Светлана Гончаренко - Продается дом с кошмарами

— Федьки-то? Ну и чёрт с ним, открывай, — отмахнулся композитор. — Тоже мне, тайны кремлёвского пула!

Ободрившись, Ида Васильевна тронула Костину руку прохладной морщинистой лапкой.

— Вы знакомы с Фёдором Леопольдовичем Безносовым? — спросила она.

— Конечно, знаком, — ответил Костя.

— Это интеллигентнейший человек и незаурядная личность. У него двести с чем-то одних печатных работ! Конечно, его всё-таки попросили из Политеха…

— К студенткам слишком рьяно приставал, — вставил Михаил Пахомович.

— Это спорно! И, главное, никак не отразилось на его интеллекте. Так вот, когда профессор Безносов у нас только поселился, он очень много работал. Свои статьи он посылал даже в зарубежные научные журналы — и их печатали! Образ жизни он вёл самый образцовый. Это продолжалось до тех пор, пока здесь не появилась Инесса…

Ида Васильевна сделала такую долгую паузу, что старый композитор смежил веки, затенил их бровями и сонно отставил губы. Должно быть, он в самом деле привык спать в этот час.

— Он без памяти увлёкся Инессой и стал очень откровенно ухаживать! — наконец воскликнула Ида Васильевна.

Композитор проснулся.

— Фёдор дурак, но я его не виню, — невнятно заявил он.

Ида Васильевна подхватила:

— Я тоже не виню! Она сама кокетничала с Фёдором Леопольдовичем, завлекала. Клавдия Степановна как раз в районе протезировала зубы и не могла приструнить внучку. Вот Инесса и сбила профессора с толку! С тех пор несчастный немного не в себе. Вы не заметили?

Костя пожал плечами.

— Он чокнутый, в этом нет сомнений! — продолжила Ида Васильевна. — Это случилось с ним как-то вдруг, в один вечер. Я полагаю, что Инесса, то соблазняя профессора, то отбиваясь (вы, конечно, читали «Испуг» и знаете, как это делается!), что-то нехорошее с ним сотворила…

— … например, долбанула ухватом по башке, — предположил Михаил Пахомович.

— Не исключено, что и так! — согласилась Ида Васильевна.

— После этого Фёдор, оглоушенный, трое суток бродил по лесу. В Копытин Лог он заявился таким придурком, каким мы все теперь его знаем, — закончил композитор.

— Где-то в лесу во время этих блужданий, — добавила Ида Васильевна, — Безносов нашёл книгу академика Амирханяна — ту самую, о грибах. Хотя книга была без переплёта и страшно грязная, профессор горячо к ней привязался. Он выучил её наизусть и теперь весь погружён в собирание грибов.

— Поганки жрёт вёдрами, и ни хрена ему не делается, — сказал композитор Галактионов с явной завистью.

— Да, это феномен, — согласилась его жена. — Так что, молодой человек, остерегитесь!

— Я не ем поганок. Вообще я грибов не люблю, — сказал Костя.

Ида Васильевна всплеснула тощими ручками:

— Ах, грибы тут не при чём! Как вы не понимаете! Я настоятельно советую вам держаться подальше от Инессы. Ведь с вами может случиться то же самое, что с несчастным Безносовым!

— А вот это совсем необязательно, — возразил вдруг Михаил Пахомович.

— Почему?

— Учти, Идочка, женскую натуру! Такого красивого молодого человека Инесса вряд ли огреет ухватом. Фёдор что? Старый козёл! А вы довольно смазливы, — похвалил Костю композитор. — Дура она, что ли? Конечно, ухо с ней надо держать востро, а так… Почему бы и не гульнуть? Деваха она ядрёная. Понимаю, что в присутствии одной дамы другую хвалить не принято, но замечали вы, какие у Инессы ляжки? А корма?

— Замечал, — признался Костя.

Всё пережитое с Инессой тут же живо ему вспомнилось, обдало непереносимым счастьем, и жаркий пот ручьём полился с лица.

— Возьмите полотенце, утритесь. Вы взопрели, потому что в этом чае сплошной малиновый лист, — объяснил Косте композитор. — Малины у нас полон сад, не пролезешь, вот Идочка и суёт его…

— Ничего подобного, я заварила чистейший индийский, — запротестовала Ида Васильевна. — Просто жарко. К тому же сегодня обещали геомагнитные колебания. Гроза, наверное, собирается.

Она раздвинула занавески. Стало видно, что над садом бурлит, клубится и неудержимо расползается во все стороны, как квашня, громадная сизая туча.

— Вечер сегодня удивительно приятный, — сказала Ида Васильевна. — И мы так мило беседуем! Это просто праздник для нас. В Логу крайне мало интеллигентных людей — вы писатель и, верно, заметили это. Вы приехали впитывать новые впечатления, настроились на деревенский колорит и потому могли не ощутить некоторых странностей наших мест… Миша, да не спи же! Давай лучше сыграем в четыре руки твою фа-мажорную токкату!

