Миккель Биркегор - Через мой труп

— И вправду отличная книга, — повторил Бент. — Замечательные, сочные детали. Прекрасные описания убийств, просто первоклассные!

Слушая, как он расхваливает роман, я рассеянно листал страницы. Кое-где углы страниц были загнуты. В самом начале такие загибы попадались весьма часто, ближе к середине книги они становились реже, а в последней четверти романа загнутые страницы почти полностью отсутствовали. Поставив свой автограф, я вернул Бенту книгу.

— Большое спасибо, господин автор, — сказал он и шутливо прижал книгу к сердцу. — Вигго и Джонни хотели взять ее почитать, но я не дал, а теперь уж они и подавно ничего не получат. Могут, черт их побери, и сами купить. — Он спрятал книгу в пакет, причем так бережно, будто она была не менее хрупкой, чем лежащие там бутылки. — Я сейчас другую читать начал — не помню имени автора, — но это уже не то, совсем не то.

Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что именно эта моя первая встреча с Бентом, вид загнутых им уголков страниц и в особенности частота их расположения в книге явились решающим толчком к тому, что я вновь начал писать. Я уверовал в то, что совершил благое деяние — обратил язычника в истинную веру. Ничего не читавший ранее человек внезапно стал читателем, и при этом моим читателем. Я был по-настоящему польщен, ибо речь шла не о лести собратьев по перу или прочих коллег, имеющих то или иное отношение к миру книг. Нет, это стало полной неожиданностью, как будто посреди пустыни, усеянной отравленными колодцами, я вдруг случайно наткнулся на источник с чистой водой.

Тем не менее пили мы с ним отнюдь не воду. Когда наши запасы подошли к концу, Бент несколько раз бегал за продолжением. В тот день я впервые с момента переезда сюда вскрыл все ящики. Мне хотелось продемонстрировать соседу свои читательские пристрастия, и вскоре вся комната оказалась усеяна книгами. Кроме всего прочего, он возродил во мне голос, и я вовсю пользовался им, упиваясь вновь обретенными звуками. Слова, скопившиеся во мне за проведенные в молчании последние недели, срывались у меня с губ и текли сплошным потоком. Я даже не задумывался над тем, что именно говорю. Полагаю, я совсем заболтал беднягу, однако он мужественно не подавал вида, что это ему наскучило, даже напротив. Я подарил Бенту экземпляр «Внутренних демонов» и сказал, что, если ему захочется почитать, он всегда сможет взять что-нибудь у меня.

Мой новый знакомый представил меня своим друзьям, и я на многие недели превратился в постоянного члена заседавшего у магазина общества. Здесь я узнал о военной карьере Бента, что, кстати, в дальнейшем послужило основой для написания «Патрона в обойме», а также выслушал рассказы Вигго и Джонни об их нелегкой жизни безработных со стажем в местечке, наводненном состоятельными столичными туристами и владельцами загородных вилл.

Если встреча с Бентом пробудила во мне желание писать, то знакомство с Вигго и Джонни придало этому желанию определенную мотивацию. По истечении двух недель истории, которые они рассказывали, стали повторяться, и я с ужасом поймал себя на открытии, что грешу тем же самым. Я понял, что вижу в них самого себя по прошествии нескольких лет — в том, разумеется, случае, если срочно не попытаюсь всерьез что-то предпринять, — и от этих мыслей мне едва не сделалось дурно.

Проявив недюжинную твердость характера и настойчивость, я для начала значительно ограничил себя в выпивке. Фактически, полностью перешел на виски, что, с одной стороны, стало альтернативой моему прежнему алкогольному меню, в состав которого входили пиво и шнапс, а с другой — явилось возвращением к приему проверенного допинга, которым я пользовался в период работы над всеми предыдущими книгами. Один только запах хорошего виски, казалось, вновь пробуждал к жизни писательские клеточки моего мозга.

Как раз к этому времени относится замысел романа «Патрон в обойме». Я считал, что эта книга даст мне превосходную возможность вновь вернуться на сцену. Кроме всего прочего, для изучения различных тонкостей и деталей мне даже не требовалось покидать стены собственного дома, стоило лишь дождаться, пока мимо пройдет Бент со своим неизменным пакетом, полным бутылок «Файн Фестиваль». А поскольку он появлялся ежедневно, то уже вскоре книга начала приобретать окончательную форму.

