Кэти Райх - Могильные секреты

Он не встал когда мы вошли. Едва взглянул в нашу сторону, когда мы столпились у двери.

Его офис был шесть на восемь и стены украшены цветными изображениями клеток в разной стадии мутаций и деления. Я была не совсем уверена.

Хименес не стал ждать вопросов Гальяно.

— Мужчина интересовался стволовыми клетками. Я дал описание и ответил на его вопросы. Это все.

— Олаф Нордстерн?

— Не помню. Он сказал что расследует какую-то историю.

— Что он спрашивал?

— Он хотел знать об исследованиях, разрешенных Президентом Бушем.

— И?

— Я рассказал ему.

— Что вы ему рассказали?

— Согласно НИЗ…

— Национальный Институт Здоровья, — перевела я.

— …существует семьдесят восемь разработок.

— Где? — это уже спросила я.

Хименес выудил лист из стопки на столе и подал мне. Я пробежала глазами по именам и номерам, Гальяно предстоит солидный тур по лабораториям.

BresaGen Inc., Афины, Джорджия, 4;

CyThera Inc., Сан-Диего, Калифорния, 9;

ES Cell International/Мельбурн, Австралия, 6;

Geron Corporation, Менло-Парк, Калифорния, 7;

Göteborg University, Гётеборг, Швеция, 19;

Karolinska Institute, Стокгольм, Швеция, 6;

Maria Biotech Co. Ltd. — Медицинский Институт женского бесплодия, Сеул, Корея, 3;

MizMedi Hospital — Национальный Институт Сеула, Сеул, Корея, 1;

Национальный Центр Биологических наук/Институт фундаментальных исследований Тата, Бангалор, Индия, 3;

Pochon CHA Университет Сеула, Корея, 2;

Институт здравоохранения, Мумбаи, Индия, 7;

Технический Университет, Хайфа, Израиль, 4;

Университет Калифорнии, Сан-Франциско, Калифорния, 2;

Исследовательский фонд Висконсина, Мэдисон, Висконсин, 5.

Тут мое внимание вернулось к пункту 3. Молча я показала это Райану. Наши взгляды встретились.

— Семьдесят восемь достаточно? — спросил Гальяно.

— Черт, нет.

У Хименеса оказалась странная привычка склонять голову на бок при разговоре. Наверное его зоб давил на голосовые связки и он пытался скрыть это.

— Некоторые из этих разработок могли быть приостановлены, или потеряна плюрипотентность или же проект провалился. Четыре из шести колоний созданных американской биотехнической компанией, не скажу какой, оказались нестабильными. — Хименес фыркнул. — Уже огромное количество недоработок.

Он ткнул костлявым пальцем на распечатку в моей руке.

— А вы посмотрите на это — многие из этих разработок в частных руках.

— А, как известно, частные компании не любят делится, — вставил Райан.

— Вы правильно все поняли, молодой человек.

— Американское правительство что-то предпринимает чтобы получить доступ? — поинтересовался Гальяно.

— В НИЗ существует реестр человеческой эмбриональной стволовой клетки. Однако, НИЗ признает, что распределение клеточных исследований остается на усмотрение тех лабораторий что воспроизвели их.

— Клетки могли бы стать ценным товаром, — это сказал Райан.

Смех Хименеса был похож на кудахтанье.

— Запасы стволовой клетки увеличились после объявления Буша.

Мне в голову вдруг пришла очень беспокойная догадка.

— Доктор Хименес, насколько сложная процедура выращивания культур человеческих клеток?

— Второкурсник на биохимии этого не сможет сделать, если вы об этом. Но для кого-то более опытного это не проблема.

— Как это работает?

— Вы получаете свежие или замороженные эмбрионы…

— Откуда?

— Лаборатории ЭКО.

— Клиники для пар, проходящих лечение от бесплодия, — я перевела для своих полицейских друзей.

— Вы извлекаете клетки из внутренней клеточной массы бластоцисты. Помещаете их в культуру с питательной средой, с добавлением эмбриональной бычьей сыворотки…

Мой пульс подскочил до стратосферы.

— …на питающий подслой мышиной эмбриональной фибробласты, гамма-облучённой, для предотвращения репликации. Клетки растут девять — пятнадцать дней. Когда внутренние клеточные массы разделились и сформировали колонии, клетки отделяются от периферии, откладываются обратно в культуру, и…

Я больше не слушала. Я уже знала, что задумала Цукерман.

Взглядом я показала Райану что нам надо выйти.

Хименес гудел что-то об альтернативной технике, включающей инъекцию клеток в яички мышей с ослабленным иммунитетом.

— Спасибо, профессор, — прервала я его.

