Эллис Питерс - Монаший капюшон

– Да уж, не меньше, – брат Рис мечтательно улыбнулся, обнажив беззубые десны. – Если тебе доведется повстречать моего двоюродного брата Кинфрита или его брата Овейна, передай им мои благословения. О, в тех краях у меня множество родичей. Порасспроси о моей племяннице Ангарад, дочери моей сестры Мараред, младшей сестры – той, что вышла замуж за Ифора, сына Моргана. Ифор, может, уже и помер, но коли услышишь, что он жив, скажи, что я помню его, и передай ему от меня пожелание всех благ. А девчонке не худо бы самой приехать и навестить меня, тем более теперь, когда ее сын работает здесь, в городе. Я-то помню ее совсем крохой, не выше маргаритки, а уж какая хорошенькая была...

– Это та Ангарад, что пошла в услужение к Бонелу из Малийли? – спросил Кадфаэль, деликатно отвлекая старика от слишком уж давних воспоминаний.

– Жаль, конечно, но так оно и было. Эти саксы, Бонелы, давно уж там поселились. Правда, со временем к иноземцам привыкаешь, но и только. Ближе они от этого не становятся. Этот манор как заноза в земле Кинллайта. Воткнулась глубоко, да, того и гляди, обломится – может, так и случится. С саксонской-то землей Малийли только краешком граничит.

– Вот оно что, – заинтересовался Кадфаэль. – Выходит, что Малийли – валлийская земля, хоть англичане и владеют ею уже три поколения кряду.

– Валлийская, как гора Сноудон! – воскликнул Рис, в котором воспоминания разожгли огонь патриотизма. – Все соседи валлийцы, да и большинство арендаторов в маноре – тоже. Я родился как раз к западу оттуда, неподалеку от прихода Лансилин – центра округа Кинллайт. Это валлийская земля испокон веков!

Валлийская земля! И она не перестала быть валлийской, оттого что какой-то Бонел в правление Вильгельма Рыжего сумел завладеть несколькими акрами, которые с тех пор сохраняют его потомки, пользуясь покровительством графа Честерского. "И почему, – досадовал Кадфаэль, – я раньше не разузнал, где находится этот манор, из-за которого столько мороки!"

– Но раз это в округе Кинллайт, то, стало быть, на эту землю распространяется юрисдикция валлийского суда, который судит по валлийским, а не по нормандским законам?

– Конечно! Там есть старый добрый общинный суд, как и положено в Уэльсе. Эти Бонелы и сами в свое время судились, знаешь, споры насчет межи и все такое. Им-то все одно – валлийский закон, нормандский – лишь бы дело выгорело. Но наш народ предпочитает исконный обычай, когда спор решают опросом свидетелей из соседей. Да, наш закон – самый справедливый, – воодушевленно заключил брат Рис, кивая седой головой. – Только с чего это ты заговорил о судах да законах, брат, или сам собрался иск подавать? – Старик захихикал, довольный своей шуткой.

– Я-то нет, – ответил, поднимаясь, Кадфаэль, – но один мой знакомый, похоже, об этом подумывает.

Занятый своими мыслями, Кадфаэль вышел во двор, где его ослепило неожиданно яркое зимнее солнце. И, как ни странно, именно в этот миг на него наконец снизошло озарение.

Глава восьмая

Брат Кадфаэль подумал было о том, чтобы завернуть по дороге к Мартину Белкоту и убедиться, что семью плотника оставили в покое, но отказался от этого намерения, отчасти потому, что на уме у него было более срочное дело, отчасти же потому, что не хотел лишний раз привлекать внимание к этому дому и его обитателям. Одно дело – Хью Берингар, он человек независимого склада и привержен справедливости, и совсем другое – шропширские стражники и приставы. Они больше думают о том, как потрафить Жильберу Прескоту, что и понятно, ведь он королевский наместник в этом графстве. У Прескота же свое представление о правосудии, он вершит его быстро и энергично, не вдаваясь в детали, и от подчиненных требует скорого результата. И пусть – пока Прескот в Вестминстере —. я расследование формально возглавляет Берингар, сержант и его люди все равно не откажутся от заведенного шерифом порядка и по-прежнему будут выслеживать свою дичь. Если за домом Белкота установлено наблюдение, то, появись там Кадфаэль, он возбудил бы ненужное любопытство, чего ему вовсе не хотелось. Ну а не следят – тем лучше, значит, Берингара все-таки слушаются.

Кадфаэль поднялся вверх по склону, миновал двор Мартина Белкота, не кинув на него и взгляда, и проехал на своем муле дальше в город. Путь его лежал на северо-запад, через мост, ведущий в сторону Уэльса. Переехав мост, монах поднялся на вершину холма, увенчанную высоким крестом. Отсюда дорога спускалась по пологому склону, а затем снова вела наверх, к воротам замка.