Она повернулась к Косте со сладкой улыбкой:

— Почему вы ничего не кушаете? Обычно у молодых людей отменный аппетит. На вашем месте Пётр Великий так и набросился бы на это варенье!

Глава 8

Гроза уходила. Гром бурчал где-то далеко, в открытые окна тянуло холодом.

«Если так будет продолжаться, меня либо посадят, либо я сойду с ума. Сначала Артур, теперь эта карга», — думал Костя, ставя в сарай мокрую тачку-труповозку.

Со сноровкой бывалого правонарушителя он взял лейку и отмыл колёса тачки от грязи, прилипшей в овраге. Его до сих пор колотило. «Нет, надо отсюда делать ноги! — бормотал он. — Хотя если я теперь сбегу, меня точно посадят. Интересно, кто эта мёртвая старуха? Я никогда её раньше не видел. Впрочем, старух здесь полно, и все они на одно лицо… Сейчас только пол-третьего. Как теперь заснуть? Ещё и зуб на зуб не попадает. Надо выпить чаю или кофе».

Костя спустился в кухню, сунул руку в ящик стола. Чертовщина! Опять нет спичек! А ведь вчера вечером он взял у Галактионовых целых три коробка. Один коробок он положил в стол, другой в шкафчик, третий в карман куртки. Теперь снова всюду пусто!

В бессильной злобе Костя стукнул кулаком по столу. Злился он на Робинзона в сером свитере: этот хмырь, сидя на куче золота, шарит по соседним дачам, когда хозяев нет, и ворует спички. Он это, больше некому! Но что теперь делать? Трястись от холода? Согреваться в кровати, навалив на себя кучу хлама, как делает тот же Робинзон?

Вдруг Костя вспомнил: в буфете стоит полбутылки коньяка. Отвратительного коньяка! Пить эту дрянь, конечно, неприятно, зато сугрев организма и хмельной сон будут обеспечены.

Костя стал шарить по полкам, но проклятой бутылки тоже нигде не находилось. Неужели и её стащил вездесущий Робинзон?

Костя в гневе хлопал дверцами шкафчиков, ничуть не заботясь об их сохранности. Пропади всё пропадом! Провались эта чёртова дача!

Одна дверца, особо зловредная, никак не желала закрываться — сколько Костя не бил по ней с размаху кулаком, она снова и снова приоткрывалась с тихим и кротким скрипом. В этом шкафчике хранились какие-то прогорклые крупы. Костя решил сорвать на упрямой дверце злость и оторвать её с мясом. Он ухватился за неё обеими руками и собрался дёрнуть, как следует, но тут в глубине шкафчика что-то блеснуло.

Костя пригляделся. За мятыми пакетами вырисовывалась бутылка довольно изысканной формы. Он вытащил её на свет и стал разглядывать. В бутылке этой, тёмного стекла, густо плескалось нечто ещё более тёмное. На этикетке была изображена девица, завёрнутая в простыню. «Альбукерке», — прочитал Костя название. Что это такое? Очередной клопомор?

Костя отвинтил крышку. В ту же секунду по странному совпадению где-то совсем рядом ухнул гром такой силы, что в шкафчиках звякнули стаканы и банки.

«А молнии вроде не было видно, — удивился Костя. — Так ведь не бывает? Наверное, когда молния била, я как раз голову в шкаф сунул. «Альбукерке»… Интересно, что это за бурда? Скорее всего, какой-нибудь ликёр. Надо понюхать! Так и есть, одеколоном отдаёт и немного персиком. Ну, что ж, ликёр штука приторная, зато крепкая, так что спать буду без задних ног».

Он сполоснул чайную чашку, налил в неё на два пальца «Альбукерке», который оказался тёмен и густ, как солярка, и выпил залпом.

Никакого, даже приторного вкуса он не почувствовал. Зато пол под ногами с треском проломился, и Костя упал в преисподнюю, где тьма была и цветом, и звуком, и запахом.

— Раз нашатырный спирт не катит, значит, дело швах! — услышал Костя

громовый голос, шедший с неведомых высот.

— Бейте его по щекам, Игорь Кондратьевич, — советовал другой голос, такой же громкий, но тонкий, как свист.

— Хорошо, — раскатился гром. — Ты только сумку, Алёна, подержи, а то яблоки из неё сыпятся.

— Всё ясно: он отравлен! Посмотрите на синюшность его лица! — отозвалась Алёна.

— Так трясите его, трясите! — взвизгнул другой тонкий голос. — Это самое первое средство!

Костя понял, что сейчас неизвестные чудовища затрясут его насмерть, и постарался открыть глаза.

В узенькие дрожащие щёлки хлынул свет. Когда скатились первые слёзы, Костя увидел над собой потолок, обшитый вагонкой. С потолка свисал хрустальный плафон и тихо плыл вниз, грозя Костю раздавить.