Зверь - Мола Кармен

Войдя в квартиру, она почувствовала укол разочарования: обстановка казалась довольно скромной. Значит, даже в таком роскошном с виду здании не найти того, что ей так нужно. Повсюду громоздились горы книг, на небольшом столике стоял стеклянный ящик с проросшей рассадой. Прежде чем пройти вглубь квартиры, Лусия замерла и прислушалась, не донесется ли откуда-нибудь звук, однако дом, похоже, пустовал. Дождь намочил пол в гостиной, но Лусия не осмелилась закрыть балкон и обошла его так, чтобы ее не заметили с улицы. Нельзя было терять ни минуты: в восемь часов закроются Толедские ворота, через которые она должна вернуться домой.

В квартире не оказалось почти ничего ценного: канделябр, столовые приборы — возможно серебряные — да несколько монет… Лусия сложила все в найденную на кухне матерчатую сумку. Помимо запаха сырости, пропитавшего квартиру за время грозы, здесь чувствовался и другой: въедливый, всепроникающий. Запах смерти.

Она открыла еще одну дверь и увидела на неразобранной постели тело. Это был окоченевший труп полностью одетого юноши. Лусия слышала, что от трупа можно заразиться, но ей было все равно; она обыскала карманы мертвеца и нашла еще пару монет. На юноше не было ни часов, ни брелоков, только дешевый крестик, который она решила оставить мертвецу как пропуск на небо. В комнате тоже не оказалось ничего, что стоило бы забрать, лишь книги, снова книги, но Лусию они не интересовали: букв она почти не знала.

В другой спальне лежал священник. Не на кровати, как тот, первый, а на полу, в неестественной позе и с синюшным лицом, какое бывает у тех, кто умер от холеры. Лусия обыскала его и вновь не нашла ничего ценного. На вешалке висел жакет, вернее коричневый сюртук из шерстяного сукна. Подумав о маме, Лусия накинула его на себя, хоть он и был ей велик. Руки тонули в рукавах, полы сюртука свисали до пола, пока она обыскивала комнату в поисках чего-нибудь действительно стоящего. Наконец ей повезло: в резной деревянной шкатулке лежал золотой перстень-печатка с двумя скрещенными молотками.

И вдруг Лусия услышала, как хлопнула входная дверь и мужской голос позвал:

— Падре Игнасио!

Кто-то вошел в квартиру, и она поняла, что угодила в западню: выбраться незамеченной ей не удастся. Она нырнула под кровать за секунду до того, как внезапный гость ворвался в спальню. Лусия крепко прижала к себе сумку со скудной добычей: с монетами, золотым перстнем, серебряными ложками и еще кое-какими мелочами. Со своего места она видела пугающе неподвижное тело священника. Внезапно труп зашевелился и повернулся к ней, словно решил улечься поудобнее. Смерть нарисовала на его лице улыбку грустного паяца. Лусия с трудом удержалась от крика, догадавшись, что невидимый гость обшаривает труп в поисках какой-то вещи и повернул его на бок, чтобы обследовать карманы.

Лусия боялась вздохнуть. Она отодвинулась подальше, и в руку ей ткнулся какой-то предмет, похожий на черенок метлы. Она наделала шуму? Непонятно. До нее доносилось тяжелое прерывистое сопение, заглушавшее ее собственное едва уловимое дыхание испуганного зверька. Что-то коснулось ее ноги, и она взмолилась, чтобы это ей показалось или чтобы это была нога мертвеца, тело которого продолжал ворочать гость. Но нет: чьи-то пальцы стиснули ее щиколотку, потащили ее из-под кровати. Неизвестный гость ее обнаружил.

Лусия крепко сжала черенок метлы и изо всех сил ударила, целясь в руку или в лицо того, кто заглядывал под кровать. Крик боли подтвердил, что удар, нанесенный почти вслепую, попал в цель. Теперь у нее было всего несколько секунд, и она выскочила из-под кровати с другой стороны, продолжая сжимать палку от метлы в руках.

Выпрямившись, она увидела перед собой настоящего гиганта, мужчину ростом два метра. Половина его лица была обожжена и напоминала сырое мясо — скорее розовое, чем красное. Он прижимал ладонь ко рту, в который, по-видимому, и попала палка, и с дикой злобой смотрел на Лусию. Не раздумывая, она ткнула великана палкой в живот и, пока он корчился от боли, рванула к двери, прижимая к себе матерчатую сумку. Края сюртука волочились по полу, будто подол сбежавшей из-под венца невесты… Опрометью пролетев два лестничных марша, девочка выскочила на улицу, ни разу не обернувшись. Великан мчался за ней — его крики раздавались сначала на лестнице, затем разнеслись по всей улице:

— Держите ее! Воровка!

