Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

подоконникам. В полночь отключали свет, и передвигаться по погруженным во тьму лестницам и коридорам, читать у себя в комнате или работать в Библиотеке можно было только с помощью переносных фонарей или же при свечах.

Вновь свет включали в половине шестого, и тогда же начинался рабочий день у прислуги. Аристарх Леонидович, вечно сетующий на непомерные затраты на содержание Академии, штата не раздувал и обходился малым: на почти три тысячи квадратных метров жилой площади Усадьбы и нужды пятнадцати человек, не касавшихся хозяйственных дел ни одним пальцем, приходилось всего восемь слуг.

Главной над всеми и всем была Обида Григорьевна, которая из своих пятидесяти пяти лет почти пятнадцать проработала в семье фон Зильберов и которую, по моим наблюдениям, побаивался даже Граф. С первого взгляда было понятно, что Обида Григорьевна женщина добродетельная, свою добродетель прекрасно осознающая и в добродетели этой совершенно беспощадная. Она вела экономику, распоряжалась прислугой, не жалея при случае ни едкого слова, ни хлесткой пощечины, лично обслуживала Аристарха Леонидовича, а еще, по идее, должна была сама прибирать первый этаж Усадьбы, вследствие чего у порога застекленных дверей Большой гостиной постоянно скапливался сор и сухие листья, между иссохших цветов в высоких вазах протягивалась пыльная паутина, а ветер, иногда залетавший в печные трубы, выдувал из каминов целые тучи черной золы. Свою уставленную иконами и склянками с крещенской водой и песочком из святых мест уютную комнату она делила с супругом Герасимом, мужчиной огромного роста, исполинской физической силы и на редкость спокойного нрава. Герасим был рабочим по зданию, занимался мелким ремонтом, следил за здоровенным газовым котлом в нижней части Западной башни, за электричеством, занимался сантехникой, разгружал приезжающие раз в месяц грузовики с продуктами и хозяйственными товарами, вешал на крюки в морозильнике бараньи туши и свиные окорока, откачивал из подвала воду после сильных дождей и латал крышу, которую то тут, то там коварно проедала ржавчина, проступающая сквозь древнюю грязно-зеленую краску.

На втором этаже прибиралась Дуняша, миловидная, немного полная двадцатилетняя девушка, постоянно словно испуганная и куда-то спешащая, которую Обида Григорьевна ругала бестолочью и пыталась исцелить от бестолковости затрещинами. Дуняша же прислуживала за столом в Большой гостиной и присматривала за небольшим фельдшерским пунктом на том основании, что имела среднее медицинское образование и умела сделать укол и измерить давление.

– Я думал про полноценный медицинский кабинет с врачом и соответствующим оборудованием, но отказался от этой идеи, – говорил Аристарх Леонидович. – Это совершенно неэффективно, только дополнительные затраты на снабжение и зарплаты медикам, которые будут тут целыми днями просиживать штаны и проедать довольствие. У нас есть все нужное для первой помощи, фирсы владеют навыками полевой медицины, ну а если с кем-то из наших воспитанников приключится нечто серьезное, то, поверьте мне, вертолет со всем необходимым прибудет быстрее, чем «скорая» в городе.

Еще Дуняша занималась стиркой в прачечной, расположенной рядом с котельной, и она же принесла мне постельное белье и полотенца в мой первый день в Усадьбе.

– Если что-то понадобится или не хватает чего, вы скажите, – предложила Дуняша, застенчиво блестя карими глазками. – У нас все-все можно заказать, и из города привезут.

Я заверил, что пока вполне обойдусь теми вещами, что вместе с моим ноутбуком привез из Анненбаума предусмотрительный Граф, но блеск глаз взял на заметку.

За третий этаж отвечала горничная по имени Марта, высокая, худая, молчаливая, черноволосая и черноглазая; от нее постоянно исходил какой-то резкий химический запах, как будто она вся пропиталась моющими средствами и полиролью, руки были красными и шелушились, а на левой щеке расплылся уродливый след от ожога. На вид Марте можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять лет, но из ее личного дела – тут Аристарх Леонидович обязательство выполнил и информацию по прислуге мне предоставил – я знал, что ей всего двадцать три и что в Усадьбу она поступила много лет назад и состояла тут при своем отце, который служил здесь сторожем и смотрителем здания почти всю свою жизнь.

Традиционно самой тяжелой была работа на кухне, где кухарка Римма, не растерявшая привлекательности женщина сорока лет, не отходила от плит, готовя одновременно и для господ, и для фирсов с прислугой, питавшихся в отдельной столовой при кухне, а ее сын, шестнадцатилетний Сережа, с покладистым нравом и заметной умственной отсталостью, точно так же не отходил от раковины, в которой почти никогда не убывала стопка грязной посуды. Жили они тоже вместе, в одной из комнат прислуги, которые располагались на первом этаже Западного крыла, имевшем отдельный вход и выход с торца, что было удобно для тех, кто работал не в здании самой Усадьбы: рябого тридцатилетнего псаря Николая и седовласого конюха Архипа, во владениях которого то и дело кого-то секли.

Новый человек в любой сформировавшейся группе, тем более появившийся довольно эффектно, сам по себе привлекает внимание. Новелла о новом учителе, которого после специально устроенной драки в городском пабе позвали читать литературу два раза в месяц, никого не убедила. Все поняли, что тут есть какая-то тайна, и оставалось лишь ждать, кто, как и когда попытается ее разгадать. Мне были интересны предположения – они многое говорят о тех, кто их высказывает, и я точно знал, что нужно лишь подождать немного, и кто-нибудь непременно со мной заговорит, попытается подружиться, привлечь на свою сторону, моими руками свести с кем-нибудь счеты или же запугать – так случается во всех коллективах. Но строгая иерархия отношений в Академии обернулась лишь мнимым радушием Обиды Григорьевны, не знающей еще, чего от меня ожидать, и столь же напускным равнодушием фирсов, так что единственным, кто за три дня заговорил со мной обо мне, стала Дуняша. Я задержался немного после завтрака, пока она носила на кухню посуду, сказал какой-то пустяковый комплимент, чуть добавил низов в голос, и Дуняша сначала порозовела, а потом выпалила, округлив глаза:

– А знаете, все думают, что вы тут из-за клада! То ли искать его будете, то ли, наоборот, охранять, чтоб не нашел никто.

С этой ценной информацией я отправился за разъяснением к Вере.

– Это местная легенда, ты разве не знал? – удивилась она. – Многие уверены, что где-то в Усадьбе спрятаны сокровища рода фон Зильберов, что-то вроде золота Рейна. Еще про Белую Деву должны были рассказать… что, нет? Привидение, которое, как и полагается, охраняет упомянутые сокровища, неупокоенный дух дочери кого-то из прежних владельцев, то ли повесившейся на чердаке, то ли утопившейся в пруду старого парка. Говорят, что ее часто