Сирены - Джозеф Нокс

не дура поговорить.

Сара Джейн постаралась, фотографии вышли отличные. Каждый кадр был скомпонован так, что окружающая обстановка в него не попадала. На каждом последующем снимке мы с Изабель оказывались чуть ближе друг к другу. Риггс навалился мне на плечо:

— Это ваша первая встреча?

Я кивнул.

— Да ты времени не терял…

— Откуда у вас фотографии?

Мне не хотелось его об этом спрашивать. Не хотелось, чтобы он догадался, что поймал меня врасплох.

— Анонимный доброжелатель, — сказал Лэски. — Кому-то очень хочется смешать тебя с дерьмом, Уэйтс. Интересно кому?

Как раз об этом я и думал. Фотографии могли прислать Росситер или Сара Джейн. Скорее всего, Росситер. Жаль, что я не уничтожил конверт.

— Сколько раз вы с Изабель Росситер встречались? — спросил Лэски.

Риггс по-прежнему давил мне на плечо. Расспросы про Изабель Росситер и про фотографии мучили хуже головной боли. У меня возникло дурное предчувствие.

— Не помню.

— А если подумать?

Я сделал вид, что пытаюсь вспомнить.

— Два или три раза в Фэйрвью. Один раз в «Рубике». Один раз я отвез ее домой. А в чем дело?

— Расскажи про вечер в «Рубике». — Риггс убрал руку с моего плеча и обошел стол.

Полиэстеровые брюки так лоснились, что от их блеска было больно глазам.

— Мы случайно встретились перед самым закрытием. Она была в сильном подпитии, и я решил проводить ее домой. Беспокоился, как бы с ней чего не случилось.

— С чего бы вдруг?

— К ней подкатывал бармен. Мерзкий тип.

— Вот как? — сказал Лэски. — А как его зовут?

— Не знаю, — соврал я.

Лэски странно на меня посмотрел.

— Значит, ты отвез ее домой? — спросил он.

— Ага.

— А таксист говорит, что сначала вы заехали в Фэйрвью.

Я с трудом сдержался и как можно равнодушнее ответил:

— Верно.

— За «восьмеркой»?

— Нет.

— А зачем тогда?

— Изабель была в подпитии…

— Упилась так, что вырубилась в такси, — сказал Лэски. — Водитель забеспокоился, как бы с ней чего не случилось.

Сволочь.

— С ней все было нормально. Я отвез ее в Фэйрвью. Я же не знал, что она живет в квартире по соседству. Мы были едва знакомы.

Лэски посмотрел на меня, будто говоря: «Ну надо же».

— Значит, отвез ты ее домой. А дальше что?

— Я ушел. Она просила зайти к ней на следующий день.

— Зачем?

— Хотела что-то рассказать.

— Что?

— Не знаю.

— И не спросил?

— В следующий раз я увидел ее уже мертвой.

— Да неужели? — сказал Риггс.

Лэски уселся напротив меня, двигая костлявыми челюстями.

— Может, она сказала тебе то, чего ты не желал слышать?

— Например?

— Например, что она хочет вернуться к родителям?

— Это было бы ее решение. Я бы его поддержал.

— Интересно получается. Когда вы с ней сели в такси у «Рубика», ты как раз и собирался везти ее к родителям…

— А вот когда она вырубилась, ты велел таксисту развернуться, и вы поехали совсем не туда, — продолжил за него Риггс.

Когда я обнаружил деньги в сумке Изабель.

— Мое слово против слова таксиста?

— Маршрут сохранился у него в навигаторе, — сказал Лэски. — Почему ты передумал?

Они явно выуживали из меня информацию.

— Без комментариев.

Они переглянулись.

— Может, она тебя бортанула? — продолжал Лэски.

— Без комментариев.

— А может, рассказала, как поговорила с безымянным барменом? — осклабился Лэски, мол, ну надо же.

Чем его так заинтересовал бармен?

— Она же любила поговорить, — сказал Риггс.

— Без комментариев.

— Без комментариев, — передразнил меня Лэски, обращаясь к Риггсу. — Что ж, никто ничего не узнает…

Я посмотрел на него.

— О, смотри-ка, среагировал.

— На месте преступления он тоже среагировал, — подтвердил Риггс. — Нос констеблю сломал.

— Почему ты взбесился, когда увидел надпись на зеркале, а, Уэйтс? Никто ничего не узнает. О чем не узнает?

— Без комментариев.

— А почему на твоем зеркале было написано то же самое?

— Это вы разгромили мою квартиру?

— Мы обыскали твою квартиру. Дверь была открыта. Кто-то намалевал на зеркале «Никто ничего не узнает» и расколотил его. Наверное, ты сам.

— Без комментариев.

— А когда тебя сегодня задержали, в твоем кармане обнаружилась записка с теми же словами. Почему?

— Без комментариев.

— Написанная не твоим почерком, — продолжил Риггс. — У тебя каракули как у психа. Может, это писала Изабель?

— Она отправляет тебе послание: «Никто ничего не узнает». А потом находят ее труп. Ты видишь те же слова на зеркале у нее в ванной и набрасываешься на полицейского.

— Без комментариев.

— Ты пишешь эту фразу на своем зеркале и громишь квартиру.

— Да вы даже близко не…

— Кто был с тобой в квартире, когда ты обнаружил труп Изабель?

— Никого.

— «Мы обнаружили тело». Именно так ты выразился, когда звонил в полицию. Я прослушал запись.

— Я оговорился.

— О чем никто никогда не узнает? — спросил Риггс.

Я посмотрел на него:

— Понятия не имею.

— Напоминаю: ты отвечаешь на мой вопрос, я — на твой.

— Обязательно продолжать в таком духе?

— Когда именно ты затащил Изабель Росситер в койку?

— Этого не было.

Риггс поднял бровь и покосился на Лэски. Тот снова ухмыльнулся и придвинул ко мне вторую папку.

— Открой.

Заключение патологоанатомической экспертизы. Я сразу это понял. Сверху было написано «Изабель Росситер». Формат документа был мне знаком. Я быстро проглядел текст. В висках стучало. Кровь гудела в венах. Сердце гулко билось.

Я снова посмотрел на заключение.

В крови Изабель обнаружили героин. Как и следовало ожидать. А еще определили срок беременности. Несколько недель. Я оцепенел. Сидел неподвижно, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Лэски хлопнул меня по плечу. Костлявые пальцы впились в кожу. Свободной рукой он придвинул ко мне пакет для вещдоков.

Фотография Изабель, которую мне дал ее отец. Та, что была у меня в кармане.

Бледная симпатичная девушка с пепельно-русыми волосами и умными голубыми глазами. Смотрит чуть выше линзы объектива. На человека, который ее фотографирует. Снимок казался очень личным. Лэски с ухмылкой склонился ко мне и снова сжал мое плечо:

— Значит, ты к ней не прикасался, приятель? Тогда тебе не о чем волноваться.

18

Разговор пошел по кругу. Когда духота в комнате стала невыносимой, Лэски с Риггсом решили пойти перекусить. Я окончательно потерял счет времени. Голова пухла от лжи и недосказанностей.

Лэски с Риггсом вернулись. От них пахло уличной свежестью, табаком и чем-то жареным. Свободой. Поначалу я не мог ни сосредоточиться, ни отвечать на вопросы. Слышал удары сердца. Шум в соседних кабинетах. Духота сгустилась, воздух стал неподвижным. Наверное, у меня было сотрясение мозга.

Лэски с Риггсом обливались потом. Я обливался потом. Даже стены запотели. Лэски уставился