П. Лотинкин - ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ.

Василий тихо, без паники, бочком сквозанул через дворы на Фрунзе, и уже оттуда позвонил в квартиру. Звонил он так, как они договорились с Димоном: два гудка, отбой, еще два гудка — отбой, и лишь потом снимать трубку. Что Димон и сделал

—           молча. Быков сказал в это молчание:

— Это я. Как ты?

— Я-то ничего, но что-то мне тут разонрави­лось.

— А что случилось?

— Да ничего вроде бы. Но как-то, знаешь, не­уютно. Будто под дверью кто-то дышит.

— Новости о той медсестре есть?

— Да так... Ее давно никто не видел. И никто не знает, где она есть. Но я говорил с ее сеструхой

—           она инвалид. Но детей нарожала. Теперь сидит с ними на шее у Марга... в общем, у этой телки. А та, мол, отличается исключительной добросовест­ностью. Скорее помрет, чем обещание не выполнит. И вот она, сказала сеструха, пообещала ей, что послезавтра добьется для ее детей мест в детском садике. Именно послезавтра, потому что будет при­емный день в районо. Сама сестра не может — у нее нервное заболевание. После пяти минут разговора с чиновниками, когда они ей говорят, что если нет денег, то не хрен рожать, она начинает их бить тя­желыми предметами по голове. Мол, она рожает не просто так, а по воле Божьей. Ведь если бы Господь не хотел, чтобы она рожала, Он бы ей такой спо­собности не дал.

— Будь добр, покороче. У меня лимит конча­ется.

— Ах, ну да. Короче: если послезавтра наша телка в районо не придет, то мест ее сеструха не получит. Значит, сеструха уверена, если эта жива, кровь из носу, но придет в районо.

— Какое именно?

— Щас посмотрю.., Ага, Верх-Исетское. Это в районе ЖэДэ вокзала. На стыке Московской и Че­люскинцев, по улице Хомякова. Мне пойти?

— Пойди. Постарайся ее расколоть: где она прячется.

— А сейчас что делать?

— Во-первых, переверни телефон. Видишь, что прилеплено?

— Ага! Тут двести баксов.

— Это твой аванс.

— Спасибо.

— Чем богаты. Выясни, пожалуйста, кто такой Влад Никрасов. Как с ним связаться, и можно ли ему верить. И почем эта вера. Далее, ты прав: за квартирой следят. Караулят, скорее всего, меня, но на твоем месте я бы тоже поостерегся на всякий случай. Если сможешь выяснить, чьи это ребята, буду тебе очень благодарен. Но слишком не рис­куй. У тебя есть, где отсидеться?

— Найду.

— Вот и найди. Если будет что-то актуальное — звони. Пока все.

Спрятав телефон, Василий целеустремленно направился к перекрестку Фрунзе и Восьмого марта. Он попросил Димона выяснить, чьи послан­цы караулят его, не потому, что хотел это узнать. Догадаться, особенно после вчерашних угроз мэрского Виктора, особого труда не составляло. Но ему было интересно, что именно соврет по этому поводу Димон. А в том, что он что-нибудь, но обязательно соврет, сомнений не было.

Димон не только проявлял способности в оперативно-розыскной работе выше средних. Он еще и обладал возможностями, которых нет у нор­мальных шестерок. Наличие сестры-алкоголички было самой страшной тайной Маргариты Ахметзяновой. Сестра та была сводная, по отцу, имела другую фамилию. О ней мог узнать только тот, кто дружит с ментами. И не простыми постовыми, а с теми, кто имеет доступ к оперативным делам.

Сам Быков узнал о сильно пьющей сестре Риты Ахметзяновой благодаря микрофонам, уста­новленным Димоном в кабинете подставного Брылина, а на самом деле главврача Окулова. Ночью, когда Нина задремала, утолив голодную печаль женского одиночества, он ознакомился с запися­ми. И наткнулся на разговор, в котором Окулов с кем-то обсуждал визит к нему Василия. В процессе обмена мнениями, перебирая места, куда может на­ведаться сыщик, медик и упомянул обремененную детьми и алкоголизмом сестренку. Но у Димона к этим записям доступа не было. Они были защище­ны паролем, который знал только Быков.

Следовательно, Димон совсем не тот, за кого себя выдает. А таким людям врать, как говорится, на роду написано.

