Кэти Райх - Могильные секреты

— Совет?

— Медицинский совет.

— Как незаинтересованный начальник?

— Как врач.

— То есть, Патрисия была пациенткой.

Цукерман поняла свою ошибку сразу же.

— Однажды она, возможно, посетила эту клинику.

— Зачем?

— Я не могу помнить жалобы каждой женщины, которая приходит ко мне на консультацию.

— Патрисия не была каждой женщиной. Она была кем-то, с кем вы работали каждый день.

Цукерман не ответила.

— И она не была записана.

— Такое случается.

— Расскажите о ней.

— Вы же знаете, я не могу.

— Врачебная тайна.

— Да.

— Это расследование убийства. На хер врачебную этику!

Цукерман напряглась, и родинка на ее щеке, казалось, выросла в объеме.

— Мы сделаем это здесь, или в штабе. — Заверил ее Гальяно.

Цукерман указала на меня.

— Эта женщина не официальное лицо.

— Вы абсолютно правы, — сказала я. — Вы не должны ставить под угрозу свою присягу. Я подожду в коридоре.

И прежде, чем кто-то мог возразить, я покинула комнату.

Коридор был пуст. Тихо выйдя, я поспешила к кабинету Цукерман, прокралась внутрь и прикрыла за собой дверь.

Утренние солнечные лучи попадающие через полуоткрытые жалюзи, бросали прямые линии на стол и располосовали своим светом маленькие стеклянные часы. Они тикали мягко и быстро, как сердечко колибри, и это был единственный звук, в стоящей вокруг тишине.

Две стены были заняты книжными полками. Ящики для документов стояли у третьей. Все по-бюджетному — в серых тонах.

Я быстренько пробежалась по заголовкам. Стандартные медицинские издания: «JAMA»[60]. «Репродуктивность». Стандартные медицинские тексты. Несколько штук по цитобиологии. Больше — по репродуктивной физиологии и эмбриологии.

В дальнем углу была открыта дверь. Ванная?

Я задержала дыхание и прислушалась.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я поспешно повернула ручку.

Увидела я там вовсе не то, что ожидала.

В комнате стояли два длинных стола, уставленные микроскопами, пробирками и чашками Петри. Стеклянные шкафчики тоже содержали разного рода бутылочки и пробирки. Банки с эмбрионами и зародышами стояли в ряд на полках, на каждой был указан возраст плода.

Молодой человек как раз помещал контейнер в один из трех холодильников, стоящих у дальней стены. Я прочла надпись: «Эмбриональная бычья сыворотка».

Услышав открывающуюся дверь, парень обернулся. На нем была надета зеленая футболка и камуфляжные штаны, заправленные в черные ботинки. Волосы приглажены и связаны в хвост. На золотой цепи вокруг шеи болтались буквы JS. Стильный коммандос.

Его глаза стрельнули мимо меня в кабинет доктора Цукерман.

— Доктор впустила вас сюда?

Прежде, чем я смогла ответить хлопнула входная дверь кабинета. Я повернулась, и наши глаза зацепились друг за друга.

— Вам сюда нельзя.

Ее лицо покраснело до самых корней ее некрасивых волос.

— Извините. Я заблудилась.

Цукерман обошла меня и закрыла дверь лаборатории.

— Уходите.

Ее губы были сжаты, и она шумно дышала через нос.

Спешно выходя из кабинета я услышала как открылась дверь в лабораторию и прозвучал ее сердитый голос. Имя. Я не стала задерживаться, чтобы подслушать. Мне срочно надо было найти Гальяно.

Хоть мы никогда и не встречались, но я знала имя это Стильного командос.

Глава 27

— Ты уверена?

— Крысиная мордочка как у папаши, двуцветные глаза как у мамаши.

— Один карий, другой голубой.

Я кивнула. Трудно было забыть скучающих владельцев «Параисо».

— И буквы JS на цепочке.

— Хорхе Серано.

— Да. И я слышала как Цукерман назвала его имя.

Я почувствовала было восторг, но он быстро угас.

— И что, черт возьми, они там в лаборатории делают?

— Кроликов там видела?

Я взглянула на него узнать, не шутит ли он. Он шутил.

— Слушай, если ты права насчет Хорхе Серано…

— Я права, Гальяно.

— Хорхе Серано связывает Цукерман с «Параисо». Цукерман знала Патрисию. Это может быть наш первый прорыв в собирании пазлов.

Мы сидели в машине Гальяно, в квартале на восток от клиники доктора Цукерман.

— Цукерман ссорится с Эдуардо. Эдуардо оказывается мертвой в отеле, владельцы которого являются родителями лаборанта Цукерман. — Я старалась, но голос мой все же дрогнул.

