Башня из слоновой кости - Паола Барбато

– Мы не знаем. Мы предполагаем, что те, кто меня подставил, не допустили ошибок. Я их слышала, они ждали меня на лестнице, а когда ушли, их могли заметить. Кто сказал, что их план был идеальным? Он был бы идеальным, если бы я осталась дома.

– И ты полагаешь, что, сбежав, улучшила свое положение?

Мара приблизилась, встав почти вплотную к ее лицу.

– Мойра, меня взяли с поличным. Я знаю, как это бывает, и ты тоже. Если бы меня поймали в этот раз, у меня не было бы шансов. А теперь есть хоть какой-то.

Та беззвучно рассмеялась, закончила раздеваться и встала под душ. Между ними не было стыдливости, в «Структуре» они тысячу раз видели друг друга голыми. Через пару минут она вышла, завернулась в свой огромный халат, включила фен, чтобы заглушить голоса, положила его на табурет и присела на пол рядом с Марой.

– Ладно, я притворюсь, что разделяю твой оптимизм, который, между нами говоря, в тебе видеть непривычно, и попытаюсь представить, что есть способ тебя оправдать. Я не буду убеждать тебя принять единственное разумное решение – уехать за границу, но и сказки рассказывать не стану. Я тебя спрятала, но ты лучше меня знаешь, что можешь остаться здесь, только пока твое имя не всплывет.

– Хорошо.

– Нет, не хорошо, потому что найдут тебя быстро. Твоя мать умерла, они пойдут к твоему мужу и детям, допросят твоего соцработника, а потом неизбежно дойдут до нашей четверки.

Мара почувствовала, как тяжелеет в груди.

Мойра, Фьямма, Мария Грация, Беатриче.

нет, ее, пожалуй, не спросят, Беатриче была в «Структуре» меньше года

кого ты обманываешь?

Беатриче была с нами; конечно, будут искать и ее!

Ее соратницы по заключению, единственные, кто стал для нее «своими».

– К счастью, у нас есть немного времени, – продолжила Мойра. – К остальным, скорее всего, уже приходили, но у меня особый статус. У нас с тобой новые имена, мы – новые личности. Мы не имеем права разгуливать, рассказывая, кто мы, а чтобы нас допросить, нужно разрешение суда. А это – бюрократия, протоколы, все должно быть зафиксировано.

– И что?

– А то, что я вовремя установила шпионскую программу в почту Алессандры, – ухмыльнулась она. – Среди прочего.

– Что бы это значило?

– Неважно, главное, что, если ей пишут, я получаю сообщение. Я прочитала все ее письма за последние два года. Половина – такая тоска, но зато полезно. Каждый раз, когда она писала, что я в порядке, в следующий раз я устраивала ей сцену, и она усиливала контроль. Я всегда говорила: с меня глаз нельзя спускать.

Они улыбнулись, соучастницы в этом безумии.

– Поэтому, если они захотят допросить меня – сперва напишут ей. Нужно разрешение суда. Все должно быть по протоколу.

– Значит, ты будешь последней.

– Вот именно. Но если до сих пор не пришли – значит, остальные молчат, и кодовая система сработала.

Мара не удержалась и снова прижалась лбом к ее лбу.

– В «Ла Преальпина»[4] ничего? – спросила она шепотом.

– Нет, я настроила оповещение: если всплывет хоть одно из пяти слов – получу письмо. У нас есть время, пока ты все еще Мара Паладини.

Мойра выключила фен. Пошла в спальню, надела чистую одежду, закинула мокрую в стиральную машину и запустила ее. Пожала плечами.

– Так тебе будет удобнее ходить тут.

Она вышла, не доев запеканку. Мара вернулась в комнату, доела то, что было на тарелке, выпила остатки кофе из термоса и собрала сумку с новой одеждой. Снова проверила заголовки газет, потом не удержалась и зашла на главную страницу «Ла Преальпина». Мойра, конечно, уже авторизовалась на сайте. Мара перешла в раздел объявлений и начала читать. Ничего, как и следовало ожидать.

потому что писать придется нам

мне

* * *

На пятый год ее заключения в «Структуру» привезли Беатриче. Мойре не пришлось придумывать ей прозвище: она была воплощенным ангелом. У Беатриче были длинные локоны с рыжинкой, большие, широко распахнутые глаза, белоснежная кожа, и она дрожала, как олененок. Позже они узнали, что ее отправили в клинику из Палермо по настоянию семьи, которая, приложив необходимые усилия, добилась, чтобы дочь поместили в учреждение как можно дальше от Сицилии. Сначала все четверо думали, что это из-за стыда, но оказалось, что так ее пытались защитить: мать с младшей сестрой сняли виллу всего в двадцати километрах. Семья рассказывала знакомым, что Беатриче лечится от болезни, и добилась того, чтобы ее имя не фигурировало в местной прессе. Психолог, к которой ее сразу прикрепили, тоже подтвердила ее хрупкое психическое состояние, и опека распространилась и на правовую сферу. Родители хотели, чтобы она вернулась домой с высоко поднятой головой, без бремени позора. С ее возвращением домой, к семье, все было решено: ее отдельная квартира в Палермо сразу была выставлена на продажу. Никакой самостоятельности. Никакой свободы.

– Но я растеряю всех друзей! – плакала она. Никто не ответил.

Мать и сестра навещали ее при каждой возможности, но после визитов Беатриче все сильнее тревожилась, плакала, замыкалась в себе. Конечно, первой к ней подошла Мойра, пригляделась, а потом расправила крыло, под которым Беатриче укрылась. Вскоре присоединилась Фьямма, но Фьямма всегда присоединялась ко всем, так что это не в счет. Мариэле сблизилась с ними неохотно. Беатриче, которой не было и тридцати, казалась совсем юной и напоминала ей Клару. Новенькая позволила им окружить себя, словно стае стервятников, и съежилась, но не оттолкнула поддержку. Спустя некоторое время к ним присоединилась и Мария Грация.

– Она мне не нравится, – сказала Мария Грация, указывая коротким кивком на девушку и нервно поправляя волосы.

– Потому что вы полные противоположности, – изрекла Мойра. – Ты активная, она пассивная, ты огонь, а она вода.

– Тихая заводь, – вставила Мария Грация.

Но сила группы победила, и до конца того года заключения Беатриче оставалась под их покровительством. Когда ей объявили о скором освобождении, у нее случилась истерика.

– Как я справлюсь там одна? У меня никого нет!

– У тебя есть семья, – возразила Мариэле.

– Нет, – Беатриче посмотрела на нее с отчаянием, – у меня никого нет.

Два дня они выносили непрерывный плач Беатриче, а потом Мойра созвала собрание в своей комнате.

– Итак, малышка, ты знаешь Глорию?

– Ту, что мочится под себя? – пропищала Беатриче.

– Точно. Глория каждую неделю получает журнал. Мы его никогда не видим, потому что у нее особая подписка.

– И это несправедливо, – вмешалась Фьямма, мимоходом отмечая, что регулярно его