Чингиз Абдуллаев - Бремя идолов

— Вам надо поговорить со следователем, — выдохнул Вадим. — А у меня к вам никаких претензий нет. Особенно если вы вернули мои вещи.

— Все вещи в порядке, — подтвердил Малявко. — А зачем они вообще-то схватили мою сумку? — упрямо мотнул головой Кокшенов. — Что-то тут не вяжется.

— Они приняли эту сумку за свою. Согласитесь, что ваш старый магнитофон или непонятные записи никого не могли заинтересовать.

— Там были еще и текущие блокноты, фотографии, — напомнил Кокшенов, — их тоже вернули?

— Конечно, — кивнул Малявко. — Все вернули в целости и сохранности.

— А вы что здесь делаете? — услышала Света у себя за спиной.

Она обернулась и увидела строгие глаза пожилого врача. Он смотрел на нее нахмурившись, как учитель, заставший ученицу со шпаргалкой.

— Я… ничего… просто смотрю, — Света не обладала природной хитростью и находчивостью подруги.

— Здесь нельзя стоять, — строго сказал врач. — Навестили своего больного и уходите. В коридоре нельзя болтаться.

— Извините, — Света отошла от дверей палаты и направилась к Римме.

— Ну, что там происходило?

— Может, ты ошиблась, и это был не он?

— Он, он. Я его рожу запомнила. На всю жизнь.

— Представляешь, он явился с извинениями. Говорит, что его фамилия Малявко. Он помощник депутата. Сожалеет о вчерашнем случае. Говорит, что принес назад все вещи.

— И магнитофон?

— Сказал, что — да. И магнитофон. Все вернули, даже блокноты.

— При чем тут блокноты? Ты скажи — про магнитофон говорили?

— Да. И он сказал, что и его вернули. Очень извинялся. Может, они там поняли, что ошиблись.

— И поэтому убили Глебова? Подожди-ка здесь, я сама послушаю. Только никуда не уходи.

Римма пошла к дверям палаты. Сердце стучало так сильно, что отдавалось в ушах непривычной болью. Римма подошла ближе.

— …и поправляйтесь, — услышала она слова Малявко. И вздрогнула. Нет, она не ошиблась. Этот голос она никогда не забудет.

— Спасибо.

— У вас ведь много знакомых, — сказал, уже поднимаясь со стула, Малявко. — Говорят, многие журналистки в вас влюблены.

Римма поняла, что гость готовит западню. Женщины умеют различать лесть, малейшие отголоски неискренности, все, чего не замечают самодовольные мужчины.

— Может, и влюблены, — благодушно шел на крючок Кокшенов. — Сейчас вот две журналистки были, перед вашим приходом. Зашли навестить.

— Кривцова и Рыженкова, — улыбаясь, уточнил Малявко.

Римма закусила губу. Ей хотелось ворваться и остановить Вадима. Но тот продолжал:

— Они. Римма давно меня знает. Очень хорошая журналистка.

— И смелая. Говорят, ее репортажи всегда бывают «гвоздем» номера.

— Правильно, — улыбнулся Вадим. — Ах черт, забыл ей сказать про магнитофон.

— Какой магнитофон? — переспросил Малявко. — Мы же его вам вернули.

Римма сделала еще один шаг, припадая к двери и боясь пропустить хотя бы слово.

— Да нет, — с досадой перебил его Вадим, — не мой магнитофон. Она вчера дала мне свой магнитофон, а я забыл его в кармане куртки. У Федора дома. Черт, как неловко получилось. Нужно ей срочно позвонить и сказать.

— Дайте ее телефон, я ей позвоню. Мы с ней лично знакомы, — охрипшим голосом произнес Малявко.

Римма беспомощно смотрела по сторонам. Как вмешаться, остановить Вадима?

Что сделать? Вокруг шастали только женщины в белых халатах.

— Запишите ее телефоны, — редакционный и домашний. Скажите, что с ее магнитофоном все в порядке. Пусть не волнуется.

— Обязательно скажу, — кивнул Малявко, записав телефоны. — А как найти вашего Федора? Как его фамилия, где он живет?

— Зачем это вам? — с подозрением спросил Кокшенов.

— А если она захочет сама поехать к нему за своим магнитофоном? Вы, насколько я понимаю, еще долго не сможете подняться.

— И то верно, — согласился Вадим, — я и не подумал. Запишите его адрес и телефон.

«Не говори!» — хотелось крикнуть Римме. Но она стояла, вцепившись в ручку двери, и молчала.

Кокшенов продиктовал адрес и телефон.

— Обязательно передам, — вкрадчивым голосом пообещал Малявко. — До свидания. Всего хорошего.

Он повернулся, чтобы выйти из палаты. Римма испуганно отшатнулась от двери и бросилась к Свете.

— Это не тот магнитофон! — пробормотала она.