Кое-кто останавливался посмотреть, но на помощь ему никто не спешил. Лусия продолжала бежать.

— Сюда…

Мальчишка чуть младше Лусии махнул ей рукой из дверей угольной лавки. Это могло оказаться ловушкой, но выбора не было. Лусия протиснулась между грудами угля и выскочила на задний двор. Оттуда, перевалившись через забор, она попала в место, напоминавшее монастырский сад. Секунда — и вот уже вокруг покой и тишина, чистота и красота, посыпанные гравием дорожки, неподалеку журчит фонтан. Капли влаги висели в воздухе, наполняя свежестью воздух, в котором разливался аромат мокрой после дождя земли.

— Посиди тут, пока на улице людно. И кстати, от тебя не убудет, если скажешь: «Спасибо, Элой».

Лусия внимательно посмотрела на своего спасителя. У мальчишки были тонкие волосы, потертые штаны и очень живой взгляд.

— Я не успею пройти через Толедские ворота.

— Можешь переночевать в Мадриде, внутри городских стен. Я знаю много подходящих мест, есть даже пустые дворцы.

— Нельзя, мне нужно к матери…

Элой усмехнулся:

— Воруешь у мертвецов и боишься рассердить мамочку, колибри?

Он нахально взъерошил ее рыжую шевелюру. Лусия еле сдержалась, чтобы не отвесить ему оплеуху и не крикнуть ему, что ее мать умирает и вряд ли дотянет до утра, если дочь не принесет денег на еду.

Она ограничилась тем, что процедила сквозь зубы:

— Меня зовут Лусия, и никаких колибри я не знаю. И я не просила о помощи, так что благодарить не обязана…

— Я их отвлеку, колибри. — Элой как будто не слышал того, что она сказала. Достав из кармана шапку, он натянул ее на голову и добавил: — Сними ты этот сюртук, не то споткнешься, и тебя сцапают. Вот, возьми-ка, боюсь потерять… — Он протянул ей часы с цепочкой. — Только что свистнул у одного студента, не зря два часа вертелся на Пуэрта-дель-Соль. Отдашь мне их завтра, в двенадцать, на площади Ленья. Я их отвлеку, пусть гонятся за мной, а ты жми в другую сторону.

И прежде чем Лусия успела ответить, Элой перелез через монастырскую ограду, спрыгнул на улицу и помчался в сторону винной лавки, рядом с которой она пряталась от грозы. Сбив пирамиду выставленных в дверях бутылок, он привлек к себе внимание великана, который теперь стоял в компании двух гвардейцев.

— Вон он!

Лусия затолкала сюртук в сумку и, забравшись на ограду, сразу почувствовала резкий запах вина. Она видела, как удирает Элой, поднявший переполох, чтобы она могла сбежать по той же Каррера-де-Сан-Херонимо, но в другую сторону. В одной руке она сжимала сумку, украденную у жертв холеры, в другой — часы, которые ей доверил Элой. Завтра в полдень она придет на площадь Ленья, чтобы их вернуть.

3

____

Тело Берты, точнее, то, что от него осталось, все еще лежало в повозке, запряженной мулом: туловище с одной рукой и одной ногой; вторая нога лежала поперек живота, — там, куда ее положил возница; отрубленная голова подскакивала на тряском дне; по-прежнему открытые глаза мутными зрачками глядели на залитую солнцем грязь. Обитатели Серрильо расступались перед повозкой, кто-то крестился, кто-то плакал, а кто-то просто шел по своим делам. Несколько мужчин собрались в кружок и разглагольствовали об отмщении: они, мол, готовы отправиться на поиски Зверя. Как будто речь шла об охоте на крупную дичь! Пустая похвальба.

— Здесь все кончено. Пойдем? — позвал друга Доносо.

— Куда ее отвезут?

— В Главную городскую больницу, потом — не знаю. Где-нибудь зароют.

Доносо мечтал поскорей убраться из Серрильо-дель-Растро, переодеться в сухое, пропустить пару стаканчиков вина, а то и пару стопок чего покрепче, чтобы выгнать из костей озноб и до конца дня забыть о работе — нелюбимой и неинтересной. Но Диего заупрямился. Он хотел остаться, поговорить с кем-нибудь, кто знал маленькую Берту, дочь Хенаро.