Кабул – Кавказ - Виталий Леонидович Волков

в списке случайных гостей морга. И у Ютова возникло неуютное чувство, что Картье с его проверкой, с его фондом, в сложном устройстве Небесной Астролябии оказался связанным с пропавшим стариком. Это чувство говорило, что комитет, чье внимание так не хотелось привлекать даже Руслану Руслановичу, мог знать об инспекции швейцарца и о движении товаров с лейблом «Хьюман Сенчури» больше, чем ожидалось. А может, не комитет?

Рустам поехал ставить на уши таджикских сыскарей и авторитетов, Соколяк же должен был перетряхнуть дело Логинова, рассмотреть на сей раз его и всех его германцев под лупой всерьез.

Это задание Соколяк получил в тот самый час, когда Раф, допивая с Васей пиво «Хайнекен» у станции метро «Охотный Ряд», сказал тому решительно на прощание:

– Шопенгауэра не посрамим, боец Кошкин! – и впервые в жизни похлопал товарища по плечу – такое в нем вдруг единение прородилось…

По пути домой, идя от метро «Бабушкинская» через школьный двор, Кошкин увидел крысу. Огромная мразь встала у него на пути и, казалось, не собиралась уступать дорогу.

– Пшла! – прикрикнул на нее Василий и топнул ногой. Животное отпрыгнуло в сторону, к шершавой школьной стене, но убегать и не думало, чувствуя, видно, себя по-хозяйски, на своей земле. И тут Кошкина охватила лютая ненависть.

– Ну, вражина, забью-ю! – прошипел он и пошел на крысу. Та учуяла опасность, метнулась вдоль стены, но Кошкин получил неожиданную подмогу. Шедший к метро, навстречу, мужчина бросился на животное, размахивая увесистым окантованным кейсом.

– Су-ука, стой, су-ука! – кричал мужчина. Его очки угрожающе блестели в свете фонарей, разрывающих сумерки. Галстук развевался за спиной.

Крыса дернулась по сторонам, но бежать было некуда – она вынуждена была принять бой. Они били ее кейсом и ногами, крыса подпрыгивала на высоту груди и страшно орала. Как ребенок, по-человечьи. Наконец мужчине удалось поймать ее влет плоским черным молотом кейса, а Васин пинок отбросил крысу к стене. На желтой краске осталось темное пятно. Вася подскочил, нанес еще один добивающий удар и посмотрел на мужчину. Тот снял очки, протер их. Его подслеповатые глаза пронзительно светились счастьем. И почему-то Кошкину тоже стало хорошо и легко на душе. Так легко, как давно не бывало. Такое в нем единение проснулось. Они еще раз обменялись молча взглядами, пошли в магазин и, почти не говоря друг другу ни слова, выпили бутылку водки. Выпили и разошлись каждый в свою сторону. К чему слова? Это такая РОДИНА вновь накатила, ого-го!

На следующий день Кошкин с удивлением понял, что даже имени своего собутыльника не спросил.

Если бы Юрий Соколяк и его патрон Ютов имели возможность вникнуть в тонкости отношений Володи Логинова и немецкой журналистки Уты Гайст, они, наверное, пошли бы иным путем. Но ни Руслан Русланович, ни Юрий Соколяк, прознавший о существовании Уты от Иванова, не имели для того никакой возможности. Ютов был далеко, да и заботы на нем лежали немалые. А Соколяк, помощник его верный, хоть был мужчина внимательный и тонкости совсем не лишенный (Небесная Астролябия не прощала неясностей и мелких огрехов, «большое проще исправить, чем малое», – учил его Руслан Русланович), – но что мог Соколяк? Он действовал правильно – однако лишь в рамках своих возможностей.

Соколяк внимательно изучил собранное Ивановым досье на Логинова. Немалый его интерес вызвали телефонные счета «пациента». Эти счета обошлись ему в некоторое количество долларов, но зато кое-что дали: на тонких листочках распечаток кое-где попадались номера с иностранными кодами. Больше времени, чем денег, стоил небольшой заказик по расшифровке сих телефонов – пришлось загрузить этим «диаспору».

Юрий Соколяк очень хотел знать, с кем ведет столь оживленные и недешевые беседы его клиент. Особенно теперь, после того как его собеседник Картье лишился телефонной связи в обществе родственников хмурого Рустама. Ничуть не вызвал удивления Соколяка, а лишь укрепил его подозрения тот факт, что коллега по афганским путешествиям только и делал, что обзванивал сотрудников «Хьюман Сенчури» да немецких журналистов. Конечно, беспокойство за судьбу знакомого швейцарца было понятно, но при чем тут журналисты?

– А вы проверьте, раньше он такой же был разговорчивый? – поручил Соколяк Иванову. – Он что, господин богатый, из новых?

– Проверили, и налоговый полис проверили, – отвечал Иван Иванович. – Господин ваш слабо состоятелен, бюджет у него несильный. Раньше молчал Логинов, как рыба. Только раз в Италию отзвонил, одной гражданке с редким именем Мария, но вы об этой гражданке слышали… Подозрительно все это, – качал маленькой головой Иванов. – Связь с преступниками. Наводчик? А звонков в другие республики не было? В Чечню, в Ингушетию? Нет? Жаль. А то зацепили бы.

– Вы, Иван Иванович, за воздух-то не цепляйтесь. Вы бы мне еще один вопрос прояснили – кто нашего телефонного маньяка профинансировал? Может быть, ГРУ? А то вдруг «эти»?

– Кто «эти»?

– Да эти, из-за бугра. А?

– Помилуйте, Юрий, не моя это епархия. Это ж контрразведка.

– Это идеологический фронт, Иванов. Журналист Логинов, связи… Дело-то уголовное! За такие бабки, Иванов, что я вам плачу, любая епархия – ваша. Или я буду искать других людей, компетентных. Да, как ваша жена? Как там ее сердечная мышца?

Соколяк умел стричь овец, знал, как их под ножницы поворачивать. Иванов был мужчина правильный, любил супругу и не доверял журналистам, продавшимся буржуазному Западу. Иван Иванович отправился к старым коллегам, нагнал им пурги про Логинова – уж что-что, а гнать пургу с Востока на Запад он умел хорошо, – коллеги поняли и вошли в положение.

– Знаешь, Орленок, – назвал его сослуживец тем прозвищем, которым боевые товарищи наградили Иванова в давние советские времена, когда он, тогда еще «молодой боец», занимался «делом Орлова», – по нашим данным, нет такого очернителя Логинова. В списках не значится. Очернители, они больше для «Свободы» кропают, а тут «Немецкая волна». Можно сказать, самая мирная из «волн».

– А что, немцы и есть немцы! Ну как же нет? Просчет у вас в работе, – расстроился Иванов.

– Просчетов у нас, Орленок, не бывает, ты знаешь, ну, а недостатки… Нам теперь ничто человеческое тоже не чуждо, времена такие пошли.

– Да я уж поставил бы. По-человечески. – Иванов уловил обнадеживающий намек.

– Ставят до. Это проставляют после. Ладно, не томись, нам чужого не надо, хотя от актов доброй воли, сам понимаешь, не откажемся. Искали, смотрели – дело-то хлопотное… Теперь компьютер этот, близорукость развивает, говорят. А зарплата у нас, как всегда, стабильная…

– Ну так что?

– Что?

– Что о Логинове? Говорю ж – проставлю.

– Да, о Логинове твоем. Прошел тут у нас один Логинов по касательной. Журналистка из Бундеса