Черное солнце - Джеймс Твайнинг

— Когда срабатывает система пожарной безопасности, лифты автоматически отключаются, так что наши приятели не смогут ими воспользоваться.

— А толпа на лестнице не даст пройти и там, — выдохнул Ренуик, восхищенный простотой этого плана. — А как же выйдем мы?

— Есть еще пожарный лифт; он не отключается, надо только уметь его открыть. — Гехт повертел перед носом Ренуика маленький ключик на цепочке. — Настоящие пожарные прибудут сюда через минуты три. Как только это произойдет, спустимся в подвал и пройдем через площадку для парковки. В суматохе никто и не заметит, что куда-то делись пятеро пожарных.

Гехт достал из кармана коробку спичек, потряс ее, чтобы убедиться, что она полна, и встал лицом к открытой входной двери.

— Можно? — попросил Ренуик.

— Конечно. — Гехт кивнул и улыбнулся. — Вам, похоже, это доставит удовольствие.

Ренуик в последний раз с омерзением посмотрел на громоздкую мебель, бежевый ковер, золотые подушки и коричневые шторы. Затем чиркнул спичкой.

— Вы даже не представляете какое.

Глава 29

Китцбюэль, Австрия

7 января, 15.32

Арчи потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что именно он увидел, но когда он это понял, ему почти захотелось обнять Марию Ламмерс.

Это был маленький витраж — один на всю церковь. Размещался он в нижней части центрального окна. На нем был изображен замок — точная копия того, что был на фотографии из тайника Вайссмана.

— Давно он здесь?

— Это подарок моего дяди. В память о тете.

— А когда она умерла?

Мария покачала головой.

— Еще до моего рождения. Пятьдесят пятый, пятьдесят шестой. Рак. Он приходил сюда молиться за нее.

— Не возражаете, если я это сфотографирую? — помолчав, спросил Арчи.

Она нервно оглянулась, но, увидев, что в церкви никого, кроме них, нет, пожала плечами:

— Ja. Да. Как хотите.

Арчи снял с плеча цифровой фотоаппарат, который одолжил ему Том, и сделал несколько снимков. Слепящая белая вспышка в полумраке церкви показалась странной, неуместной.

Витраж был, без сомнения, современным: с гладким стеклом, без волнообразных изъянов и погрешностей конструкции, как то было характерно для более ранних образцов. Тем не менее он был исполнен в классической манере и изображал замок на холме, кружащих в вышине птиц и склонившиеся над ручьем деревья.

Сделав достаточное количество снимков, он снова повернулся к Марии:

— А чем занимался ваш дядя?

— Он был профессор в Венский университет, — с гордостью ответила она, — старейший из германских университет в мире.

— Преподавал?

— Физику.

— А перед этим? Во время войны?

Она фыркнула — весело, но и с раздражением:

— Ха. Вечно вы, англичане, говорить про войну. Это есть навязчивая идея, ja?

— Нет, видите ли…

— Дядя Манфред не воевал. — Она пожала плечами. — Он так сказал. Слишком молодой.

Разговаривая, они подошли к выходу из церкви. Предчувствуя порывы ледяного ветра, Арчи поднял воротник.

— Последний вопрос, — вдруг вспомнил он, — посмотрите, пожалуйста. Вы здесь никого не узнаете?

Он протянул ей фотографию трех мужчин в эсэсовской форме, найденную в доме Вайссмана. Она взяла снимок и очень внимательно его рассмотрела. Когда она подняла глаза, в них светился гнев, голос звучал сухо и жестко.

— Это такая английская шутка?

— Нет, а в чем дело?

— Вы меня решил разыграть, так? Смеяться?

— Нет, конечно, нет.

— Я не верить. Это ложь, эта фотография! — Она сорвалась на крик, ее голос эхом отскакивал от выбеленных стен. — Зачем вы здесь? Чтоб смеяться?

— Значит, один из этих мужчин — ваш дядя? — спросил Арчи, догадавшись по ее реакции, что иной тому причины быть не может.

— Вы это и так знать. Иначе зачем вы приехать?

— Мы нашли этот снимок вчера в Лондоне вместе с конвертом, который я вам показывал, — объяснил Арчи. — Я понятия не имел, что один из этих людей ваш дядя, клянусь. Покажите, пожалуйста, кто именно.

Она так сильно сжимала фотоснимок, что у нее побелели пальцы.

— Слева. Это дядя Манфред.

— Мне очень жаль, — вздохнул Арчи.

— Жаль? Почему? — Гнев в ее голосе внезапно уступил место безразличию. — Это очевидно, что ошибка. Просто ошибка. Он не сражался. Был слишком молодой. Он сам говорил.

— Может, вы и правы, — не стал спорить Арчи, — но видите вот этого, в середине? Его дочь тоже думала, что он не воевал. Она ошибалась. Он солгал ей. Он всем солгал.

— У него тоже быть дочь? — Казалось, ее уверенность поколеблена.

— Да. Старше вас, но не намного. Это она нашла эту фотографию, не я.

— И она думать… она думать… это правда? — Голос ее упал до шепота, глаза наполнились слезами.

— Да, — мягко ответил Арчи, стараясь изгнать из памяти вид окровавленного тела Елены Вайссман, — понимаете, она нашла комнату. Тайную комнату, где он хранил все, что у него осталось со времен войны, — форму, флаги, оружие, медали…

— Медали? — вдруг переспросила она, вытирая скатившуюся по щеке слезу. — Военные медали?

— Да, — нахмурился Арчи, — а что?

— Comen, — резко выпрямилась она, — я должна показать. Comen.

Она распахнула дверь и поспешила наружу. На вершине лестницы она взглянула влево и было заколебалась, но тут же сердито вскинула голову и пробормотала что-то. Проследив за ее взглядом, Арчи увидел могильную плиту из черного мрамора, положенную сравнительно недавно. Хотя он не мог прочесть большую часть надписи, выгравированное золотом имя бросилось в глаза: «Доктор Манфред Ламмерс».

Назад, к дому, они шли молча; ее потрясение, казалось, сменилось угрюмой решимостью. Войдя в дом, она указала ему на гостиную, а сама ушла куда-то.

Арчи снял пальто и перчатки и уселся на желтенький диванчик. Мебель была по преимуществу сборная и, по всему видно, новая и недорогая. Помпезная люстра из меди и поддельного хрусталя лила желтоватый свет на украшавшие белые стены репродукции Пикассо в дешевых рамках.

Вернулась Мария. В руках у нее была маленькая шкатулка полированного орехового дерева, сиявшего словно бока роскошного спортивного авто. Увидев старинную, прекрасной работы, вещицу, Арчи приободрился. Шкатулка была примерно восьми дюймов в длину и пяти в ширину, из замочка выглядывал маленький медный ключ. Высотой она была дюйма четыре, с плоской крышкой.

Но самой примечательной была инкрустация на крышке. Этот рисунок Арчи уже видел прежде. Две концентрические окружности с черным диском внутри, двенадцать лучей в форме зигзагов молнии — точь-в-точь кокарда на фуражке Вайссмана.

— Он умер при пожаре. — Она положила шкатулку на белый пластиковый кофейный столик. — Этот весь дом ремонтировали. Вот, осталось только это. Я нашла в его машине. Думала, он где-то купил. Что это не его. Теперь… — перешла на