Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков

— Ну-у, — удивленно вскинул брови Гурин. — В таком ключе разговор у нас не пойдет!

— А я, может, вообще не хочу вести с вами разговоры! — отрезал Статкевич.

— Ну что ж. Тогда мы так и зафиксируем: от дачи показаний отказался. Но такой отказ нужно чем-то мотивировать.

— Чем мотивировать? — ощерил в злой усмешке желтые зубы Статкевич. — Ворвались в мой дом, незаконно произвели обыск, тем самым опозорили на весь колхоз и еще спрашивают, чем мотивировать!

— Вы считаете, что обыск был незаконным? — прищурился на допрашиваемого Борис. — Но вам ведь объяснили, что вы подозреваетесь в убийстве своего шурина Радкевича. Или не говорили вам этого перед обыском?

— Говорили. Но так на каждого можно сказать: ты убил! А доказательства где?

— Будут доказательства, и очень скоро, — миролюбиво заверил Статкевича Гурин.

Но тот не обратил или постарался не обратить внимания на эти слова, раздраженно продолжал:

— Сегодня в Большой Горе был участковый. Он опросил моих соседей, те подтвердили, что я был дома. Всю ночь проговорили с сыном, свет почти до утра горел.

— Свет — еще не доказательство вашего присутствия ночью дома. — Помолчав, Борис добавил: — Что же касается куртки и обуви, то мы легко докажем, кому из вас — вам или сыну — они принадлежат. Опросим ваших соседей, родственников, друзей, учащихся и преподавателей училища механизации...

Наверное, Статкевич и сам уже понял, что глупо отвергать очевидное. Подумав, он со вздохом сказал:

—— Допустим, куртка и ботинки Владимира, сапоги — мои. Ну и что из этого? Сапоги я оставил на сеновале еще прошлым летом, когда сено туда складывал. А почему там оказались куртка и ботинки сына, спросите у него.

— Спросим, — пообещал Гурин. — И о многом другом спросим у вашего сына. Например, об отсутствующей на куртке пуговице и о двух молотках, обнаруженных на месте убийства Радкевича.

— Спрашивайте, — пожал плечами Статкевич. — А мне некогда вести пустые разговоры! У меня дома хозяйство без присмотра. Жена ведь в больнице...

Гурин достал из папки стандартный бланк, быстро заполнил его и протянул Статкевичу.

— Прочтите и распишитесь!

Тот пробежал глазами документ, удивленно-растерянно посмотрел на Бориса и вдруг осевшим голосом спросил:

— Что это? Зачем?

— Это протокол вашего задержания, — пояснил Гурин. — По подозрению в убийстве. Пойдете в изолятор временного содержания. — И снял трубку телефона, коротко сказал: — Пришлите конвой!

— Подождите! — вскочил со стула Статкевич. Он затравленно посмотрел на нас с Козловским, шагнул к Гурину: — Товарищ следователь, я действительно ничего не знаю об убийстве! Может, сын что натворил? Он ночью куда-то ходил. Когда сидели за столом, я многое рассказал ему о его дядьке Николае, о всех неприятностях, которые он причинил мне... Возможно, Володька и решил отомстить... Но я ничего не знаю! Выпил изрядно и лег спать. Проснулся под утро — свет в доме горит. Потом сын пришел, долго возился на кухне. Но я не выходил из спальни. Когда Володька уехал, я не нашел своего старого пальто...

— Значит, решили все на сына свалить? — криво усмехнулся Борис. — Резонно: дескать, несовершеннолетнему меньше дадут, да и групповой не будет. Задумали вы, Статкевич, неплохо. Но этот номер не пройдет! Будете отвечать не только за умышленное убийство, но и за спаивание сына и вовлечение его в преступную деятельность. И мой вам совет: подумайте в камере над своим положением. Хорошенько поразмыслите!..

В дверь постучали.

— Войдите! — разрешил Гурин.

В кабинет зашел сержант милиции, доложил:

— Товарищ заместитель прокурора, сержант Трусь по вашему приказанию прибыл!

— Товарищ Трусь, отведите в камеру задержанного. Вот, пожалуйста, документы на него.

9

Младшему Статкевичу показали изъятую при обыске куртку и приложили к ней найденную на месте убийства пуговицу, сообщили, что на куртке, по заключению экспертизы, обнаружена кровь убитого. И Владимир вынужден был рассказать правду.

...В тот злополучный вечер они долго сидели с отцом за столом, опорожнили несколько бутылок вина. Остановить их было некому — мать накануне положили в больницу. Когда изрядно подпили, старший Статкевич вдруг загорелся лютой злобой к шурину Радкевичу, начал припоминать все обиды, которые тот причинил ему. Сын молча слушал. Потом отец встал и, опираясь руками на заваленный объедками стол, предложил:

— Слушай, он сегодня как раз дежурит на ферме. Пойдем разделаемся с ним. Никто и знать не будет...

Владимир согласился: дядьку он тоже особо не жаловал, а в затуманенной винными парами голове мелкие обиды выросли до гигантских размеров и потому казались нестерпимыми.

Вооружившись молотками, отправились в Ятвезь. Радкевич сидел на полу в проходной птицефермы и, сжимая ладонями голову, что-то мычал себе под нос.

— Даже на дежурстве, гад, нализался до поросячьего визга! — сплюнул презрительно старший Статкевич.

Радкевича вытащили из проходной, и Владимир первым ударил его молотком по голове. Падая, Радкевич схватился рукой за полу куртки племянника, вырвал пуговицу (ее отсутствие Владимир обнаружил уже дома). Несколько ударов молотком шурину нанес и Статкевич-старший...

Вернувшись под утро домой (в окнах горел свет: не выключали специально, когда уходили), замыли и спрятали одежду и обувь и опять сели за стол. Отец сказал:

— Вот что, Володька, мы с тобой вне подозрений. Ну, а если выйдут на нас, бери все на себя: ты еще подросток, какой с тебя спрос! Только не сразу признавайся, смотри в оба! Впрочем, никаких доказательств против нас нет...

Владимир переоделся в пальто отца, обул его ботинки и первым автобусом уехал в Соколово...

И опять трудный разговор со старшим Статкевичем в следственной комнате изолятора временного содержания, куда мы пришли вдвоем с Гуриным.

— Гражданин Статкевич, вам предъявляется заключение экспертизы: на изъятых при обыске ваших кирзовых сапогах обнаружена кровь убитого Радкевича. Читайте!

Статкевич прочитал заключение, вернул его Борису и хмуро буркнул:

— Может, то моя кровь...

— Вы же не глупый человек и отлично знаете, что абсолютно одинаковой крови не существует! Впрочем, если вы настаиваете, можем взять вашу кровь и провести еще одну экспертизу.

— Проводите. Кровь у всех красная...

— Вижу, экспертиза вас не убедила. Тогда ознакомьтесь с показаниями вашего сына. Вот, пожалуйста, протокол его допроса. Читайте внимательно.

Статкевич читал долго, неоднократно возвращался к уже прочитанному, отрывался от протокола, о чем-то думал, опять начинал читать сначала. Наконец, положив на край стола протокол, пожал