— Что? — не поняла подруга.

— Это не тот магнитофон, — с досадой бросила Римма, увлекая подругу за угол.

Малявко быстро шел по направлению к лифту.

— Вадим сказал ему, у кого находится мой магнитофон! — крикнула Римма. — Мы должны их опередить. Бежим быстрее.

— Стой! — крикнула Света, удерживая ее за руку. — Посмотри, кто стоит во дворе. Только не подходи близко к окну.

Римма приблизилась к окну, встав с левой стороны. И похолодела от ужаса.

Подняв голову и глядя на окна больницы, у «Волги» стоял Бондаренко. Второй убийца сидел в машине. Римма сделала шаг назад.

— Они ищут нас, — сказала она непослушными губами.

Глава 17

В половине пятого вечера Дронго перевернул последнюю страницу в папке материалов, предоставленных ему Бозиным. В нескольких пухлых папках было все, что можно было собрать за эти дни. Акты экспертиз, показания свидетелей, оперативные версии, которые разрабатывались в этот период, беседы с обоими судьями, изгнанными после опубликования громкой статьи Звонарева. При этом оба судейских чиновника, обиженные на Звонарева, еще больше были обижены на саму систему, которая выбрала именно их в качестве «козлов отпущения». Показания одного из судей особенно запомнились Дронго. Сам того не желая, Бозин зафиксировал поразительное обвинение самой судебно-следственной системе страны.

Один из свидетелей напрямую заявил, что в этой стране все судьи берут взятки, а кто не берет, тот ненормальный.

К пяти часам Дронго приехал в МУР. У него была назначена встреча с полковником Демидовым, одним из самых известных сотрудников уголовного розыска столицы. Уголовники уважительно называли его «стариком». Все знали об абсолютной честности Демидова, о его умении соблюдать данное слово. Среди воров в законе он даже считался своеобразным авторитетом, которому можно абсолютно доверять. Именно с ним дважды перед своей гибелью встречался Звонарев, когда готовил материал о наркотиках. Демидов, переведенный в МУР, чтобы заняться этой проблемой, пытался поставить заслон многочисленным торговцам наркотиками, чтобы хоть как-то сдержать лавину «белой смерти», наступающей на город. К концу девяностых наркомания стала не просто серьезной проблемой города и страны, она превратилась в проблему общенационального масштаба почти во всех странах СНГ.

Торговцы наркотиками, пользуясь отсутствием внутренних границ между государствами содружества, беспрепятственно перевозили свой смертоносный груз с маковых плантаций на рынки сбыта.

Они давно были знакомы, и поэтому Демидов сразу же принял Дронго в своем кабинете, догадываясь, о чем хочет поговорить с ним гость.

— Вы дважды встречались с погибшим Звонаревым, — начал Дронго, когда они сели за стол. В этом кабинете, в отличие от кабинета Бозина, Дронго не отказывался ни от крепкого чая, ни от крекера, который ему сразу же предложили, выставив на закусочный столик.

— Встречались, — кивнул Демидов, — он был очень толковый парень. Пытливый, дотошный. Жаль, что все так получилось.

— Что его интересовало? Какая проблема?

— Та же, что и нас всех. Наркотики. Распространение наркотиков среди молодежи. Он считал, что общество недооценивает эту беду. Конечно, справедливо считал. Опубликовал две очень мужественные статьи, многое назвал своими именами. В общем, парень был с головой, мне такие нравятся. Я был очень расстроен, когда узнал, что его «заказали».

— Ваши клиенты не могли этого сделать?

— Конечно, могли, — раздумчиво протянул Демидов. — Могли, но не сделали.

— Почему? — быстро спросил Дронго.

— Вы его материалы читали? Те две статьи, которые вышли в «Московском фаталисте»?

— Читал.

— Тогда должны были обратить внимание на его стиль. Мы ведь не называли конкретных имен перекупщиков. Проблема была в детях, которых нужно спасать от этого зла. У меня уже семилетние наркоманы на учете стоят. Вот о чем он писал.

Поэтому вряд ли его «заказал» кто-нибудь из моих клиентов. Нет, не думаю. И потом, они со мной бы связываться не захотели. Все знали, что я разрешил Звонареву собирать материал. Значит, «заказывая» журналиста, они, в общем-то, наносили удар по мне. Такой этикет в их воровском мире. А такие вещи не прощаются. Я с ними никогда не паскудничаю, наркотики им не подкладываю, лишнего ничего не вешаю. И если кто-нибудь из них решил мне вот таким подлым образом ножку подставить, то они сами знают, что за это будет. И потом, такие вещи в нашей среде скрыть трудно. Если «заказал» и решил меня уколоть, то обязательно об этом должен трепаться, иначе какой смысл в таком уколе. А я за две недели ничего подобного не слышал. Значит, не мои, это почти наверняка.