Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

что означает «поднимется от земли и опустится на Землю»! Маги древности умели заставить Землю излучать сигнал и устанавливали управляемую взаимосвязь с Космосом. Но ответит ли он нам в этот раз, не знаю.

— Но не грех ли, вот что меня волнует!

— Могу вас успокоить, профессор. — Яков улыбнулся. — Именно это и есть величайший грех. Его даже не сравнить с работами над биологическим оружием и зачатием детей в пробирках. Можно гордится, если хотите, но это второй по значению грех после поедания яблока с Древа познания. Весь вопрос, позволит ли Господь, Аллах или Абсолют, как вам будет угодно, совершить нам его. Ведь и первый был совершён при попустительстве Всеведающего и Всемогущего. Нам не дано постичь промысел Божий. Вот и не будем делать вид, что нам известно всё. Предвидеть, а уж те паче — рассчитать, увы, в таких областях просто невозможно.

Холмогоров смял и отбросил салфетку.

— М-да! О последствиях лучше не думать.

— Совершенно верно, Леонид Фёдорович. — Яков широко улыбнулся, увидя выражения лица Холмогорова. — Нас просто сметёт, если мы хоть краешком зацепили охранительные структуры Земли.

Холмогоров и без зауми Якова, почерпнутой из священных и проклятых книг Запада и Востока, понимал, что меру ответственности они взвалили на себя запредельную. В проект Старостин вгрохал столько сил и средств, что провал произведёт эффект взрыв нейтронной бомбы. Люди, виновные и случайно причастные, исчезнут, а лаборатории и оборудование останется в наследство новым придворным чародеям. Больше всего Холмогорова донимали не мысли о грехе и карме, о неких Высших иерархиях, а вполне земные проблемы — присвоение заслуг и избежание ответственности.

Яков мог летать в каких ему угодно высях, но Холмогоров двумя ногами стоял на земле, устойчивость положение и позволяла безопасно разглядывать звёзды. Проблема состояла в том, что звёзды расположились так, что Холмогоров попал в прямую зависимость от небожителя Якова. Закружится голова у одного, с плеч слетят обе.

— Как же здесь неуютно.

Холмогоров отодвинул тарелку. Осмотрелся.

Помещение, отведённое им, напоминало уютный номер дорогой гостиницы, если бы не стальные тамбурные двери с колесом запирающего устройства.

— За свою жизнь по бункерам и «шарашкам» насиделся изрядно, но здесь что-то не по себе. Плохая аура, вы не находите? Cама обстановка давит.

— Вас, профессор, давит не обстановка, а вопрос, который вы хотите мне задать, но никак не решаетесь.

Холмогоров изогнул бровь. Решил не скрывать удивления. В чтение мыслей на расстоянии не верил. Но Яков не раз доказывал, что достаточно чётко умеет считывать внутреннее состояние человека.

— Будем считать, что я задал его.

— Да. — Яков пристально посмотрел в глаза Холмогорову. — Я сделаю это. Это часть эксперимента. Если нам было позволено сделать всё, что мы с вами успели, возможно, будет позволено совершить и это. Слишком поздно поворачивать назад.

Холмогоров перевёл взгляд на стоящий у стены прибор. Его прямо перед ужином доставили из Красногорской лаборатории. Укрытый белым чехлом, он казался безобидным и простым, как обычный офисный ксерокс. Если не знать о электронной начинке.

— Профессор, вы чувствуете себя Курчатовым, держащем руку на рубильнике атомного фугаса? — с улыбкой спросил Яков.

— Мне интереснее, как вы себя ощущаете в роли запала атомной бомбы, коллега, — без тени юмора ответил ему Холмогоров.

Фараон

Тайным коридором Старостин прошёл из бункера в подвал штаб-квартиры, на личном лифте поднялся в кабинет. Просторное помещение ещё сохранило следы пребывания своего прежнего хозяина — главного режиссёра театра Армии.

Этим кабинетом, считавшимся официальным местом пребывания лидера Движения, Старостин пользовался крайне редко. В основном, встречался здесь с делегациями «с мест» и политическими фигурами, от которых ничего путного не ждал. Секретари из предбанника официального кабинета об отсутствии хозяина ничего не знали. Все звонки из приёмной автоматически дублировались в рабочий кабинет в здании напротив или в «берлогу», откуда Старостин или от его имени Кочубей давали необходимые распоряжения. Кочубей же предложил разделить документооборот на два потока: документы с пришпиленной розовой бумажкой уходили на обработку в «берлогу», с жёлтой — клались на стол официального кабинета. Старостин подписывал их, не глядя, когда было время.

Сейчас он, пройдя из задней комнатки в большой кабинет, лишь покосился на разбухшую папку «на подпись». Перегнулся через стол, ткнул пальцем в кнопку селектора.

— Дарья, охрана на месте?

Секретарша от испуга охнула.

— Иван Иванович… Да, здесь. Уже ждут.

— Молодцы, я выхожу.

Он скорым шагом прошёл в двери, провернул ключ в замке и толкнул её дубовую тяжесть.

Из кресел сразу же вскочили трое в форме «Молодых львов». С десяток посетителей, до бледных лиц дожидавшиеся приёма, с трудом поднялись на затёкших от долгого сидения ногах.

Старостин обвёл взглядом приёмную. Выбрал первого, более-менее, симпатичного просителя. Изобразил на лице удивление. Ткнул пальцем в его сторону.

— Как, до сих пор маринуете?! — прорычал Старостин.

Посетитель чуть не рухнул назад в кресло.

— Иван Иванович, — пролепетал он. — Без вашей подписи…

Старостин шагнул к нему, вырвал из рук папку. Распахнул, корябая бумагу, вывел свою летящую подпись. Поставил жирую точку.

— А число? Число я вам печатать должен?! Дарье Ивановне по молодости лет ещё простительно забыть. Она о женихе думать обязана, а не какое сегодня число. Почему число не проставили?!

— Ну… Так мы же не знали, когда вы подпишите, Иван Иванович! — взмолился посетитель.

Старостин в закавыченной пустоте твёрдо нацарапал цифру тринадцать, сунул ему в руки папку. Моментально разгладил гневные морщины на лице.

— Вот из-за таких, как вы, дорогой соратник, у нас семь пятниц на неделе, четыре дня Конституции и два Новых года!

Первым захохотал, закинув голову. Посетитель подхватил дребезжащим смехом.

Под вежливые смешки Старостин покинул приёмную. Охрана ненавязчиво взяла его в «треугольник»: один спереди, двое по бокам.

В коридорах штаб-квартиры сновал разномастный люд, большая часть с чёрно-золотыми значками Движения на лацканах пиджаков. Рыжеволосая дама из провинциальных активистов чуть было не лишилась чувств, увидя идущего по коридору живого Старостина. Пришлось остановиться, сыграть сценку «вождь накоротке общается с представителем Чухонск-Залесской ячейки».

Баба была