— У нас нет вскрытия.

— Я излучаю энергию. И вижу цель.

— Меня вдохновляет твой настрой. Давай-ка поболтаем с Серано.

Мы вернулись в клинику. Серано уже ушел. Как и доктор Цукерман. Как, впрочем, и все ожидающие помощи мамочки.

Очко в пользу клятвы Гиппократа.

Регистраторша подтвердила что Хорхе Серано здесь работал. Она назвала его как личного ассистента доктора Цукерман. Единственный известный его адрес был адрес отеля его родителей.

Я предложила еще раз заглянуть в лабораторию к Цукерман. Гальяно отказался, предпочитая дождаться ордера.

И мы поехали в «Параисо».

Семейка Серано с нашего последнего визита кажется мозгов себе не прибавила. Они сына не видели неделями и понятия не имели чем он занимается. Они не знали где он был двадцать девятого октября. Они не знакомы с Марией Цукерман и не слыхали ничего о ее клинике.

Гальяно показал им фото Патрисии Эдуардо. Она никогда не попадалась им на глаза и они не в курсе как она попала к ним в канализацию. Сеньоре Серано очень понравилась лошадка.

После «Параисо» Гальяно отвез меня в штаб-квартиру Фонда, а сам вернулся к поискам Хорхе Серано. Я занималась скелетом из Чупан-Йа, когда мне позвонил Райан.

— Я кое-что нашел в белье Нордстерна.

— Грязные пятна?

— А ты хохотушка, Брэннан. Ты мне нужна как переводчик.

— Твой испанский лучше.

— Нужен другого рода перевод. С биологического.

— Ты что сам не можешь справиться? С тех пор как я согласилась помогать Гальяно у меня едва находится время поработать с Чупан-Йа, а ведь это моя основная работа.

— Бат сказал, что ты не обедала.

В голосе Райана послышались нотки моей бабушки, когда та проповедовала о пользе режима питания.

— Я обещала Матео…

— Иди, — и Матео нарисовался за моим столом, — мы все здесь будем, когда ты поймаешь этого убийцу.

Я прижала трубку к груди.

— Ты уверен?

Он согласно кивнул.

Я сказала Райану куда подъехать и отключилась.

— Можно тебя спросить, Матео?

— Конечно.

— Кто такой Алехандро Бастос?

Шрам на губе у Матео превратился в линию. Он угрюмо махнул на скелет, лежащий на столе.

— Армейский полковник. Мерзкий убийца, ответственный за это. Чтоб ему гнить в аду!

Следующей в списке моих любимых вещей, сразу после курносых носов, идет хорошо прожаренная рыба. Ее я и ела, пока Райан листал ежедневник Нордстерна, найденный у него в чемодане.

Найдя нужное место, Райан повернул блокнот ко мне.

«16 мая Нордстерн встречался с Элиасом Хименесом»

Я покопалась в памяти.

— Это было за два дня до моего интервью.

Я пожевала и проглотила. Рыбы осталось совсем немного.

— Кто это Элиас Хименес?

— Профессор биологии клеток в Университете Сан Карлоса.

— Есть запись этого интервью?

— Нет ни на одной прослушанной кассете.

— Профессор будет рад нашему визиту?

— Как только детектив Гальяно освободится.

— Боишься ученых?

— Я коп в чужой стране. Никакой власти не имею, у меня нет оружия и никакой поддержки. Я с таким же успехом могу быть журналистом.

— Или книжным червем.

— Точно.

Я отодвинула остатки рыбы от себя.

— Прыгающие геномы и еще одна поездка на Бэтмобиле!

По пути в Университетский городок в Зоне 12, Гальяно информировал нас о проделанной за день работе. О Хорхе Серано новостей было мало. У парня был приличный «послужной» список, в большинстве своем обвинения в магазинных кражах, вандализме, вождении в пьяном виде. Но он не желал обсуждать свои прошлые грешки — он исчез, растаял как туман.

Напарник Гальяно раскопал информацию про Антонио Диаза.

Эрнандес узнал что Диаз был лейтенантом в начале восьмидесятых, и обретался вблизи Сололы. Его командиром был Алехандро Бастос.

Прекрасно!

Эрнандес также раскопал что некоторые полицейские чины тоже служили под командованием Бастоса.

Просто великолепно!

Адрес профессора Хименеса гласил: Эдифисио М2. Бело-голубое здание посреди кампуса. Мы по указателям нашли факультет биологии и его кабинет на втором этаже.

Хименес мне запомнился своим зобом. Он был размером с кокос и цветом как слива. А вообще профессор создавал впечатление очень старого человека с цепкими черными глазами.

Он не встал когда мы вошли. Едва взглянул в нашу сторону, когда мы столпились у двери.