К. Сэнсом - Камни вместо сердец

– Да.

– Кому-то приходилось находиться там летом, принимать поставки руды и кокса и укладывать их на хранение до зимы, a также приглядывать за запрудой и колесом. Обычно этим занимался Питер, который жил совсем рядом. Это было в том самом году – в двадцать шестом, предшествовавшем великой дороговизне, когда дожди погубили урожай. Тот август случился холодным и ветреным, что твой октябрь…

– Ну а пожар… – напомнил я старику.

Тот наклонился ко мне так, что я ощутил его теплое, пропитанное пивом дыхание:

– В то лето Питер жил возле печи. Жена, старая и злобная ехидна, выставила его из дома, по той-де причине, что он слишком много пьет… Наверное, так и было, но впрочем, дело не в этом. Питер попросил у мастера Феттиплейса разрешения пожить возле горна какое-то время, и тот согласился. Там имелась небольшая груда соломы для ночлега: зимой мы нередко ночевали там, но в ту ночь, кроме Питера, там никого не было. – Отхлебнув пива, Уилф распрямился. – Ах, сэр! До сих пор горько вспоминать…

Он вздохнул. Пес посмотрел на него и взвизгнул.

– Тем вечером, в девять часов я находился дома, здесь в городе, – продолжил он свой рассказ. – Тут в мою дверь забарабанил сосед с криком, что, мол, кузня горит. Я выбежал на улицу. Люди уже бежали к лесу. Приближаясь к печи, можно было увидеть пламя уже из-за деревьев. От огня побагровел сам мельничный пруд. Это было ужасно. И когда я добрался туда, пылало все сооружение, снизу доверху. Понимаете, там все было из дерева. Эллен Феттиплейс потом обвиняла Питера, она говорила, что он зажег там огонь, чтобы согреться, и это послужило причиной пожара.

– Эллен? Дочь Феттиплейса? – Мне приходилось изображать незнание.

– Да, правильно. Она осталась единственным свидетелем. Они с мастером Вильямом отправились на вечернюю прогулку к плавильне – ее отец хотел удостовериться в том, что партию руды уже привезли – и обнаружили пьяного Питера возле костра. Мастер Феттиплейс закричал на него, тот вскочил и каким-то образом коснулся огня, отчего одежда его загорелась. Он повалился на солому – вспыхнула и она. Вокруг была уйма угольной пыли, и загорелась вся плавильня. Питер и мастер Феттиплейс сгорели заживо. Сумела выскочить только юная Эллен, и пожар этот лишил ее разума. Совершенно лишил, она не смогла даже присутствовать на дознании, показания ее зачитывали.

Я вспомнил, как Эллен кричала: «Я видела, как кожа его плавится, чернеет и трескается! Он попытался встать, но упал!»

– Ну, на этом моя работа на плавильне и закончилась, – проговорил Уилф. – И моя, и еще дюжины людей. Плавильню так и не восстановили, так как она не приносила достаточного дохода. Руины ее до сих пор видно в лесу. На следующий год случился неурожай, и нам пришлось пережить трудные времена. – Он окинул взглядом пустую гостиную. – Питер Гратвик был моим лучшим другом. Сколько раз мы в молодости сиживали там ночами и выпивали…

– А вы не знаете, куда девалась дочь Феттиплейса? – спросил я.

– В ту ночь, когда случился пожар, она прибежала к местному священнику, старому Джону Секфорду, он тут до сих пор служит викарием. Разум оставил ее. Она не хотела выходить из дома викария. После расследования ее увезли прочь… говорят, к родственникам в Лондон. Неужели ваш друг так и не встречал ее? – спросил Харриданс с любопытством.

– Нет.

Я подумал, что слышу не совсем то, что ожидал: в этой повести не было никакого насилия.

– А эта Эллен, какая она была из себя? – задал я еще один вопрос.

– Довольно хорошенькая. Тогда ей было примерно девятнадцать лет. Избалованная отцом девушка, на все имеющая собственное мнение. Печально было то, что перед пожаром поговаривали о ее свадьбе.

– И за кого же она собиралась?

– За мастера Филипа Уэста, у его семьи есть земли в нашем краю. После пожара он отправился служить во флот короля.

– Полагаю, что дознание засвидетельствовало случайную смерть.

– Так, – кивнул Уилф, но потом вдруг возбудился и выпалил: – У меня были собственные вопросы об этом пожаре! До сих пор не понимаю, почему сам мастер Феттиплейс не сумел выбраться из огня. Но меня не позвали. Мастер Квинтин Приддис поторопился с завершением расследования.

Я распрямился:

– Приддис?

Глаза моего собеседника сузились:

– Вы его знаете?

– Только по имени. Он представляет в Хэмпшире Сиротский суд.

– Тогда он был в Сассексе одним из коронеров.

– А мистрис Феттиплейс не рассказывала, как случилось, что не сумели спастись ни ее отец, ни ваш друг?

