Допрос безутешной вдовы - Эдуард Юрьевич Власов

– Откуда я мог слышать?… – вяло бросил он. – В половине десятого… Что за чертовщина… Сначала Селиванов, потом Китадзима… Что вообще тут у вас, в Саппоро, происходит?

– Вы считаете, эти убийства связаны между собой? – Я посмотрел на озадаченного красавца филолога.

– Это, насколько я понимаю, ваша обязанность считать что-либо в данной ситуации, – недовольно откликнулся Заречный. – Единственное, что этих покойников объединяло, – это русская литература…

– …об убийственной силе которой хорошо известно во всем мире, – услужливо продолжил я.

– Да уж, – согласно кивнул Олег Валерьевич, – крови в ней проливается более чем достаточно…

– Вы вчера весь вечер провели в общей компании, так? – Я решил несколько облегчить задачу Йосиде.

– Да, мы до начала десятого были вместе, в ресторане на вокзале Саппоро.

– Вы туда поехали прямо из университета?

– Вы в единственном числе или в моем любимом, множественном спрашиваете? – Заречный показал, что способен прекрасно сохранять свое острое чувство юмора в неколебимом состоянии даже в столь непростой ситуации.

– В единственном. Я, Заречный-сан, хотя и японец, его, в отличие от вас, предпочитаю множественному. – Я посчитал своим патриотическим долгом продемонстрировать и нашу, японскую стойкость в плане сохранения фривольного духа.

– Я – в единственном числе, Минамото-сан, – приехал в ресторан где-то в семь, – хладнокровно ответил Заречный.

– Из университета?

– Не совсем. По дороге я заехал в хозяйственный магазин, чтобы купить батарейки для японских часов, которые у меня в Москве. Большие настенные часы «Сейко»…

– На чем ездили?

– На такси, разумеется, – пресно ответил он.

– Понятно, а ушли из ресторана во сколько?

– Зачем вам все это, Минамото-сан? – Он резко сбросил с лица ироническую гримасу. – Вы же с Ганиным постоянно общаетесь и, я уверен, знаете от него все, что хотите знать. Он же наверняка вам сказал, что мы разошлись где-то в половине десятого!… Все же происходило в его присутствии!…

– Сказал, – кивнул я.

– Чего же вы тогда время тянете? – хмыкнул Заречный.

– Хорошо, не буду тянуть, – согласился я с его рационалистическим намеком. – Смерть Хидео Китадзимы была в ваших интересах, Олег Валерьевич, не так ли?

– Ах вот вы к чему! Про неостывшее ложе песнь заводите! Я же вам сказал: никаких серьезных видов на Наташу я не строил! Вы же должны меня как мужчина понимать, Минамото-сан!

– Что конкретно в вас, Олег Валерьевич, я должен понимать как мужчина?

– Вы же видели Наташу! – Он нешироко развел перед собой руки, словно показывая нижние габариты упомянутой красавицы.

– Видел.

– Еще бы вы отказались! – процедил он.

– Не понял…

– А то я не заметил, как вы в Читосэ по ее груди и бедрам зорким своим взглядом стреляли!

– Какой вы наблюдательный! – Я решил, что от лишнего комплимента с меня не убудет.

– Жизнь и не такому научит! Так вот вы, Минамото-сан, должны понимать, что все ее прелести, – он продолжал держать руки разведенными, – могут возбуждать нас с вами еще два-три года, максимум – пять, не больше!

– А вам этого мало?

– Мне – нет, мне достаточно, а может, даже и много. Я, в отличие от вас и Наташи, не японец. – Он вновь начал улыбаться. – Это ей мало, она-то хочет, чтобы это вечно продолжалось! Как тут, в вашей идиллической Японии, все циклично и бесконечно!

– А вечно именно это продолжаться не может… – констатировал я давно известный мне как, увы, немолодому уже мужчине непреложный физический факт.

– То-то и оно, что не может, – закачалась передо мной аккуратно подстриженная русая голова.

– Значит, вам нужен спальный объект помоложе? – Мне понравилось время от времени переходить на циничный русский, который по емкости и красочности намного превосходит наш заковыристый, но ужасно пресный японский.

– Это во-вторых, – кивнул он.

– А во-первых?

– А во-первых, я сам не хочу становиться этим вашим злополучным «спальным объектом»! – горько усмехнулся Заречный.

– А что, распрекрасная Наташа Китадзима вас именно в него пытается превратить?

– Есть у меня такое подозрение, – вздохнул он. – Понимаете, Минамото-сан, не в обиду вам, японцам, будет сказано, но, насколько я знаю из своего личного опыта, подкрепленного еще и горьким Наташиным, русская женщина в постели с японцем никогда счастлива быть не может. Как, впрочем, и в личной жизни вообще…

– Да? – Этот его националистический выпад несколько задел. – Вы считаете, что мы как мужики ни на что не годимся?

– Не обижайтесь, Минамото-сан, – завертел он головой из стороны в сторону, – но все знакомые мне русские женщины, которые замужем за японцами, именно об этом говорят. В постельном плане, я имею в виду, и в плане общего мужского внимания. Что касается паспорта и денежного обеспечения, то там все прекрасно – нет проблем, а вот как дело до плотских утех доходит, просто беда!…

– И много у вас таких неудовлетворенных русских знакомых среди всех охочих до земных радостей?

– Немного, но есть, – Заречный посмотрел на свои часы, – и все они в своих коечных приговорах японским мужикам единодушны!

– Чем же мы им не угодили? Размером?

– Размер здесь ни при чем! – Заречный напустил на свое сексапильное лицо туман философичности. – Отношением прежде всего!…

– Отношением?

– Конечно! Для вас женщина именно, как вы сами только точно определили, «объект», и не более того. Это мы, русские, витаем в абстрактных эмпиреях. Это мы испытываем оргазм от одного только упоминания о светлом будущем. Это нам чуждо вокруг себя все материально прекрасное, потому что нам достаточно иметь в башке эфемерные образы этого самого прекрасного. Зачем стараться руками, если есть богатое воображение! Зачем строить красивые дома, если достаточно вообразить их в своих мозгах! А вы, японцы, – нация конкретная, материалистически ориентированная, и к абстрактному мышлению вы не приучены! Вам вещественное, физически осязаемое вынь да положь! А с воображением у вас откровенные напряги!…

– Как это?

– Так это! – весело парировал, как оказывалось, далеко не глупый плейбой Олег Валерьевич. – Возьмите хотя бы ваш дурацкий культ еды! Я четвертый день в Японии, давненько не был, а со времен Аомори, как погляжу, ничего не изменилась. Телевизор включишь – одна сплошная еда! И ничего, кроме еды, под разными соусами! Вам главное, чтобы все можно было руками взять и в рот положить. А если за эту ниточку потянуть, можно более глубокие вещи обнаружить. От этого же у вас, например, и театр на нуле, и