С тех пор как после летней осады в замке был размещен гарнизон короля Стефана, цитадели ничто не угрожало, и, хотя у ворот была выставлена стража, караульные держались миролюбиво и довольно беспечно. Подъехав поближе, Кадфаэль спешился и повел мула под уздцы по мощеной дорожке к крепостным воротам. Караульный дружелюбно встретил монаха.

– Доброе утро, брат! Что тебе нужно?

– Мне надо поговорить с Хью Берингаром из Мэзбери. Передай ему, что пришел брат Кадфаэль, и, думаю, он выкроит для меня минутку-другую.

– Не повезло тебе, брат. Хью Берингара сейчас в замке нет, и навряд ли он вернется до темноты. Он отправился вниз по реке, что-то там ищет вместе с лодочником Мадогом, тем самым, что утопленников вылавливает.

Услышанное вызвало у Кадфаэля противоречивые чувства: с одной стороны, его порадовало, что Хью так живо откликнулся на его просьбу, с другой – огорчило то, что им не удастся встретиться. Наверное, подумал монах, лучше было бы оставить склянку у брата Марка, тот бы мог, не застав Берингара, прийти в другой раз. В ком-ком, а в Берингаре Кадфаэль не сомневался, а вот возможность разминуться с ним следовало бы предусмотреть. Хью, не мешкая, отправился на поиски шкатулочки Эдвина, и очень хорошо, что он занялся этим сам, а не перепоручил Бог знает кому. Однако задерживаться и дожидаться возвращения Берингара Кадфаэль не мог: брат Барнабас был болен и нуждался в лечении, и монаху нужно было добраться к нему как можно скорее. Кадфаэль стал даже подумывать, не отдать ли драгоценную улику кому-нибудь на сохранение или оставить у себя, пока не представится случай передать ее лично Берингару. Так или иначе, Эдвин на свободе, и непосредственной угрозы для него пока нет.

– Брат, если ты пришел в связи с тем отравлением, – подсказал караульный, то тебе стоит поговорить с сержантом, он сейчас остался за старшего. Слыхал я, что чудные дела творились у вас в аббатстве. Конечно, вы будете рады, когда негодяя схватят и в обители вновь воцарится спокойствие. Заходи, брат, я привяжу твоего мула и пошлю сказать Уильяму Уордену, что ты здесь.

Ну что же, на худой конец, не помешает взглянуть на этого представителя закона и рассудить, как поступить дальше. Кадфаэль дожидался под каменными сводами караульной, а склянка, из-за которой он и пришел, покоилась в суме, ибо он еще не решил, что с ней делать. Однако стоило монаху бросить взгляд на вошедшего сержанта, как он понял, что улику до поры до времени придется припрятать. Сержант оказался тем самым бородатым служакой с обветренным лицом и крючковатым носом, самоуверенным и скорым на расправу, который явился в дом Бонела по зову приора. Он тоже мигом признал Кадфаэля и на лице его появилась презрительная усмешка.

– Это снова ты, брат. И ты, конечно, по-прежнему пытаешься доказать, что этот парень, Эдвин, невиновен, хотя все против него, и не хватает разве что свидетеля, который стоял бы рядом и видел, как малец подлил отравы. Небось опять будешь мне голову морочить, а убийца тем временем улизнет в Уэльс.

– Я пришел, – не совсем правдиво возразил Кадфаэль, – затем, чтобы узнать, не выяснилось ли чего-нибудь новенького в связи с тем, о чем я вчера рассказал Берингару.

– Ничего не выяснилось, и бьюсь об заклад, никогда и не выяснится. Стало быть, это ты, своими дурацкими байками, спровадил Берингара вниз по реке! Я мог бы об этом догадаться! Каких бы небылиц ни наплел тебе этот враль и пройдоха, ты на все клюешь и стараешься его выгородить. Это ж надо набраться дури, чтобы в такую стужу посылать людей плавать вверх-вниз по Северну да искать ковчежец, которого и на свете-то никогда не было! Тебе, брат, за многое придется ответить, и за это тоже.

– Несомненно, придется, – невозмутимо признал Кадфаэль, – так же, как и всем нам, грешным, даже тебе. Но отдавать все силы установлению истины и торжеству справедливости – это долг Берингара, и твой тоже. Я делаю то, что в моих силах, не хватаясь за то, что лежит на поверхности, и не закрывая глаза на все остальное, лишь бы поскорее избавиться от хлопот. Похоже, я зря тебя побеспокоил. Но передай Берингару, что яприходил сюда и спрашивал о нем.

Монах посмотрел сержанту в глаза и усомнился в том, что даже это сообщение будет передано. Нет, такую серьезную улику никак нельзя оставлять в распоряжении этого человека, который настолько уверен в своей правоте, что, возможно, не остановится и перед тем, чтобы пойти на подтасовку фактов. Ничего не поделаешь, придется склянке прогуляться с ним в Ридикросо да подождать до той поры, когда поправится брат Барнабас.