Кабул – Кавказ - Виталий Леонидович Волков

с ним вяжется, вот в цифирь к нам и попал. Девка так, ничего особенного, но с видами на жизнь – вот и не оставляем без внимания. Как она этого Логинова не оставляет. Любят они, немки, лямуры здесь разводить. Своих-то кобелей не хватает, свои малохольные. Как мыслишь, Орленок? Мы тебе на нее папочку приготовили, так что про близорукость-то не забудь.

Соколяк, читая папочку на Уту, поневоле удивлялся. Текст о немке писал человек с заметной фантазией, слогом и даже размахом. Вкусная была папочка, ребята в контрразведке умели поднимать из редких семян пышные хлеба. И хотя о его подопечном было сказано коротко: «обозначенная журналистка У.Г. иностранного СМИ, проживая у гр. России М. Войтович по адресу… временами сожительствует с В. Логиновым, гр. России, по адресу… вместе с означенными лицами работает над сценарием документального фильма о Чечне…» – Юрий Соколяк удовлетворенно потер руки: кто там на кого трудится, пока трудно было сказать, но уже ясно, что с Логиновым и Утой Ютов попал в десятку.

2000 год. Душанбе

Последнее дело Голубого

Полковник Курой сидел на террасе кафе «Душанбе» и разглядывал через невысокий парапет головы прохожих, казавшиеся сверху такими же вечными, как и голова Садриддина Айни, возвышавшегося над ними.

– С вашим Горцем я должен был встретиться позже. Меньше людей, – сказал Голубой. Маленькой ложечкой он обтесывал по бокам шарик мороженого, придавая ему форму затылка автора «Рабов». Мороженое поддавалось легко и так же легко оплывало, словно насмехаясь над величием таджикского классика.

Курой думал о том, как изменился Голубой. Всего несколько лет прошло с тех пор, как они виделись последний раз. Тогда, на таджикской границе, подполковник Голубнов сводил посланцев Ахмадшаха с людьми из левого крыла таджикской оппозиции и эмиссарами Рахмонова. Талибы еще не были в таком соку, и гонцов Масуда слушали с уважением обе борющиеся здесь стороны. Что до Курого, то у него тогда были свои скромные задачи.

Да, с тех пор на щеке русского появился жуткий лиловый шрам, а глаза за голубоватыми стеклами, казалось, выгорели от избыточного солнечного света. Такими могли быть глаза предателя. Но полковник многое видел, видел и предателей. Предавали с другими, с ясными, не съеденными любовью и ранней старостью глазами.

Перед тем как решиться повторить дорогу Абдуллы, полковник тщательно проанализировал рассказ своего посыльного, задал задачки своим душанбинским агентам. Версия, что Курдюм сыграл с афганцами злую шутку и исчез с деньгами, напустив на Абдуллу ментов, с самого начала казалась полковнику чудной – разумный русский контрагент, получая свой твердый процент, вряд ли польстился бы на единовременный куш, сулящий ему тяготы очень неспокойной, кочевой жизни человека, «кинувшего» оружейную схему. Хотя чего с русскими не бывает, напьются – и прощай, логика. Но не тот был человек подполковник. Нет, скорее Курдюма следует искать в каком-нибудь озерце, с камнем на шее. Курой сперва грешил на главных противников, думал, что талибы сорвали поставку оружия либо напрямую, через свою разведсеть, либо через исламистскую оппозицию Рахмонову. Все в этой схеме было бы логично, кроме одного – зачем тогда понадобилась охота на «боевика фундаменталистов» Абдуллу? Охота, отозвавшаяся недобрым эхом даже в прессе?

Голубой тоже сомневался, что ту бучу, которую он наблюдал своими глазами, заварили противники Ахмадшаха. Но на вопрос, кто же вмешался в торговые дела военных, он ответить не мог. Разве что местная милицейская мафия пришла ему на ум, но никаких сведений о том, что Абдулла перешел им дорогу, до него, внимательного паука, не доходило.

Курой, хоть и советовался с Голубым, однако не ждал от него ответа. Как раз в ночь перед этой встречей его осенила догадка. Раздумывая над «боевиком-фундаменталистом», он припомнил слова Абдуллы об Аптекаре. Аптекарь ведь интересовался боевиками Назари! Полной ясности у Курого не возникло, но родилась и уже не оставляла его, а, напротив, все укреплялась, обрастала новыми звеньями цепочка из догадок и фактов: Аптекарь был связан с людьми с Кавказа, и аптечки свои чудесные получал оттуда, от Большого Ингуша. Потому-то и не говорилось русским об этом «гешефте» – такая была с хозяевами Аптекаря договоренность. (Раньше пробовали брать напрямую у русских, но лекарства разворовывали, не довозя до границы. Даже бинты не доходили. А с Ингушом все было честно и аккуратно. Как в Европе.)

Тайный человек полковника, агент, работавший вблизи Назари, в его приюте «мучеников ислама» в Кандагаре, сообщал, что одна из групп террористов отправляется в Европу через Кавказ. Опять Кавказ… Горец был у Аптекаря. После любопытствующего Аптекаря у Горца и возникли проблемы. После, а не до, иначе не дошел бы до бойцов Масуда груз со штампиком «Хьюман Сенчури»!..

– Как Москва? – прервал долгое молчание афганец.

– Трудный год. Ты знаешь, Карим. Я давно не бывал там, – отозвался Сергей Ефимович.

– Забывчивая, как раньше? Друзей забывает скоро?

– Скоро. Она не дружбой ведь живет, а любовью. Любовь же, сам понимаешь… Любовь проходит скоро. Так бывает, Карим.

– Хочу в Москву. Хорошее время было. Дни – как тугой кошелек.

– Поезжай в Москву. Быстрой любви там вдоволь. А я здесь осел. Чувствую старость…

Полковника удивили и насторожили новые оттенки в голосе русского. В нем появилось личное, а личное для их рода занятий – недобрый знак. Над личным можно только смеяться в серьезных их разговорах, личным можно намекать на важное, но если тоска прет наружу (а у русских эта мина-тоска всегда внутри таится) – жди беды.

Голубой улыбнулся. Он понимал, о чем думает Курой, но не собирался менять своего нового лица даже ради старого знакомца. Тем более не ему, а полковнику нужна была эта встреча, не он, а полковник притопал ради нее через границу, через дозоры талибов. Торопись, Карим, скоро закончит общественную жизнь подполковник Голубнов!

За соседним столиком уселись два милиционера. Они тоже ели мороженое, по-детски торопились, облизывались, но не снимали за лакомством автоматов.

– Не тревожься, Карим. Когда твоего человека гнали, желторотикам не до халвы было. Горец, волк матерый, заставил их побегать.

– Сергей устат, добрый человек, что думаешь о Горце?

– А то думаю, Карим, что не мое дело об этом думать. Был бы Курдюм на моем месте – помог бы тебе в твоей заботе. Только вряд ли окажется на моем месте бедняга. И мне его место пока рановато приглядывать.

«Хитрый лис. Хитрый. Не знал бы, за что тебе рожу подрали собаки, точно решил бы – за хитрость», – удивился Курой тому, как пронюхал про Курдюма Голубой.

– Мудрые люди мне говорили,