– Одежда Питера вспыхнула, и каким-то образом огонь перескочил на одежду мастера Вильяма… Так она сказала, и ее свидетельство было единственным. Плавильня погибла, и от бедного Питера или мастера Феттиплейса не осталось ничего, кроме обгорелых костей. А вы точно не знакомы с Квинтином Приддисом?

Теперь в глазах Харриданса появилась тревога.

– Никогда не встречался с ним, – заверил я его.

– Мне пора идти, – вдруг заявил старик. – Жена уже ждет меня. Долго ли вы пробудете в Рольфсвуде?

– Завтра утром уезжаю.

Уилф посмотрел на меня с облегчением:

– Тогда счастливого пути. И спасибо за пиво. Пойдем, Цезарь!

Мой новый знакомый поднялся, и собака последовала за ним. Вдруг он остановился, повернулся ко мне и произнес:

– Поговорите с преподобным Секфордом. Здесь многие считают, что тогда кое-что осталось сокрытым. Но больше я вам ничего не скажу.

С этими словами он поспешно вышел.

Глава 22

Я неторопливо поднимался по склону холма к церкви. Ощущая дорожную грязь на теле, ступая усталыми ногами, чувствуя боль в спине, я мечтал об одном только отдыхе. Однако времени у меня было немного. Я задумался над словами старого Уилфа. Он, очевидно, сомневался в официальной версии происшедшего в плавильне – но явным образом ничего не знал об изнасиловании Эллен. Я вновь вспомнил ее слова о том страшном дне, когда она потеряла контроль над своим умом: «Они были такими сильными! Я не могла шевельнуться!»

Церковка, приземистое норманнское строение, была невелика. Внутри ее не обнаруживалось особых изменений по сравнению с прежними, папистскими днями: статуи святых оставались на своих местах, перед алтарем горели свечи. Преподобный Бротон не одобрил бы этого, подумал я. Пожилая женщина вынимала огарки и ставила новые свечи. Я подошел к ней:

– Мне нужен преподобный Джон Секфорд.

– Он в своем доме, сэр, это рядом.

Я направился к соседнему дому – жалкой хижине, облезлые стены которой были сделаны из плетня с глиняной обмазкой. Однако Секфорд был здесь постоянным священником, подчинявшимся викарию, который, быть может, руководил несколькими приходами. Я чувствовал вину оттого, что мне придется обмануть Секфорда, как только что Уилфа. Однако я не намеревался рассказывать о местонахождении Эллен кому бы то ни было.

Я постучал в дверь. Прошаркали чьи-то ноги, и дверь мне открыл невысокий человек на шестом десятке лет, облаченный в давно не стиранную сутану. Он оказался чрезвычайно толстым: ширина его тела едва ли не равнялась росту. Круглые щеки этого человека покрывала серая щетина. Он посмотрел на меня слезящимися глазами.

– Преподобный Секфорд? – спросил я.

– Да, – кротко ответил старик.

– Мне хотелось бы поговорить с вами. О той доброте, с которой много лет назад вы отнеслись к женщине по имени Эллен Феттиплейс. Уилф Харриданс посоветовал мне обратиться к вам.

Внимательно изучив мою внешность, священник кивнул:

– Входите, сэр.

Я последовал за ним в неопрятную гостиную. Хозяин дома предложил мне сесть на деревянную скамью, покрытую пыльной тканью. Заняв кресло напротив, крякнувшее под его тяжестью, он с любопытством уставился на меня:

– Полагаю, что вы только что с дороги, сэр.

– Да. Приношу извинения за свою пропыленную внешность.

Набрав воздуха в грудь, я повторил ту же самую историю, которой попотчевал Уилфа о своем друге, разыскивающем родственников по фамилии Феттиплейс. Джон Секфорд слушал меня внимательно, хотя взгляд его время от времени обращался к открытому окну за моей спиной и к пузатому кувшину на буфете, который украшала почерневшая серебряная тарелка. Когда я договорил, он посмотрел на меня с глубокой печалью.

– Простите меня, – проговорил священник негромко, – но надеюсь, что ваш клиент интересуется ими не из праздного любопытства. История Эллен печальна и даже ужасна.

– Мой… мой друг… не сомневаюсь, что он мог бы помочь ей, если бы получил такую возможность.

– Если она еще жива. – Мой собеседник на некоторое время умолк, собираясь с мыслями. – Вильям Феттиплейс, отец Эллен, был добрым человеком. Он получал небольшой доход со своей плавильни, но не скаредничал, жертвовал деньги церкви и беднякам. Его жена Элизабет умерла молодой. Так что в дочери он души не чаял и, быть может, слишком избаловал ее, так что выросла она девушкой норовистой, но доброй и щедрой. Она любила мою церковь и часто приносила цветы к алтарю, а иногда и мне, дабы украсить сию скромную обитель.