Для Быкова же сейчас самой актуальной стала проблема: где ему отсидеться, отоспаться, и подумать о жизни? Квартиру на Сурикова 40 пре­доставил мэр, и мэр же превратил в ловушку. К Нине теперь тоже нельзя. Гостиницы исключались: именно там его легче всего найти. Можно пошара­хаться на вокзалах. Наверняка, там маячат абори­гены, сдающие жилье. Можно поошиваться вокруг компаний пьянчуг и, крепко подружившись с кем-нибудь, за бутылку-друтую найти у нового кореша пристанище. Но все эти варианты чреваты контак­тами с криминалом и ментами. Что ему в равной степени нынче противопоказано.

Оставалось место, где его обязательно будут искать, но поскольку это очевидно, то там искать будут не очень бдительно. Квартира покойной ста­рушки Даниловой.

Дорогие мои старики...

Дом номер 60 на Фрунзе проектировали и строили люди, обожающие квартирных воров. С трогательной заботой о жуликах они так тесно прилепили оборудованные всякими выступами балконы, что по ним можно было с минимальным риском залезть в любую квартиру на любом эта­же. Жильцы тоже не остались в стороне от заботы о паразитах. Они оснастили и без того удобные для карабканья балконы решетками, цепляясь за которые заниматься стенолазанием стало совсем легко. Окончательно усугубила ситуацию любовь к зелени. С земли дом до пятого-шестого этажа загораживала густая листва деревьев.

Так что, не желая светиться возле подъезда и дверей нужной ему квартиры, Быков запасся продуктами и, навьючившись своим безразмерным рюкзачком, воспользовался выступами и решет­ками на балконах. То, что это происходило среди бела дня, как ни странно, уменьшало риск. Днем бдительность граждан из-за обилия иных забот падает до нуля, а вечно бдительные старушенции отдыхают от ночной слежки за соседями.

Тихо проникнув в квартиру Даниловой, он первым делом тщательно ее исследовал. Ни микро­фонов, ни датчиков не обнаружил, но зато нашел несколько обнадеживших его предметов. В туалет­ном бачке, который он давеча, естественно, обсле­довал, и который тогда содержал только то, что и все его собратья —. клапан, буек и воду, — теперь обнаружились излишества.

Заботливо упакованная в целлофан бутылка водки.

Скорее всего, это означало, что Данилова на всякий случай доверила ключи от своей хаты кому-то из соседок. А муж этой соседки, за не­имением дома мест, потайных для супруги, хранит порцию сокровенного антидепрессанта в чужом бачке. Помимо прочего, это освобождало мужика от кары в случае обнаружения. А вдруг это сама хозяйка заныкала? Какое ни есть, а — алиби.

Быкову осталось только перепрятать емкость и ждать. Ведь если водку кто-то спрятал, то он обязательно за ней придет. И как бы он тихо ни пришел, но, обнаружив пропажу, возмутится. А возмущаются хозяева пропавшей водяры обычно громко.

Чтобы ожидание не шло впустую, Василий позвонил Нине, заверил ее в своей страсти и тоске — ничто так не радует женщину, как страдания из-за нее мужчины. И предупредил, что на него началась охота. Поэтому он и сам пару дней будет скрываться, и ей очень советует пожить у мамы или у подруги. Подальше от риска и поближе к действующему водопроводу.

Нина пообещала учесть, но, судя по тону, в угрозу не поверила.

Хозяин водки пришел к вечеру, и не один.

Парочка пенсионеров, один из которых был сед, высок, сутул, но довольно гладок лицом и представителен, а второй - низехонек и лыс, пред­вкушали свидание с бесцветной, но верной под­ружкой. Они даже не заглядывали в комнату, а прямо прошествовали: один — на кухню, а другой — в туалет.

Стон разочарования раздался в туалете, и тут же отозвался эхом на кухне.

Быков послушал, какими эпитетами награж­дает маленький и лысенький свою жену, и опять решил не жениться до самого крайнего случая.

— Вы меня извините... — он вышел к стари­кам в плавках и майке. — Я тут это... Я племянник Полины Борисовны. Василий. А вы, наверное, со­седи?

— Какой еще племянник?! — возмутился лы­сенький. — Это ты мой пузырь слямзил?!