Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

фон Зильбера, так и собрать информацию. Я принялся расспрашивать Графа, отвечавшего на вопросы казенно и скупо, с той же охотой, с какой директор предприятия разговаривает с внезапно нагрянувшим налоговым инспектором.

– Генераторы на южном и северном КПП создают широкополосный помеховый сигнал, исключающий использование всех видов радиосвязи, включая мобильную. Для уверенности глушение последней производится с трех близлежащих вышек сотовых операторов. Попыток воспользоваться единственной свободной частотой не зафиксировано.

– Телефонный кабель?..

– Обрезан пять лет назад во время проведения последних ремонтных работ. Точка входа в подвале замурована. Люки доступа к кабелю засыпаны грунтом.

– А что с газовыми и водопроводными трубами? На них тоже можно установить передающее устройство, и если на противоположном конце есть приемник…

– Я в курсе. Внешние трубопроводы, обеспечивающие жизнедеятельность Академии, находятся в технических помещениях Западной башни и регулярно осматриваются.

– Передатчик может быть съемным и храниться среди личных вещей.

– Комнаты персонала досматриваются еженедельно на предмет наличия запрещенных и подозрительных предметов. Предупреждаю, что ваша не станет исключением из этого правила.

– Грузовики с продовольствием и прочим?

– Досматриваются на КПП при въезде, затем непосредственно во время разгрузки, а также после окончания разгрузки и на выезде. Разумеется, личный досмотр водителей производится тоже.

– А как организовано несение караульной службы?

– В ночное время, после выключения фонарей наружного освещения, с полуночи до шести утра, по два часа со сменой в каждый четный час. Патрулирование осуществляется одним сотрудником по дорожке вокруг Усадьбы.

– Без оружия? И что делать в случае опасности, звать на помощь?

– Свистеть в свисток, – с ненавистью ответил Граф. – Кроме того, у патрульного имеется фонарик и резиновая дубинка.

– Ну а канализационный коллектор?

– Заварен решетками. Позволю себе напомнить, что искомый некто передает сообщения непосредственно сразу после случившегося происшествия, что затруднительно сделать, пробираясь по канализационным трубам среди нечистот. Разве что покричать туда, и погромче. Поэтому данную и иные экзотические версии вроде почтовых голубей, телепатии и использования параллельных пространств мы исключили.

– Похоже, что все под контролем.

– Я свое дело знаю, господин Гронский.

– Тем не менее осведомитель так и не найден, – заметил я.

– Посмотрим, как выйдет у вас.

Мы некоторое время молчали, неприязненно уставившись друг на друга. Потом я встал и сказал:

– Ну что ж, пойдемте.

Граф тоже поднялся.

– Куда?

– Я планирую полностью осмотреть Усадьбу и хочу, чтобы вы меня сопровождали. Предпочитаете начинать с чердака или с подвала?

– Это исключено, – заявил Граф. – У меня достаточно важных дел, чтобы не тратить время и не составлять вам компанию в сомнительного рода изысканиях. Могу выдать ручной фонарь и схему здания.

– А у меня есть задача, поставленная лично главой Академии, который обещал мне полное содействие в том, что касается ее исполнения, и я непременно буду сообщать ему обо всех случаях, когда такого содействия не получаю. Или вы давно не были на конюшне?

Граф побледнел от гнева и шагнул вперед. Мы стояли лицом к лицу так близко, что его встопорщившиеся усы почти касались моего носа.

– Слушай меня внимательно, – прошипел он. – Можешь сообщать что хочешь, мне безразлично. Аристарх Леонидович – гений, а гениальным людям свойственно увлекаться. Сейчас ты – его очередное увлечение, которое непременно скоро пройдет, особенно когда он поймет, что ты ровным счетом ничего не стоишь. Я такое уже видел не раз, уж поверь мне. И, когда он в тебе разочаруется, я буду рядом, и обещаю, что конюшней ты не отделаешься.

Граф сверлил меня холодным яростным взглядом. Я не отводил глаз и молчал. Этот импровизированный стердаун продолжался несколько секунд; наконец Граф взял себя в руки и отступил на шаг.

– Честь имею!

Он развернулся, как на плацу, и ушел.

Не то чтобы такое отношение со стороны Графа стало для меня неожиданностью, но он был командиром над фирсами, доверенным лицом фон Зильбера и личным телохранителем его сына и мог создать серьезные неприятности, а потому мне следовало самому что-то предпринять на его счет, причем в ближайшее время. Не прошло и двух дней, а у меня уже появились неплохие шансы получить нож в горло, мышьяк в утренней каше или случайно упасть из окна стараниями прекрасно подготовленной к таким делам бывшей возлюбленной, которая может почувствовать для себя угрозу и решить немного перестраховаться, или схлопотать пулю от отставного военного, управляющего внутренней безопасностью, имеющего доступ к оружию, обладающего хорошим ударом справа и уже вывозившего кое-кого прогуляться в лесок. Впрочем, переносной фонарь и поэтажные планы Усадьбы Граф мне все-таки передал. Их принес Петька: сунул мне свернутые в рулоны и перемотанные бечевкой большие листы бумаги и попытался исподтишка ткнуть указательным пальцем под дых. Я перехватил его руку и вывернул снизу вверх, заставив несколько секунд балансировать на цыпочках, как балерина.

– Я вижу, педагогический-то с красным дипломом закончили, господин учитель? – просипел он, когда я его отпустил.

– С зеленым, – ответил я.

Петька весело ощерился из-под седых усов желтыми, как клыки старого пса, большими зубами, но белесые глазки под колючими кустами бровей оставались холодными и смотрели недобро. Я подумал, что Петька запросто может занять очередь за Верой и Графом, а то и попытается пролезть вперед.

План Усадьбы был датирован 1993 годом, когда тут завершилась самая масштабная и последняя перепланировка. Согласно ему, подвал располагался под всем зданием и занимал около тысячи квадратных метров; чердак был немного меньше, ибо двускатная крыша возвышалась только над башнями и центральным корпусом, а двухэтажные боковые крылья покрывала плоская кровля, но все равно вместе с подвалом и заброшенными помещениями Восточного крыла площадь необитаемого, темного, изрядно захламленного пространства составляла больше полутора квадратных километров. Нечего было и думать о том, чтобы изучить эти сумрачные лабиринты полностью, но мне и не требовалось. Сколько бы странностей и страшноватых загадок не таило в себе это место, я пришел сюда не любопытства ради, но со вполне определенной целью, и собирался немедленно покинуть Усадьбу с ее кладами, призраками и накрепко запертыми дверьми в башне, едва выполню свою миссию. Я решил начать с чердака: поднялся на третий этаж, открыл дверь в пустую квадратную комнату с большим круглым окном, сквозь покрытые дождевыми разводами стекла которого виднелось сливающееся с небом серое море, и по деревянной лестнице забрался выше.

Высота крыши в коньке была чуть больше трех метров, а в остроконечных куполах над башнями доходила до девяти. Тут было темно, тихо и пусто; во мраке переплетались огромные, почерневшие и покрытые длинными трещинами деревянные балки, соединяющие изогнутые стропила; между ними едва колыхались в потоках холодного сквозняка серебристо-серые полотнища мертвой паутины, похожие на