Райан и Гальано посмотрели на меня так, словно я была сумасшедшей.

— Один последний вопрос. Нордстерн спрашивал о женщине по имени Мария Цукерман?

— Должно быть.

— Что вы ему сказали?

— То же самое что скажу и вам, молодая леди. Никогда не слышал о ней.

— Цукерман пытается вырастить стволовые клетки.

Мы вернулись в «бэтмобиль». Лицо горело, а в желудке словно какие-то существа устроили странные соревнования.

— Зачем? — это спросил Райан.

— Откуда, черт возьми, мне знать? Может она добивается повышения. Или на черный рынок.

Я закрыла глаза. Рыба, съеденная в обед плавала по внутренней стороне век. Я открыла глаза.

— Но я уверена, именно этим занимается Цукерман. Я видела лабораторию, видела эмбриональную бычью сыворотку.

— Должно быть и другое использование для такого материала, — высказался Гальяно.

— Шесть из существующих лабораторий стволовой клетки находятся в Институте Монаша в Мельбурне, Австралия. — Я сглотнула. — Цукерман провела два года в научно-исследовательском институте в Мельбурне. Если проверить, держу пари, это будет Монаша.

— Но почему? — Райан повторил свой вопрос.

— Возможно Цукерман ожидает что черный рынок теперь, когда американское правительство превратило клетки в ограниченный ресурс и ограничило бюджетное финансирование, значительно вырастет.

Гальяно внимательно посмотрел на меня.

— Ты в порядке?

— Все хорошо.

— Ты вся горишь.

— Все в порядке.

— И добрый доктор планирует сделать себе запас, — сказал Райан.

Гальяно еще раз взглянул на меня, начал было говорить, но вместо этого включил радио.

— А потом комки шерсти попадаются в нелегально проданных донорских органах. — Райан казался менее скептичным. — Твою м…!

Я его прервала.

— И Хорхе Серано помогает ей.

Я выслушала как Гальяно дает ориентировку на Цукерман и Серано. Мой живот издал странный звук. Хоть оба мужчины поглядели на меня, ни один не сказал ни слова.

Мы ехали несколько миль, слушая урчание моего желудка, перекрывающего радио.

Я заговорила первая.

— Куда влезла Патрисия Эдуардо?

— Куда влез Антонио Диас? — Галиано.

— И куда влез Олли Нордстерн? — Райан.

Ни у кого не было ответа.

— План такой, — решает Райан. — Бат едет в суд за ордером.

— И это, безусловно, не будет этот козел Диаз.

— Я заканчиваю прослушивать интервью. Брэннан штудирует остальную часть бумаг Нордстерна.

— Прекрасно, — согласилась я с ним. — Но работать я буду в своем отеле.

Внезапно я ощутила страстное желание оказаться у себя ванной.

— Не нравится моя компания? — и Райан сделал обиженное лицо.

— Нам нужна дистанция, — сказал я. — Мы не поработаем.

К тому времени, как мы смотались в главный офис, взяли папки Нордстерна и возвратились в мой отель, уже был шестой час.

Тротуар теперь был похож на место бомбежки. Четыре отбойных молотка на полном газу долбились в землю, посылая вибрацию сквозь каждую клетку моего мозга. Прожекторы и контейнеры для еды говорили о том, что этот шум не прекратится даже ночью.

Я пробормотала особенно красочное ругательство.

Райан и Гальяно поинтересовались, все ли со мной в порядке. Я заверила их, что мне просто нужен отдых. Про ванную я не упоминала.

Когда они уехали, я заметила что парни смеялись.

Паранойя ожила.

Я снова выругалась.

Наверху я прошла прямо к своей аптечке.

Кэти всегда смеется надо мной. Путешествуя по разным странам, я всегда с собой вожу целую аптеку. Глазные капли. Назальный спрей. Противокислотное средство. Слабительное. Как знать что пригодится.

Сегодня я знала.

Выпила Иммодиум и глотнула Пепто-Бесмола и растянулась на кровати.

И тут же рванула прямо в ванную. Несколько десятилетий спустя я снова легла в постель, меня била дрожь, но все-таки полегчало.

Отбойные молотки загремели.

И отозвались эхом в моей голове.

Я включила вентилятор. Вместо того, чтобы перекрыть шум с улицы, он еще его добавил.

Вернувшись в ванную, я намочила полотенце в холодной воде, положила себе на лоб и опять улеглась на спину, сильно сомневаясь в своем желании жить.

И как только я задремала, мой сотовый зазвонил.

Мат в два этажа.

— Да!

— Райан.

— Да.

— Чувствуешь себя лучше?