку на ее обнаженное плечо. Красная орденская лента, опоясавшая его грудь, была украшена наградами, а на поясе висел меч самого маршала Нея.

Они с Вики сидели тихо, внимательно смотря на лица счастливой пары. Алекс обвил рукой плечи Вики и прижался к ней.

Он поцеловал ее в теплые губы, в первый раз после стольких лет не стыдясь слез радости и облегчения, которые текли по его щекам.

Пелхэм увидел, как двое влюбленных заснули на диване, обняв друг друга. Он накрыл их меховым покрывалом, подавил зевок и вышел в зал. Была уже половина второго, и он мечтал о своей теплой кровати.

Едва он ступил первый шаг, как услышал внизу звук звонка. Входная дверь! В такой час? Безумие.

Он спустился на первый этаж, бормоча про себя, какой дурак бродит по ночам, а особенно в такой поздний час. Звонок прозвенел еще раз.

Он широко распахнул дверь.

Под проливным дождем у входа стоял мужчина. На нем был длинный черный плащ, застегнутый на все пуговицы. Его лицо было скрыто большим черным зонтом.

— Да? — сказал Пелхэм, не потрудившись придать голосу вежливый тон.

— Дом лорда Александра Хока? — спросил мужчина.

— Лорда Хока нет дома. Что мне передать ему?

— Просто передайте ему это, — сказал мужчина и вручил Пелхэму маленький золотой медальон. Старый дворецкий посмотрел на вещицу в свете лампы, прикрепленной у двери. Это был медальон Святого Георгия. На обратной стороне были инициалы Алекса и дата его седьмого дня рождения.

— Что вы хотите этим сказать? С какой целью…

— Просто передайте ему это, — повторил мужчина. Когда он развернулся, чтобы уходить, Пелхэм мельком увидел его лицо. Он был поражен — глаза мужчины были бесцветны. Абсолютно бесцветны.

60

— Я чрезвычайно рад, что вы смогли приехать сюда, мистер Хок, — сказал сенатор. — Рад, как никогда.

— Спасибо, что пригласили меня, — сказал Хок, делая еще один глоток восхитительного виски. Оно больше походило на божественный нектар, нежели на любое виски из тех, что он когда-либо пил. Это было «Мэйкерс Марк», любимое виски сенатора, и тот хранил его на случай какого-нибудь торжества.

— Думаю, в тех местах, откуда вы приехали, еще раннее утро и несколько рановато пить бурбон, — сказал сенатор.

— О, я уверен, что солнце уже поднялось над некогда обширными колониями Британской империи, сэр.

Они сидели на веранде в двух старых креслах-качалках и смотрели на длинную аллею цветущих ореховых деревьев, которая вела к дамбе. На ступенях, свернувшись калачиком, дремали три или четыре охотничьих собаки. Послеполуденный воздух был прохладен и наполнен душистыми ароматами наступающей весны.