Сергей Донской - Дай умереть другим

– Итак, слушаю вас, – произнес он, заинтересованно склоняя голову к плечу.

– Муж попросил меня справиться у вас насчет аренды, – сказала Светлана. – Он ищет подходящие площади под консигнационный склад, а ваша школа расположена на отшибе, что очень удобно.

– Почему же на отшибе? – обиделся Калугин. – Мы, конечно, не в центре находимся, но микрорайон продолжает расти, застраиваться.

– Кроме того, – продолжала гостья, у которой нашлась вежливая улыбка, чтобы выслушать эту реплику, – здесь неподалеку есть железнодорожная ветка, а консигнационный склад во многом зависит от подъездных путей.

– Косинационный склад, – задумчиво повторил Калугин. – Это название происходит от слова «косинус»?

– Консигнация.

– Ах ну да, разумеется.

Уточнение ни о чем не говорило директору школы, но он подумал, что слишком поскромничал со своими тремя сотнями. Надо требовать тысячу, а потом торговаться. Если удастся удержаться на отметке «восемьсот», то в год это составит…

Тут гостья от нечего делать поменяла положение скрещенных ног, перебросив их слева направо, и у Калугина получился какой-то совершенно дикий итог, за который ему следовало поставить «кол» с минусом. Многие на его месте вспомнили бы знаменитую сцену из кинофильма «Основной инстинкт» с блистательной Шэрон Стоун в главной роли. У Калугина же возникли совсем другие ассоциации, полиграфические. Машинально потрогав заветный ящик письменного стола, он заговорил, взвешивая каждое слово:

– Видите ли, Светлана… Могу я так вас называть?.. Спасибо… Видите ли, Светлана, сдавать помещения в аренду без согласования с общеобразовательным отделом при госадминистрации я не имею права. Пустующие площади у меня имеются, но предоставить их под кос… кон… под ваш склад не так-то просто.

– Мы с мужем так и предполагали, – кивнула девушка. – Но ведь речь идет об обоюдной выгоде. – Она показала директору два растопыренных пальца и подмигнула: – Компания «Домино» могла бы оборудовать в вашей школе компьютерный класс, благоустроить территорию, произвести ремонт… Все это в счет арендной платы, разумеется. – Светлана сладко улыбнулась. – Ее стоимость вы определите сами в соответствии с существующими государственными расценками.

«Две тысячи? – руки Калугина, оставив влажные отпечатки на крышке стола, нервно оправили пиджак и галстук. – Плохо, что по жестам не определишь, в какой валюте определен его гонорар. Если в рублях, то разговор беспредметный, сколько бы госпожа Зинчук ни размахивала своими ногами. Если в долларах, то не о разовой ли подачке идет речь?»

– Все это подлежит серьезному обсуждению и анализу, – сказал Калугин. – Вот получим от вас письменное предложение, тогда и…

– Оно уже составлено, Александр Сергеевич. – Светлана извлекла из сумочки лист бумаги, на котором было четко выведено фломастером: «$ 2000 в месяц». – Этот документ вам оставить?

– Нет-нет!!! – Калугин выбросил перед собой растопыренные пятерни, как человек, в лицо которому летит коварный мяч. – Ни в коем случае! Потом, все потом…

– Но кое-какие детали мы можем обсудить сейчас?

– К сожалению, мне назначен прием в облисполкоме.

– Неужели у вас не найдется для меня десяти-пятнадцати минут?

Светлана еще раз повторила трюк Шэрон Стоун.

– Найдется, – сипло согласился Калугин. – Конечно, найдется…

5

– Этот козел чуть не кончил, когда понял, о какой сумме идет речь, – сказала Светлана, посмеиваясь. – Он теперь ночей спать не будет, исхудает, бедненький.

– Думаю, ты тоже произвела на него неизгладимое впечатление, – пробормотал Громов.

Он поставил «семерку» за углом школы, чтобы не бросалась в глаза. Добравшаяся сюда пешком, Светлана нанесла в салон столько грязи, словно ее путь лежал через болото. При этом она не забывала кокетничать:

– А я на всех мужчин произвожу неизгладимое впечатление, – тараторила девушка. – Стоит мне захотеть, и равнодушным никто не останется, даже папа римский. Это я без всякой ложной скромности говорю.

– Угу, без всякой скромности…

Похоже, он поддакнул чисто автоматически, не слушая, что говорит ему спутница. Но Светлане сделалось обидно. Она так старалась, а ее даже не похвалили. И потом, что значит «угу, без всякой скромности»? Это что, намек на ее распущенность?

– Между прочим, за этот план я оставила Калугину сто долларов, – заявила она, вскинув подбородок. – Как бы в залог, но и ежу понятно, что обратно деньги я не получу.

