Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

Гектор положил трубку, оставив растерянного инспектора стоять на вершине башни у подножия горы.

Однако мне предстояло совершить второй звонок.

Я набрал городской номер и через несколько гудков услышал:

– Алло?

– Добрый день, я инспектор Лопес де Айяла. Это Рамиро Альвар?..

– Да. Чем обяз… – Он кашлянул. – Ты что-то хотел?

– Я хотел бы заехать сегодня, это возможно?

– Да, конечно. Я буду у себя. Что-нибудь случилось?

«Матусалема убили средневековым способом казни. Вот что случилось». Но я промолчал.

У меня имелись другие планы насчет Рамиро Альвара. Например, познакомить его с Эстибалис, чтобы она составила свое мнение.

Третий звонок.

– Эсти, я в Лагуардии. Собираюсь в башню Нограро и хочу, чтобы ты тоже поехала и кое на что взглянула.

– Тогда увидимся через час в Витории, – согласилась она. – Заезжай за мной.

* * *

Мы припарковались возле крепостного рва, прошли по мосту и обнаружили, что деревянная дверь открыта: был экскурсионный день. Из вестибюля доносился голос гида; она водила группу пожилых людей по коридорам первого этажа. Я помахал в знак приветствия и жестами объяснил, что собираюсь воспользоваться домофоном, чтобы позвонить в квартиру Рамиро Альвара.

– Что именно ты хочешь мне показать, Унаи? – с легкой тревогой спросила Эстибалис.

– Сейчас увидишь. Терпение.

– Поднимайтесь, поднимайтесь… – ответил высокопарный голос.

«Проклятье, только не это», – выругался я про себя.

Увы, Альвар сыграл со мной злую шутку. Именно он ответил на телефонный звонок, притворившись Рамиро Альваром.

Хозяин башни ждал нас в комнате с гобеленами, аккуратно причесанный и одетый в зеленую далматику[52] с золотым шитьем.

– Аэстибалис, я знал, что мы встретимся снова, – сказал он, блаженно улыбаясь.

– Доброе утро, Альвар, – поприветствовал я, хотя он меня едва заметил, устремив взгляд на мою напарницу.

– Я тоже рада вас видеть, – ответила Эстибалис. – Мы здесь, чтобы уточнить некоторые детали, недавно всплывшие в ходе расследования.

– Вы знаете, я полностью в вашем распоряжении.

– Да, знаю, – сказала она. – Нам интересно, что вас связывает с Музеем естествознания.

– С какой стати мне посещать фальшивую средневековую башню, если я живу в настоящей? – удивился он. Его реакция была по-детски искренней и во многом наивной.

– Мы имели в виду, сотрудничаете ли вы с музеем, например в качестве мецената, – уточнил я.

– Вы пришли ко мне домой, чтобы засыпать меня утомительными вопросами, о которых я ничего не знаю? – равнодушно откликнулся он.

– Тогда давайте поговорим о вашей семье, – предложил я. – Вы помните рясу монахини-доминиканки, выставленную в одной из витрин первого этажа?

– Она принадлежала моей двоюродной бабушке Магдалене Нограро, которая приняла постриг в монастыре Кеханы. Вы снова меня утомляете.

Альвар отвернулся, глядя на пасмурный пейзаж за окном. Я задался вопросом, отчетливо ли он видит тополевую рощу, раскинувшуюся внизу.

– Аэстибалис, вы умеете ездить верхом? – спросил он.

– Да, я выросла на ферме у подножия горы Горбеа, – охотно ответила Эсти. Она часто проводила выходные в каком-нибудь конноспортивном клубе. – У нас были вьючные лошади, не чистокровные, но…

– В местной конюшне есть несколько чистокровных особей, – прервал ее сладкозвучный голос Альвара, тот самый. – Сегодня прекрасный день для прогулки. Не окажете мне честь своей компанией еще раз?

И все повторилось: прикосновение к тыльной стороне руки, пристальный взгляд. Никто словно и не заметил, когда я попрощался и вышел из комнаты, чувствуя себя человеком-невидимкой.

* * *

Перейдя через ров, я решил осмотреть деревню Угарте, расположенную менее чем в километре отсюда. По дороге мне попалось всего несколько построек. Ближе других к башне находился старый заброшенный склад, к которому вела узкая, заросшая сорняками тропинка.

Я шел до тех пор, пока мое ухо не уловило нечто несообразное окружающей обстановке: звуки классической музыки. «Адажио» Альбинони. Я с изумлением огляделся.

Мелодия скрипок привела меня к аккуратному коттеджу с огромным садом, где женщина лет пятидесяти в садовых перчатках подстригала кусты. Мужчина чуть постарше вынес из гаража два ведра с водой.

– Здравствуйте, – сказала женщина, снимая перчатку и приглаживая короткие бордовые волосы. – Вы заблудились?

– Нет. Вообще-то я хотел прогуляться по деревне. Эта музыка доносится из вашего коттеджа?

– Да. У нас с Фиделем небольшой курятник в глубине сада. Мы держим кур на свободном выгуле, и музыка их успокаивает.

– Рад за них, – сказал я. – Я только что побывал в башне, весьма любопытное место. Вы знали семью Нограро?

– Родителей, Инес и Лоренсо Альвар? Они умерли двадцать лет назад, – сообщила женщина, не переставая щелкать секатором.

– К ним здесь хорошо относились?

– К Нограро? По-разному, смотря кого спрашивать, – пожал плечами муж, отводя взгляд.

– Хотя люди они были состоятельные, у меня дома о них никогда плохо не отзывались, – поспешила заметить женщина. – Конечно, они жили не в деревне, а в башне. Но в прежние времена у них на мельнице и в кузне работало много местных. А некоторые даже нанимались арендаторами, обрабатывать землю. Очень образованная семья. Мать была очаровательной женщиной. Как я уже сказала, ее звали Инес. Порядочные люди, обожали своих сыновей.

– Сыновей? Гид упоминала только об одном оставшемся сеньоре Нограро – Рамиро Альваре.

– Это младший брат. Старший, Альвар, умер молодым. Он был красавцем, учился в Витории; ему пришлось вернуться после того, как родители погибли в автокатастрофе. Рамиро был еще несовершеннолетним, поэтому Альвар взял заботу о нем на себя, хотя на тот момент уже сильно болел. Честно сказать, в ту пору мы его совсем не видели. Говорили, что он умер, но в Угарте не устраивались ни похороны, ни мессы… Кстати, меня зовут Фаусти, Фаусти Месанца.

– Приятно познакомиться, Фаусти. Вы, случайно, не знаете, в каких отношениях были братья?

– Они обожали друг друга. Рамиро Альвар рос воспитанным, скромным и обаятельным мальчиком. Не знаю, почему сейчас он почти не показывается в деревне. В этой семье было много любви. Лоренсо Альвар, отец, очень гордился своим старшим сыном Альваром, который помогал управлять семейными делами. Если бы его не забрала болезнь…

– Ты видела в нем только хорошее, как и все женщины, – фыркнул муж.

– Не начинай. Разве он виноват в том, что был красив? – ответила Фаусти, толкнув мужа локтем. – Кроме того, он уже умер.

– Сколько лет было Рамиро Альвару, когда умер его брат?

«Адажио» Альбинони, которое слушали куры, сменилось торжественным «Каноном» Пахельбеля.

– Кажется, это произошло в девяносто девятом году, – припомнила Фаусти. – Он тогда только что достиг совершеннолетия и отправился в Виторию один. Рамиро Альвар был не по годам