Я даже рискнул связаться с Финном и намекнуть ему, что кое над чем работаю. Это было бы воспринято им с нескрываемым облегчением. Мое исчезновение заставило его отменить целую кучу назначенных интервью и отказаться от прочих, уже запланированных рекламных ходов в отношении «Внутренних демонов». Правда, были здесь и свои положительные моменты. Муссирование истории об испарившемся в одночасье авторе, несмотря на снисходительный, а зачастую и критический тон, способствовало увеличению продаж книги, и даже самому Финну пришлось дать несколько интервью по поводу моего загадочного исчезновения. Сам-то он прекрасно знал, где именно я скрываюсь, и наверняка догадывался о причинах случившегося, однако предпочитал нагнетать атмосферу таинственности, не пренебрегая для этого ни единой возможностью.

Что же касается меня самого, то вновь вспыхнувшая тяга к творчеству отнюдь не сопровождалась прежним, в общем-то, достаточно доброжелательным отношением к саморекламе. Мне наконец-то удалось определить для себя наиболее оптимальные условия работы: полная изоляция в сочетании с соблюдением четкого графика, регулярного физического труда в саду или в доме, а также общение с тем, с кем я всегда могу расслабиться и выпить. Отныне вся жизнь протекала в пределах участка площадью два квадратных километра, на которых были расположены летний домик, местный магазин, а также пляж, куда я ходил подышать свежим морским воздухом.

В реальной жизни мне этого вполне хватало. Все остальное происходило в моих фантазиях.

Роман «Патрон в обойме» был задуман как повествование о буднях наших солдат в Ираке. Однако никакой политикой в нем и не пахло. На фоне описаний незнакомой страны, армейской среды, с ее дисциплиной, вечным соблюдением секретности и непростыми взаимоотношениями между переводчиками, рядовыми и их командирами, разворачивалась жуткая история в духе рассказа о десяти негритятах. Действие происходит на изолированном пограничном блокпосту, занятом небольшим подразделением солдат. Поначалу цепь происходящих там насильственных смертей невольные участники событий пытаются списать на неудачное стечение обстоятельств — неосторожное обращение с взрывчаткой, случайный выстрел и т. д. Однако вскоре всем становится ясно, что это — убийства, причем со временем они становятся все более изощренными и кровавыми. По мере уменьшения численности подразделения напряжение, которым проникнута атмосфера на блокпосту, возрастает: от взаимного недоверия солдаты переходят к прямым обвинениям в адрес недавних товарищей. Между тем число жертв растет. Перед смертью несчастные подвергаются жестоким пыткам, которые наводят на мысли о религиозных мотивах убийств. Обезумевшие от страха солдаты подвергают главного подозреваемого, переводчика Масеуфа, суду Линча, при этом разрывая его на куски в буквальном смысле. Однако, поскольку убийства на этом не прекращаются, начинается настоящая война всех против всех. Когда в живых остаются лишь двое, главному герою, Бенту Клёвермарку, удается заманить истинного убийцу на минное поле, где тот и гибнет, а герой при этом лишается ноги.

Помнится, глядя на лежащую передо мной готовую рукопись — бумажную кипу, насчитывавшую триста двадцать пять листов, — я испытал некоторое удивление. Оказалось, что, лишившись званий супруга и отца, я все еще могу именоваться писателем.

33

Кто бы ни оставил прислоненную к дверям книгу на крыльце дома Линды Вильбьерг — а это мог сделать только убийца, — он не стал утруждаться и паковать ее. На этот раз никакого конверта не было, и мне с первого взгляда стало понятно, что́ это за издание. Даже по задней стороне обложки я видел, что это экземпляр моего первого бестселлера «Внешние демоны».

Отступив на шаг назад, я разглядывал лежащую передо мной книгу. Сердце в груди забилось сильнее. Внезапно вернулось ощущение, будто за мной следят. Мне казалось, что некто, сидящий в каком-то помещении перед множеством мониторов, внимательно наблюдает за каждым моим движением, отмечая малейшее изменение выражения лица, и вслушивается в каждый звук, улавливаемый невидимым мне микрофоном. На некоторых экранах видны кривые, показывающие мой пульс, специальные сенсоры фиксируют интенсивность потоотделения и температуру тела, а забавный смайлик на одном из них демонстрирует изменение моих эмоций.

В настоящий момент смайлик был объят ужасом. Он напоминал картину Эдварда Мунка «Крик».