– Угу…

Громов кивал, а сам изучал бумаги, подшитые в принесенной папке: планы, схемы коммуникаций, привязки к местности и многое другое, без чего не способна существовать ни одна государственная постройка.

– Ну как? – поинтересовалась Светлана, которая все еще надеялась на благодарность.

– Бомбоубежище! – Громов ткнул пальцем в разложенную бумажную простыню, испещренную множеством тонких и толстых линий. – Непременный атрибут всех школ, которые возводились при развитом социализме. Когда началась так называемая разрядка, бомбоубежища стали использовать в качестве раздевалок…

– Я включу печку? – спохватилась Светлана, вспомнив, что она не вполне одета.

– На здоровье.

Громов общался с ней, как с призраком, в существование которого не очень верил. Не слишком приятно ощущать себя всеми забытым, неприкаянным привидением. Светлана поджала губы, но, бросив взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида, скоренько придала лицу прежнее выражение.

– А почему вы так интересуетесь бомбоубежищами? – спросила она, лишь бы прервать затянувшуюся паузу.

– Дело в том, что, когда существовала угроза ядерной войны, в Министерстве гражданской обороны почему-то считали, что если люди спрячутся под землю, то они уцелеют во время взрыва атомной бомбы. – Громов принялся аккуратно складывать план. – Государственные учреждения в обязательном порядке имели глубокие подвалы, которые назывались бомбоубежищами. Они состоят из ряда сообщающихся помещений с разветвленной системой ходов. Для того чтобы люди могли выбраться на поверхность из-под завалов, запасные выходы оборудовались на приличном расстоянии от зданий. Такие будочки с зарешеченными окошками. Приходилось когда-нибудь видеть?

– Приходилось, – обрадовалась Светлана.

– Решетки эти запросто вынимаются, – продолжал Громов. – Спускаешься по скобам в стене бетонного колодца и оказываешься в подвале. Там металлические двери, но они открываются простым поворотом штурвала. Если даже школьный завхоз навесил где-нибудь замки, то у меня на этот случай имеются нехитрые приспособления.

– Вы взломщик? Или, может быть, шпион?

– Может быть. – Громов не улыбнулся. – Во всяком случае, со стандартными замками я умею справляться. Так что самое время поискать заветную будочку. Она должна быть справа от торца школы. Там. – Указав взмахом руки направление, он повернул ключ в замке зажигания.

– Вы что же, прямо сейчас туда полезете? – обеспокоилась Светлана.

– А суп? – удивился Громов.

Иногда было невозможно определить, когда он серьезен, а когда ломает комедию.

Глава 15

Беги первым, брат!

1

Когда-то здесь были душевые. Справа – для мальчиков, слева – для девочек. Первые кое-где проковыряли дырочки, чтобы тайком наблюдать за вторыми. Девочки постоянно затыкали их жевательной резинкой, бумажными шариками и даже обломками карандашей, но ликвидировать все сквозные отверстия не смогли или не захотели. Пристроившись у одного из них, можно было видеть и слышать, что происходит за перегородкой.

Именно этим занимался Леха Каток, хотя интересовали его не девочки, а мальчики – пацаны из его собственной команды. После неожиданного налета на офис их осталось лишь шестеро, а двоих как увезли на труповозке, так ими больше никто и не интересовался.

Леха до сих пор не сумел вычислить, кто именно предпринял тот ночной штурм. Классический детективный подход – «кому выгодно?» – в данном случае не годился. Команда Катка нажила себе столько врагов, что изничтожить ее было делом чести для любой группировки. Он с самого начала знал, что рано или поздно за него возьмутся по-настоящему, и заранее приготовил запасной аэродром. Похищение девочки должно было стать его последним делом в Курганске. Получить выкуп, отлежаться в тайной берлоге, а потом махнуть в столицу и начать новую жизнь – вот простой, надежный план, вынашиваемый Лехой на протяжении последних двух месяцев. Покинуть своих братков он намеревался завтра-послезавтра, но дело неожиданно приняло такой оборот, что теперь нужно было бежать впереди паровоза. Верные бойцы, которые разве что не ели с Лехиной руки, тоже строили свои собственные планы.

Шакалье, твари, волки позорные! У него не было слов, чтобы выразить свое возмущение в полной мере. Эти мудаки сидели в бывшей душевой, наспех переоборудованной в бильярдную, и решали, кому из них мочить своего главаря. Они наивно полагали, что он точит лясы с пленницами, но не учли, что Леха обладал поистине звериным чутьем на всякого рода подлянки, затевавшиеся против него. Тем, как говорится, и живы. А жизни себе Леха отмерил столько, чтобы увидеть светлое будущее человечества. Неважно, каким оно будет – коммунистическим или капиталистическим. Лишь бы лично ему по кайфу. И вдруг какие-то безмозглые быки взялись решать его судьбу!