Что скрывает правда - Кара Хантер

детектива-инспектора Галлахер всемерную поддержку.

А. Дж. Ф.

Адам Фаули

Детектив-инспектор, отдел уголовных расследований, полиция долины Темзы

Отдел полиции Сент-Олдейт, Оксфорд, OX1 1SZ

* * *

Адам Фаули

10 июля 2018 года

20:49

На часах почти девять, когда я добираюсь до дома. Чувствую себя дерьмово, но будет еще хуже. Алекс открывает дверь и встречает меня до того, как я успеваю выключить двигатель. Даже в теплом свете фонаря над дверью видно, как она бледна.

– Слава богу, ты дома, – выдыхает она, когда я обнимаю ее за плечи.

– Как ты? Что-то случилось? Ты опять видела тот минивэн?

– Нет. Не сегодня.

Она знает, что именно это я и хочу услышать; что не означает, что это правда.

Алекс пытается отшутиться:

– Ты же сам сказал, что на нем электронная метка. Я просто все выдумываю. Излишне бурно реагирую. Вини во всем гормоны.

– Ты бы мне рассказала, ведь так? Если бы что-то увидела? Если бы кто-то болтался поблизости?

Она хмурится, гадая, с чего бы это.

– Конечно.

Я иду вслед за ней на кухню и тяжело сажусь за стол. Алекс суетится; это не в ее характере.

– Между прочим, – говорит она, заглядывая в холодильник, – я хотела обсудить с тобой… – Она выпрямляется и видит мое лицо. – В чем дело?

Она знает… конечно, знает. Ведь мы давно женаты.

Я глубоко вздыхаю:

– Ты сегодня видела местные новости?

Она с грустным смешком качает головой.

– Я никогда их не смотрю. Каждый раз, когда я вижу что-то ужасное, я начинаю думать, что ты в гуще всего этого.

Я притягиваю ее к себе:

– На этот раз, боюсь, все именно так.

Чувствую, как она напрягается.

– В каком смысле?

– Вчера вечером на железнодорожных путях было обнаружено тело. Под мостом Уолтон-Уэлл. Я только что выяснил, кто это.

– В каком смысле тело… ты о чем?

– Сожалею, Алекс. Это была Эмма.

Она не отрываясь смотрит на меня, потом покачивается, и я обхватываю ее, чтобы она не упала.

– Сядь, пожалуйста. Ты побелела как полотно.

Алекс опирается на спинку стула и начинает садиться. Движения у нее такие, будто ее мучает сильная боль.

– Эмма? – тихо произносит она. – Нет, нет, не может быть… я только что говорила с ней…

Я видел такое множество раз. «Но я виделся с ними на прошлой неделе». Или в прошлом месяце, или вчера. Утверждают, что цикл скорби начинается с отрицания, но по моему опыту – с растерянности и недоверия.

– Сожалею. Приходили ее родители. Это точно она.

Она хмурится:

– Ты, кажется, сказал, что на железнодорожных путях? Какого черта она там делала?..

– Алекс…

– Это несчастный случай?

Затянувшееся молчание говорит за меня.

– Нет. Это не было несчастным случаем.

– О господи, ты хочешь сказать, что она покончила с собой? – Она охает, но явно не от шока, и прижимает руку к боку.

– Алекс, что там?

Я вскакиваю, но она отталкивает меня, отпихивает мою руку.

– Это просто ложные схватки. Они у меня весь день.

– Что ты хотела со мной обсудить?

Она качает головой, пытается улыбнуться, но дыхание у нее поверхностное и учащенное, а верхняя губа вся в бисеринках пота.

– Алекс… ты же на тридцать пятой неделе… – Она снова прижимает руку к боку, и я беру ключи от машины. – Я везу тебя в Рэдклифф[48].

– Нет-нет. – Она вцепляется мне в руку. – Пожалуйста, Адам… ты же знаешь, как сильно я ненавижу это место. И уже все проходит, честное слово.

Она медленно втягивает в себя воздух и выдыхает. Проходит минута, и ее хватка постепенно ослабевает, а на губах появляется робкая улыбка.

– Видишь? Я же говорила.

Я откладываю ключи:

– Ладно, но тогда тебе нужно лечь…

– Конечно… что насчет Эммы…

Я качаю головой. Ей придется узнать правду – Рут Галлахер обязательно заедет, и я хочу подготовить Алекс. Но не сейчас. Не сегодня.

– Поговорим об этом утром. Сейчас тебе надо отдохнуть. Такое у меня условие, если ты не хочешь ехать в Рэдклифф.

Алекс опускает голову. У нее дрожат губы.

– Господи, – шепчет она, – бедная Эмма… бедная, бедная Эм, – поднимает взгляд, смотрит на меня, в ее глазах стоит слезы. – Девяносто второй… Это когда мы познакомились. В девяносто втором. Черт побери, двадцать шесть лет. Как это случилось? Ну, я знаю, что в последнее время она была сильно расстроена, но…

Я могу кое-что рассказать. Например, что я точно знаю, чем именно была расстроена Эмма. Например, что я был у нее и пытался помочь…

Однако я ничего не рассказываю. Может, и зря. Может, вы на моем месте рассказали бы. Но вы не на моем месте, а я не рассказываю. Мне следовало раньше рассказать ей, что я был у Эммы. Вчера, когда вернулся домой. Даже несмотря на то, что она была уставшей и собиралась ложиться спать. Или сегодня утром, перед уходом на работу. Я же пытался защитить ее, прятал ее в кокон, оберегал ее и нашего малыша. Теперь уже поздно. Если я расскажу ей сейчас, она решит, что мне есть что скрывать. И вы не стали бы винить ее за это, правда? Потому что вы сами так думаете. Вы гадаете, почему узнали об этом только сейчас… почему я не рассказывал об этом раньше.

Так что позвольте мне внести полную ясность: пусть вы не знали, пусть я вам не рассказал… но там, в квартире, вчера, с Эммой… у нас ничего не было.

Слышите меня?

Ничего, черт побери, не было.

* * *

На этот раз Куинн не единственный, кто приходит рано. Без пяти восемь, когда он толкает дверь в кабинет, и в помещении уже слышен гул голосов.

– Пришло электронное сообщение, – сухо говорит Эверетт.

Куинн что-то ворчит себе под нос и идет к своему столу. Но Эв не сдается. Она идет за ним.

– Свалилось как снег на голову… ты обсудил это с Галлахер? Фаули тебе что-нибудь говорил? Ну, до того?

Куинн качает головой. Ему хватает и того, что Кинг выставил его полным идиотом перед Клиландом. А сейчас он сильно зол на Фаули.

– Это уже превращается в привычку, – говорит Бакстер из другого конца комнаты. Он сидит, откинувшись на спинку стула, и вертит в руках стакан с фраппучино.

Эв хмурится:

– Что превращается?

– То, что Галлахер подчищает за Фаули.

Сомер непонимающе смотрит на него:

– Что ты этим хочешь сказать?

Бакстер пожимает плечами:

– Ну, так было с делом Эпплфорд, разве нет?..

Эв качает головой:

– Ну не надо,